Олег Мраморнов  |
| Там, за Понтом Эвксинским…
Фото Елены Семеновой |
В книгу Ольги Постниковой вошли стихи разных лет (первое стихотворение помечено 1965 годом). В них ощутима несомненная цельность поэтического мира, которая, однако, вовсе не статична: в ней присутствуют и ожидание, и удивление, и разочарование, и боль, и новая радость узнаванья. Со словом она работает как взыскательный к себе художник, и у нее есть своя тема, которая ее раз от разу вдохновляет, – она поэт «ближней Эллады». Дальняя – та за Черным морем, за Понтом Эвксинским – уходит вглубь Средиземноморья и на Балканы, охватывает Малую Азию… А Постникова воспевает северо-причерноморскую и приазовскую Элладу, отсюда название книги – «Понтийская соль»: «И слез ее особая соленость –/ вся Меотида в капле на губах…» (Меотидой, или Меотийским болотом, греки, селившиеся здесь с VI века до Рождества Христова, называли Азовское море).
Постниковскую Элладу уместно назвать «ближней» еще и потому, что она автору интимно, тактильно близка: «Придут полнотелые девы камней/ И прозрачные руки протянут ко мне…» Похожие настроения владеют автором и в стихотворении «Статуэтки Танагры».
Под глиняными зонтиками
дамы,
Из древних извлеченные
гробниц…
И не следа от похоронной
драмы
На щечках этих акварельных
лиц.
А наиболее близка автору по обстоятельствам судьбы и по профессиональным занятиям реставратора-античника Керчь – столица древнегреческого Боспорского царства Пантикапея. Рассматривая найденные ею неподалеку синие античные бусины, поэтесса обращается к боспорской гречанке с близкого расстояния: «Ты отряхнула пеплос/ От жертвенной золы,/ Неся кристально-синий/ Сапфировый кулон/ Сквозь гром землетрясений/ В пантикапейский сон…»
Греки заплывали и основывали свои города и колонии далеко от Итаки, но Гомер их сопровождал повсюду. Женскую долю Постникова рисует через образ Пенелопы, и у нее это выглядит элегично, протяжно: «О сестра моя, Пенелопа, как пальцы твои обрусели…» Не только исток женственного лиризма открывается ей в другой гречанке – Сафо, но образ живой и решительной женщины: «Так Сафо, притворяясь коварной,/ Говорила на ложе: «Уйди!»,/ Чтоб лавандовой каплей янтарной/ Озлатить полусферы груди…»
Пристально вглядываясь в остатки античных статуй и строений, в украшения, в сосуды, в камни Боспора и Пантикапеи, автор отмечает и последовавшие за древнегреческим римские, византийские, генуэзские и более свежие культурные слои, пытается переплавить и их в поэтическом тигле, «подключает» природу – море, небо, деревья, травы…
Ах, лаванда, лаванда, лаванда,
Сизый стебель и синий
цветок –
Светоносной Эллады прохлада
И Востока тряпичный
восторг…
В керченских стихах Постниковой история прокатывается по горе Митридат, бывшей и местопребыванием боспорских царей, и главной огневой высотой города во время Великой Отечественной войны: «Счастья не было здесь, эти тысячелетья жестоки/ На двугорбой горе, где никто никого не зовет,/ Созревает шиповник и рдеет на солнцепеке/ И на бабочке каждой траурный зольный налет». История утюжит, а современность скрывает прекрасные черты Эллады, оставляет запахи гари и знаки тлена. «Обращение к античности порождено бегством от удручающих обстоятельств века», – писал некогда Фридрих Шлегель. Но у Постниковой никакое не бегство, а присутствие, и обращенное к курганам Крыма драматическое стихотворение о коллизиях личной жизни вопреки всему заканчивается так:
Но сколько тут знаков
счастливых времен,
Цветов, чьи названия мы
потеряли,
Бесхитростных ликов,
античных имен,
Стихов, что с тобой вперебой
повторяли.
 |
| Ольга Постникова.
Понтийская соль. – М.: Время, 2014. – 63 с. |
Всегда волнительно и радостно открытие Эллады, ибо там истоки наших мыслительных и пластических образов. Так было у немецких романтиков. Так было у Николая Щербины, у Иннокентия Анненского и, конечно, у Мандельштама.
Уроженец Керчи Юрий Терапиано в эмиграции вдохновенно вещал: «Эллада в скалах Таврии нетленна,/ И корни лоз, и рыба в глубине,/ Забывши обо всем, что современно,/ Классической покорствуют весне…» В поисках истоков своей стихотворной речи наши поэты обращаются порой к тени Овидия, высланного Цезарем в северное Причерноморье, а Постникова идет дальше вглубь времен, когда и Рим еще не был столь значителен и велик. Она признается в том, что любит античное чувство свободы, которое связано не с Римом, а с Грецией.
Только молодость, только
над морем восход
И струение аквамариновых
вод.
И в трехгорлые льют ойнахои
Виноградное пламя сухое.
… … …
Я пойду на зеленый,
в промоинах, склон,
Я найду тетрадрахму
(восторженный конь
На монете царя Митридата).
Так я счастлива,
так я богата!
