Куда мог идти Лан-Дао

Марк Ляндо в Казанском университете. Конец 40-х годов. Фото из архива семьи Ляндо-Петровых

Его стихи трудно читать. Кто не слышал, как он сам читает свои стихи, не поймет их. Он вкладывал при чтении столько дополнительной информации, что не углядеть за расставленными словами. Марк был всегда самым крепким из поэтов, словно обломок скалы, он вытесывал из себя громокипящие камни. Читал «виногимны» так, что непонятно, то ли сам бог Дионис ему диктует, то ли Пан. Он был олицетворением мужской силы и здоровья. И казалась, что он вечен. Жить той бездольной, богемной жизнью и 90 лет сохранять форму супермена, казалось, невозможно.

Были в Москве такие особенные дома, точки, где собирались, где создавались направления искусства. По возрасту Ляндо подходил лианозовцам. Ходил бы он к ним, видел бы много бараков, мусорных свалок. Стал бы лианозовцем. Но он в это время ходил в геологические партии и видел нашу необъятную родину, которую исколесил вдоль и поперек и даже, как и положено геологам, заглядывал вглубь. Когда Марк начал писать стихи, поэты 50-х годов круга Черткова, собиравшиеся на мансарде Галины Андреевой, уже перестали писать. И он не стал поэтом мансарды. Марк примкнул к смогистам, но самый старший смогист был на пятнадцать лет младше Марка, и тут полноценного соединения не произошло. Хотя за чтения у памятника Маяковскому расплатился он тяжело. Так насел на него КГБ, что пришлось лишиться профессии. Это был тяжелейший удар. Жизнь приходилось начинать с нуля. Ради поэзии, из-за поэзии произошла эта перемена жизни.

У Марка была своя точка сборки, его загородный дом в Томилине. Именно этот деревянный дом стал еще одной интеллектуальной точкой на поэтической карте России. У этого дома было и свое особое, уникальное название – «База». Хотя сам Марк предпочитал другое – «Ковчег», но тем не менее все знали, что это «База». Никогда не говорили – «поехали в «Ковчег», но всегда говорили – «пора на «Базу» и это было всем понятно. Хотя, с другой стороны, ясно, что тут был истинный ковчег. Ковчег не разных людей и зверей, но разных культур. Здесь действительно образовалась база, то есть основа всех фундаментальных знаний, которые выработало человечество. И я бывал на «Базе» и тоже оказался у края стола этого интеллектуального пира. Тут собирались поэты и энциклопедисты. Не было, казалось, такой области человеческих знаний, которая тут не была освоена, перемята, пережевана и даже заучена наизусть. То время, в которое все доступы к любым источникам были надежно перекрыты, рождало немыслимых интеллектуалов. И сам Марк, ставший на долгое время экскурсоводом, был источником знаний. Он знал абсолютно все. Я приезжал, топил печь в доме, слушал разговоры старших и не представлял, не мог представить, в каком мире нахожусь. Контраст с повседневностью был фантастическим. Легче было представить, что ты перелетел на другую планету к гуманоидам, чем то, что эти люди, которые собирались на «Базе», были людьми, жившими в эпоху «развитого социализма».

Многим казалось, что Марк поет с чужого голоса. Действительно, он так и не вписался, не нашел подходящую компанию. В 1990-х он тоже не освоился, хотя его стали наконец издавать, приняли в Союз писателей. Его стихи словно бы написаны в начале XX века, а не нашим современником. И это не подражания или перепевы. Просто Марк Ляндо – еще один поэт Серебряного века, оригинальный, преимущественно с эллинистическими мотивами, только живший почему-то в конце XX века — начале XXI-го и умерший от загадочного коронавируса, как сто с лишком лет назад умирали от испанки.

В Коктебеле есть крутой обрыв, ведущий на Килову горку. Сейчас это место обустроено, появилась длинная лестница и называется оно «у Грифонов». А тогда это была просто крутая тропинка над морем, взобравшись по которой на обрыв можно было окинуть взглядом всю бухту, огромное, прекрасное пространство между Кара-Дагом и Хамелеоном. Я любил там сидеть и смотреть вдаль, словно с облака, и однажды увидел знакомую фигуру, восходящую по тропинке ко мне. Это был Марк. Мы не виделись лет десять в Москве, и вот встреча. Мы обнялись, и я сказал: «Ну, теперь повернись Марк, оглянись. Зачем ты шел иначе так долго?» «Да я знаю, знаю, что там, за спиной. Знаю, – ответил он. – Там все. Весь мир, и вся энергия его». И он так и не оглянулся: пошел дальше, не обернувшись. Здесь, в Коктебеле, в Доме Волошина, он получил и заряд на всю жизнь, и признание. И он шел, не оглядываясь на современников. Шел своим путем, который сам нашел. Путем дао. А как еще мог идти Марк Лан-Дао?