Игорь Касько
Станислав Ливинский. А где здесь наши?
– М.: Воймега, 2013. – 48 с.
Сорокалетний рубеж для поэта – прекрасная пора ранней зрелости, еще без догматической навязчивости, но уже с определенным багажом за плечами в виде жизненного опыта. С нашего поколения начинается время тех, кто пришел в литературу после распада СССР, пришел на руины и, посидев в отчаянии, начал что-то созидать. Не потому, что хотелось создать что-то великое и эпохальное, а потому, что ломать уже было нечего. Развалины не принято разрушать.
Вот что пишет поэт и критик Кирилл Анкудинов: «Есть шестидесятники (воистину железные ребята), они царили до последнего; ныне шестидесятники сходят со сцены (по чисто физическим причинам), на смену им пришли семидесятники – как погляжу, тоже всерьез и надолго. Есть постмодернисты – они либо старше нас («советский андеграунд»), либо младше нас («курицынский призыв»). Есть «новые реалисты» – они совсем уж моложе нас. Нас нет. Мы чувствуем себя обнесенными чашей на литературном пиру и недоуменно хлопаем глазами».
Я думаю, что, безусловно, советская уравниловка принесла в нашу жизнь (теперь мы уже об этом можем говорить в прошедшем времени, с высоты своих сорока лет) самое плохое – самоуспокоенность, неготовность к выживанию. Мы за это очень дорого заплатили – потерей как минимум десятилетия своей жизни. Мы слишком долго «зализывали раны» девяностых. Пытались создавать семьи (кто-то и не по одному разу), искали работу (которая обеспечивала бы тебе и близким минимальный комфорт и в то же время оставляла время «на литературу») – то есть «косили под обывателя». Только сейчас мы начинаем чувствовать тягу к творчеству, вкус к созиданию «доброго-вечного». Я это вижу на примере своих сверстников-литераторов из Ставрополя. Нет, они писали и раньше, но только сейчас они чувствуют, что кому-то нужно их творчество. Пусть только сейчас, около сорока, мы по-настоящему влюбились в творчество (юношеские опыты не в счет), но «лучше поздно – чем никогда».
Все стихи книги Станислава Ливинского «А где здесь наши?» по большому счету обо всем об этом:
Судьба, судьбе, судьбы –
и лепишь кружева,
И виснешь, как дурак,
на микрофонной стойке.
Не вспоминай при мне
погибшие слова,
Не трогай у судьбы крутилки
и настройки.
Огромная страна уснула
на спине:
Лежит с открытым ртом.
В камине треск паркетин.
Да что ж так полысел
и дырочку в ремне
Проделал новую себе
к сорокалетью.
 |
| Будет город, маленький такой.
Фото Евгения Лесина |
Из стихов Ливинского пробивается свет прошлого: иногда приглушенный или почти потухший, иногда яркий и уверенно освещающий сегодняшний день. Перед нами малая родина:
Будет город, маленький
такой.
Огороды, заросли крапивы,
Водокачка, свалка за рекой
Режет взгляд, но смотрится
красиво.
Перед нами детство
и юность:
Дед Мороз с бородой
на резинке.
Школьный утренник.
Старый спортзал.
Ты, конечно, в костюме
снежинки.
Я в чем бог… и пиджак
слишком мал.
И звучит что-то вроде
лезгинки.
Есть в его стихах и воспоминания об армии, и семейные зарисовки, и мысли «высокого штиля» о предназначении поэта, о вере и неверии. О хороших стихах много говорить, я считаю, не надо. Их нужно читать.
Мне недавно на день рождения подарили шикарную книгу (я не люблю эпитет «шикарная» в обыденной жизни, но к книгам его применяю охотно) – «Георгий Иванов. Китайские тени. Самая полная книга мемуарной прозы». В ней есть, на мой взгляд, очень точная аналогия. Критик Константин Мочульский о книге Георгия Иванова «Сады» (1921) написал: «Это – художник-миниатюрист, создатель очаровательно-незначительных вещиц». Через десятилетие он напишет о новом сборнике Иванова «Розы»: «…ранее автор был тонким мастером, изысканным стихотворцем. Теперь – он стал поэтом». Точно так же можно охарактеризовать разницу между первой книгой Ливинского «Оглазок» и вышедшей в 2013 году «А где здесь наши?». Превращение из стихотворца в поэта завершилось именно с выходом этой книги.
Ставрополь
