Кто коньяком страхуется, кто водкой

Люблю пройтись по улице

Мясницкой,

к прохожим приноравливая шаг,

здесь хаживали князь Василий

Сицкий

и математик доблестный

Магниций,

и Пушкин здесь ходил,

и Пастернак…

В года коммунистического бума,

когда людская кровь лилась,

как дождь,

переназвать взялись ее

без шума

в честь одного парнишки

из Уржума,

которого убил его же вождь.

Переназвали, но не тут-то

было,

ведь улица не просто кирпичи,

ведь сквозь нее история сквозила

и, как в мешке никто

не спрячет шила,

ее Мясницкой звали москвичи.

Пока живем, пока былое

жжется

и не мелеет времени река,

пусть, кто не рад, башкой

о стенку бьется,

Мясницкой эта улица зовется –

не именем советского князька.

* * *

В.

Повезло, свершилось,

подфартило,

оказалось, все преграды – блеф,

на полдня меня опередила,

к месту встречи утром

прилетев.

Ну, а я, сомненья и заботы

сдав в багаж, доверился судьбе –

с неба, пассажир аэрофлота,

падая стремительно к тебе.

Знал, что ты безумно будешь

рада,

что пойдет объятий беспредел…

Самолет снижался

над Белградом,

день в иллюминаторе горел.

* * *

Мы каждый день на волос

от беды –

кто коньяком страхуется,

кто водкой –

войди на Патриаршии пруды,

на этот сквер с чугунною

решеткой.

Тут где-то рядом Аннушка

жила,

о роковом бессмертье не мечтая,

она не здесь ли масло пролила

на рельсы ныне снятого

трамвая?

В аллее двух прохожих

разговор

(очки, портфель) булгаковского

типа,

и на углу трехглазый светофор

опасно веткой заслоняет

липа…

* * *

Наш кот Радамес не

из знатного рода,

точь-в-точь, как его

полосатые предки,

ему фиолетова всякая мода –

с рожденья своей не меняет

расцветки.

Он в доме учтиво соседствует

с нами,

глаза свои желтые жмурит

от света,

четыре полосочки между

ушами –

следы, по преданью, руки

Магомета.

* * *

Гряда облаков, как из жести,

над снегом, над парком –

вдвоем,

хоть чем-то мы связаны

вместе,

а все ж параллельно идем.

Дорожкой – не той, что короче,

а той, вдоль которой забор, –

прогулка приятная очень,

сердечный такой разговор.

Такие простые подарки –

улыбка и взгляд вместо роз,

прогулка в Лефортовском парке,

когда минус десять мороз.

* * *

Чертополох или репейник,

в колючках острых нелюдим,

он очевидный не соперник

цветам красивым полевым.

Но вдруг соцветьем лиловатым

в застройке вспыхнет

городской…

А ведь его с Хаджи-Муратом

сравнил однажды Лев Толстой.

* * *

Поглядишь – и день не тяжек,

даже стало веселей –

над каре пятиэтажек

вьется стайка голубей.

Вьют круги над головою

под порывом ветерка,

выше – небо голубое,

кучевые облака.

Кружит стая, будто тает

средь окраин городских,

на земле стоит хозяин

и любуется на них.

Возле старой голубятни

в Тимирязевке моей…

Этот миг забудешь вряд ли,

жизнь уходит безвозвратней,

с каждым годом все быстрей.