Родства не помнящая матрица

Иногда почувствуешь себя в матрице, и никакое родство не поможет.  Фото Андрея Щербака-Жукова

В непродуктивном поиске

богинь

однажды занесет в какой-то

терем,

представишься никем – куда

ни кинь,

любой сертификат заверен

зверем:

в железе шарить, в Рубенсе

рубить,

казаться нуворишем, не воруя,

где тонко – неразрывна эта

нить,

а на щеках серебряная сбруя,

прогнав холодным душем

недосып,

в палатке зацепил, а как иначе,

пол инстаграма финской

колбасы

и две бутылки «Чивайса»

на сдачу,

желанием отметиться

прошит

лирический герой, как все

поэты,

и жить и чупачувствовать

спешит,

пока не ссадят гопники

с планеты,

запутавшись в толпе живых

икон,

с которыми легко грустить

о прошлом,

стараешься не ерзать париком,

а ухмыляться сдержанно

и пошло,

по ходу разыграть моралите,

довесок из того же инстаграма,

не тесновато ль кольтам

в декольте –

спросить у сомневающейся

дамы,

потянешься за рюмочкой

в буфет,

«а Вы?» – украдкой косишься

на груди,

откроешь дверцу, а оттуда

свет –

и баритон Всевышнего:

да будет.

На вершине склона

Сбиваешь, радостью влеком,

расползшийся снежок

по веткам,

Царь-колокол звонит «велкОм»,

а хитрым англосаксам –

«вЕлком»,

в авоське северных щедрот

на сердце как бы ни зудело –

найдешь в шашлычной всякий

сброд,

чтоб перейти от плова к делу,

разглядывая на просвет

проделок прошлого мицелий,

ты, кардиолог-сердцеед,

усердно двигаешься к цели,

хоть не художник Налбандян

писать парадные портреты,

где гладиолусы галдят,

и маршалы во фрунт, воспеты,

пока у вечности в горсти

зажат, заранее освистан,

чтоб невзначай приобрести

иное свойство или свинство,

чтоб всяко лыко гнать

в строку,

хоть стадо обло и бодливо,

как и позволено быку,

спустись с холма неторопливо.

Надежда на лучшее

Редьярда Киплинга встречайте

– кабриолет его мангуста,

живое тянется к зайчатью,

поэтому в цене капуста,

козлы на пазлы не в обиде,

им надоело строить козни –

живьем один лишь раз, Овидий, чем дальше, тем метаморфозней,

прощаю телескоп за резкость, всю, как на иглах, к

уклу вуду,

намедни тот сорвался

в трезвость, а этот –

выбрался оттуда,

пускай гроза глаза таращит,

искрит захватом электрода –

вокруг красавицы летящей

всегда нелетная погода,

пожмешь у девы, что посмеешь,

надеясь, что не встанет

в позу,

от скошенной травы косеешь,

лысеешь, перейдя на прозу,

тебе какого надо флага, гулага,

фига, недотрога –

где пять баранок цвета манго,

а манго не бывает много,

под «шардоне» сойдет на удаль

сырок, как балерина, плавный,

пока Эйяфлатлайокудль

дрожит, захлебываясь лавой,

когда трахеи распирает

в болотной ряске цапля вопля,

нас нахлобучит по спирали

простое счастье,как оглобля.

Рифмоукладчик

Проходишь двориком

поленовским,

в сырых опилках вязнут кеды,

как снимок суеты

рентгеновский

плывет Туманность

Андромеды –

не сомневаясь ни малевича,

душой не кривичи с курзала,

накладывает руки девичьи

на все, что жгло и волновало,

унесены в одной гондоле мы

оттуда, где цветы пылятся,

собаки с вечера не доены,

коты в курятнике по яйца,

со сна сосна с березой

рядышком

поярусно встает на лапы,

и раздвигают хвою ландыши

ушами кролика из шляпы,

над запыхавшимися пихтами

рассвета тянется зевота,

и только метеоры вспыхивают,

как племенные патриоты,

от черных дыр по-рачьи

пятится,

из лампы просится на волю

родства не помнящая матрица,

в следах припоя с канифолью,

больничка жизни нахимичила –

горчичник, бинт и мастер йода

над сгустками эфира

птичьего –

в глуши,

как «Радио Свобода»*

* На территории РФ признанная иноагентом.

Казань