Михаил Корюков
Вот так в провинции рождается поэзия. Фото Владимира Захарина
* * *
Дождь пробегает двор
наискосок,
не замечая тротуара.
Несчастен шаг, походкой
одинок.
Бренчит промозгло
стеклотара.
Со мною ночь, моргающий
фонарь,
ничтожный при мерцанье
молний,
а гром молчит. Закончился
словарь –
застыла улица в безмолвье.
И все-таки, быть может,
тишина
воздаст мне за такую
смелость,
освободит от яви и от сна,
от одиночества, надеюсь.
* * *
Ты, главное, в глаза мне
не смотри –
вдруг ненароком покажусь
несчастным.
В окно взгляд отведи, там
фонари
на тротуар глазеют
безучастно.
А фонарям виднее тротуар,
еще – карнизы сталинских
построек,
видней людей, свернувших
на бульвар,
под вечер оторвавшихся
от коек.
* * *
Хотело время или не хотело
скрипучий стул под пледом
отогреть,
но нагревалось только это
тело,
что рождено когда-то
умереть.
Хотело время или не хотело
себя переиначить, поменять.
Не захотело, может, не
сумело…
Не бойся, Время, обмануть
меня.
* * *
В воскресенье на Волковском
кладбище…
В понедельник с работы
домой…
Ни пути, никакого
пристанища
не дано прозаичной судьбой.
Все такое бесцветное – разное,
а цветное – такое одно.
Не сказать, не
прочувствовать важное.
Не принять, не отдать, что
дано.
Вижу камень, покрывшийся
наледью,
и на нем – из пластмассы
цветы.
Замело этот камешек
памятью…
На душе же бинты и бинты.
На желтой улице
Свердловска
Вокруг темно, преддверье
страшной ночи.
Вдыхай меня, всесильный
Уралмаш.
Моя душа сегодня
кровоточит,
как в первый день свиданья,
впрочем, наш.
Иду по желтой улице
Свердловска,
не потому что желтая –
больна,
а потому, что отсвет цвета
воска,
фонарный отсвет приняла
она.
А слева дом – хромое
общежитие
змеей легло на желтенький
квартал.
В нем жил когда-то добрый
дядя Митя –
от желтой жизни он
недобрым стал.
Иду по желтой улице
Свердловска.
Вдыхай меня, всесильный
Уралмаш.
Гори свечой, и капай каплей
воска,
как в первый день свиданья,
впрочем, наш.
* * *
Прозрачные глаза витрин,
чуть выше улица и трубы,
а у фонтана я – один –
до сухости кусаю губы.
В пальто нечищеном стою
на площадном дождливом
фоне
у самой бездны на краю,
сжав сиротливые ладони.
Пятиэтажные дома,
как неродные, как чужие,
и только улица одна:
Строителей,
мы на которой жили.
* * *
В провинции ноябрь. Сутки
дождь
стекает с неба, словно чье-то
горе.
Всем наплевать, наверное.
И что ж
прекрасен так промозглый
этот город?
Асфальт не свят, и лужицы
грешны,
дома глухи, бордюры
безответны –
под легкий стук и шепот
тишины
спокойно как-то – капельки
суетны.
Твержу себе под детский сонм
обид
о трехэтажном желто-белом
доме,
в котором был я теплотой
укрыт
и холодом без «прочего», без
«кроме».
Здесь было что любить и
не любить:
Наташу да соседского
ублюдка.
Я не смогу здесь год еще
прожить,
но не уеду никогда отсюда.
