Слеза, вылепленная из снега

Обреченный, умирающий снег в конце зимы. Фото Евгения Лесина

В конце зимы,

что нам казалась бес-

конечной, небо светится

неброско,

стоит худой и поредевший лес,

как из сраженья вышедшее

войско.

Об эту пору гуси испокон

веков торят обратный

путь воздушный,

и лошади без войлочных попон

на скотный двор выходят

из конюшни.

Читатель спросит в недоумении: ну и что? Что тут такого особенного? Стихи как стихи. И то верно... Ничего особенного нет. Но пусть читатель не спешит с выводом:

Нам кажется,

сейчас журчащий бег

ручья наполнит всю округу

новью,

а это просто обреченный снег

лежит и набухает

темной кровью.

Вот во что всматривался поэт, прежде чем вдруг увидел, что снег, на который он смотрел, обречен не просто на то, чтобы растаять, а на нечто гораздо худшее и даже страшное: на воспаление, да не просто какое-нибудь, а которое еще и с кровью... В этом умении Сливкина всматриваться и видеть подспудное трагическое течение жизни – секрет необычайной глубины и метафоричности его поэзии. Вот еще одно «прозаичное» начало, не обещающее ничего «особенного»:

Я от платформы Комарово

лыжней скользил наискосок

и возле кладбища лесного

лепил без варежек снежок.

Ну и что? Что тут такое особенное мы видим, чтобы вдруг полюбить это стихотворение? Чтобы сказать себе: о, оно захватило меня с самого начала, с первых строк...

Крепленья сбрасывал в сугробе

и шел в еловой темноте

среди торжественных

надгробий

к одной обыденной плите.

В стихотворении перед этим лошади сбросили с себя попоны, а тут человек сбросил лыжные крепленья. Гуси «торили» воздушный путь, а человек «торит» свой путь среди леса и кладбища, в этом лесу расположенного. Там дохнуло весной, а здесь этот темный лес расступился перед каменными надгробиями…Главное, что там и тут это все очень обыкновенно, прозаично. И хотя надгробия торжественны, но поэт и сам сказал, что шел не к ним, а к «обыденной плите».

Над ней кружился

снег усталый,

и луч, пробившись, остывал,

и я на ней комок подталый –

в руке согретый – оставлял.

Евгений Сливкин. Обреченный снег / Предисловие Сергея Гандлевского. – Нью-Йорк: Littera Publishing LLC, 2020. – 156 с.

Шинельно-серый наст

к земле приник,

рукав ручья трепещет

при дороге,

где в марте умирает снеговик,

как венценосный стоик

в белой тоге.

А вам пришло бы в голову сравнить снеговика, его нос-морковку и глуповатые круглые глазки, с венценосным стоиком в белой тоге?

Степенно оседает, оседа…

в молчании – ни стонов

и ни жалоб.

Река времен – какая ерунда…

Не вечности жерло,

а сточный желоб!

Вот в том-то и заключается настоящая поэзия, что поэт приобщает и читателя к труду «открывателя». Сборник Сливкина захватывает тем, что заставляет вчитываться в каждое стихотворение, ибо каждое из них продолжение если не предыдущего, то какого-нибудь другого обязательно. Согласитесь сами: разве этот «стоик» с морковным носом не является продолжением того самого снежного комка, который согревал в своей руке поэт перед тем, как оставить его на могиле близкого человека? И как тот снежок, тая под теплом, исходящим от человеческой руки, радовался за свою такую прекрасную судьбу, так этот стоик героически переживает гибель в сточной канаве затухающего исторического процесса, в сточной канаве, которой обернулась когда-то роскошная полноводная река блистательной зимней поры с ее сверкающе манящими снежными далями...

И перед окончательным

концом, –

но только перед ним,

и только разом! –

с глазастым он расстанется

лицом

и сам себя накроет

медным тазом.

Вот и выясняется, что это стихотворение про каждого из нас: краем глаза, в одну сотую долю секунды поэт увидел снеговика и понял, что перед ним не снеговик, а все тот же снег, набухающий кровью, или, например, каждый из нас, героически гибнущий в сточной канаве обмельчавшей «реки времен»... И вот этим своим стремительным взглядом, своим пронзительно глубоким сочувствием, поэт поддержал несчастного стоика, послал ему братский привет перед его смертью, отдал умирающему частицу своего тепла, послав неслышное для других: вижу, вижу, мой тающий друг, ты умираешь стоя...

Вся подлинная поэзия только об одном: об умении человека жить и умирать с другим и во имя другого... Читать книгу Евгения Сливкина бесконечно интересно: такое впечатление, что она написана вашей рукой – той самой человеческой рукой, слепившей снежный шарик, не то тающий на солнце, не то холодеющий на морозе…