Нет ничего ужаснее друзей

Когда бы Бог хотел меня постичь,

он дал бы мне талант к стихосложенью,

и дал бы вдохновение как жженье,

как Пушкину пылающий кирпич

задвинул бы, но он наоборот

решил со мной как с Пушкиным не мучиться –

так изредка вина зальет мне в рот

и терпеливо ждет,

чего получится.

Не очень оригинальный псевдоним он себе выбрал в интернет-пространстве – Конь в пальто, – но, прочитав эти строчки, невозможно не почувствовать к нему симпатию. На редкость обаятельно он сам над собой смеется. И еще сильнее симпатия эта становится, когда видишь, как стоит он, задумавшись, в своем потертом пальто и бормочет:

Вот старичок и жизнь прожил…

Остался в общем-то доволен,

но только в старости дружил

с одной природой неживою:

с базальтом серым как штаны,

асфальтом пыльненьким невзрачным,

и все бы это было мрачным,

когда бы не было смешным

и грустным.

Хочется подойти к нему и спросить: о чем ты, Конь, грустишь? О чем бормочешь? Не об этом ли:

Моих стареньких родителей

перестали слушать чашечки –

добела не вымываются,

вырываются из рук.

Они думали – вредители,

потом думали – бедняжечки,

а теперь всё улыбаются –

понимают, что каюк.

Мало старому усталости,

мало старому отсталости,

так ему еще посудинки

норовят понавредить.

И скользят они безжалостно,

не даются в руки старости,

к послушанью не принудить их,

не поймать их, не отмыть.

Все на кухне стало скучное –

западает, забывается,

затихает в миллиметрике

от помойного ведра.

Вот и чашка злополучная

вылетает – разбивается,

вот и нам в другие метрики,

говорят они, – пора.

Как просто и неотразимо твое бормотание. То ли ты свифтовский гуигнгнм, то ли и правда тот самый волшебный конь Заболоцкого. Открой свою тайну, Конь! Не открывает. Он прав, конечно. Нам не положено это знать.

А может, оглядываясь назад, вспоминаешь ты, Конь, Лермонтова? Повторяешь, может, его безнадежное: «В себя ли заглянешь – там прошлого нет и следа. И радость, и муки, и все там ничтожно». Прав – думаешь – прав Михаил Юрьевич. Такой молодой, а откуда-то уже знал про это. Хоть и не все, конечно, знал. Пожалуй, можно тут еще кое-что добавить. И от своей судьбы отщипнуть, и от судеб друзей-ровесников, да и постарше кое-кого тоже что-то могло бы пригодиться.

Сейчас, сейчас... Сосредоточиться б надо, а тут эта проклятая стройка прямо под окнами. Стучит этот бездельник, стучит. Постой, постой, а может, с него-то и начать. «Строитель из люльки стучит по кирпичику»... Да-да, вот оно:

«Строитель из люльки стучит по кирпичику, не зная чего бы еще протереть, и рамы прибили уже, и отличненько, и жизнь незаметно прожили на треть. Но жизнь – она только тогда начинается, как выстроишь домик, да вырастишь сад, пусть был ты отчаянным самым чапаевцем – все это забудется, выветрится. Ребеночка вырастишь – травушку сорную, чего-то напишешь тайком под сукно, и женщину будешь насиловать сонную, а сонная – с опытом, ей – все равно. Еще одну треть оттрубив добросовестно, и сердцем поймешь, и дойдешь головой, что жизнь – она вроде затянутой повести, в которой концовка важнее всего. Но будут кормить оскорбительно с ложечки и кашу размазывать по бороде, на мокрую улицу только немножечко в окошко дозволено будет глядеть. Наступит финал, медицина отчается, и доктор уйдет, на прощанье сказав, что жизнь – вроде боли, а боль не кончается, когда закрываешь глаза».

Да, невеселый он, этот Конь, невеселый. Все думает про что-то свое. Иногда совсем уж про что-то мрачное:

Нет ничего ужаснее друзей –

жизнь кончится, все остальные люди

попрячутся и никого не будет,

хоть старые глаза все проглазей.

Останутся друзья, придется с ними

ходить по старым памятным местам,

перебирая ножками больными,

лежать по старым памятным кустам

с подругами забытыми своими.

А жизнь и без того уже пуста –

без этого облезлого куста.

Друзья мои, прекрасен наш союз

в начале самом этого союза,

а дальше не союз он, а конфуз,

а дальше неприятная обуза.

Встречайтесь реже, водку пейте врозь,

чтоб с прахом лобызаться не пришлось.

А вообще-то Конь в пальто – это Василий Борисов, русский поэт. Хороший поэт, настоящий. Посмотрите, какие откровения дарятся ему небесами:

Лишь Смерть подкралась к старичку –

упал последний лист дубовый,

заволновался бор сосновый,

речному вторя ивняку.

И клен, к рябине наклонясь,

шепнул кленовое признанье

и старичок обрел сознанье,

лесную братию кляня.

Едва замыслишь умирать –

Природа котиком ластится,

иль шумнокрылой голубицей

садится грузно на кровать,

иль принимается шуметь

ботвой картофельной меж грядок,

и все приходит в беспорядок,

и невозможно умереть!