Александр Самойлов
Я маленький, я спать еще хочу… Александр Лаврухин. Пушкин и его няня
Книга Андрея Чемоданова называется «Ручная кладь», и в связи с этим мне вспомнилось вот что. Когда-то давно я работал дворником на привокзальной площади Челябинска. Там тогда был лабиринт коммерческих ларьков, а я в нем разгребал снег и сбивал лед. Иногда из утробы ларька через маленькое окошечко протягивалась рука с купюрой – премией мне за хорошую работу. Вот я вспомнил это и почти всплакнул: до каких пор поэты в этой стране будут вынуждены зарабатывать себе на хлеб всякой фигней?! Спасибо, все прошло, я в порядке.
Так вот. Однажды ко мне подошел какой-то мужик и попросил за деньги донести его чемодан до гостиницы. Я – жадный до денег – согласился. Но, друзья мои, это был просто капец какой тяжелый чемодан! Это был самый тяжелый чемодан в моей жизни! Ни до, ни после я не таскал таких тяжелых чемоданов! Иногда мне кажется, что я до сих пор пру его. Вот такая история.
Про поэта Чемоданова пишут, что поэзия его настоящая. Соглашусь при условии, что «настоящая поэзия» – это жанр. В такой поэзии абстрактное чувство дается через конкретный предмет или ощущение. Допустим,
в квартире ночь а в комнате
окно
свербит шерстинка крошка
волокно
не вычесать не выморгать
не сдунуть
щекочет сны и шевелится
думать
что все пройдет как смена
у станка
как ловко вьется локон днк
бессмертие а может
быть проклятье
я сплю я сплю и не желаю
знать я
кто крутит эту страшную
пращу
я маленький еще
я спать хочу
 |
| Андрей Чемоданов.
Ручная кладь. – М.: Воймега; Творческое объединение «Алконость», 2016. – 128 с. |
То есть вы поймете, что у вас есть сердце, только тогда, когда оно заболит. Болезнь, утрата – основные темы настоящей поэзии.
Поэтому настоящая поэзия говорит простым языком: «водка есть/водки нет».
Поэтому настоящий поэт надеется, что он будет понятен даже неискушенному читателю. Впрочем, не особо надеется, потому что неискушенному понятен не настоящий поэт, а сетевой, что совсем не про Чемоданова. Настоящая поэзия – не наивна, ее простые образы – это не начало, а финал, точка в бесконечном несвязном бормотании. Это насилие над ним. Это камни, которыми поэт пытается перегородить стремительный поток (дерьма – подсказывает мне настоящий поэт).
Дело безнадежное, поэтому настоящий поэт традиционно трагичен. И смерть как единственное, настоящее.
я кричу пейте только какао
из предсмертно взлетающих
сил
это круче цитатников мао
мало кто еще так голосил
все всегда измеряется
числами
не позволю детишкам рыдать
есть мне чем рассчитаться
с отчизною
есть за что свою душу
продать
как бы жизнь ни была
перепутана
нашей смерти найдется цена
крикнул пейте какао
ван гуттена
а в ответ тишина
на хрена
Хочется верить, что Чемоданов верит в настоящее, потому что должен же кто-то верить в него.
Но почему-то молитва настоящему – это всегда крик и боль. Я не знаю почему.
Челябинск
