Я б хотел быть сыном матери-еврейки

В своих эссе Павел Полян не ограничивается темой поэзии: Дмитрий Шостакович и Евгений Евтушенко на премьере Шестой симфонии. Иллюстрация из книги

Приступая к чтению поэтической антологии о Бабьем Яре, невозможно не вспомнить известные слова Теодора Адорно: «Писать стихи после Освенцима – это варварство». Иногда их опровергают – мол, и в самом Освенциме, и после написано немало стихов и песен. Я бы не стал так горячиться, а интерпретировал бы приведенную цитату следующим образом – после Освенцима нельзя писать стихи так, будто Освенцима не было. И будто Бабьего Яра не было, тем более он случился раньше, чем был построен Аушвиц-Биркенау.

Овраг смерти – овраг памяти.  Стихи о Бабьем Яре. Антология.  В 2 т. Т. 1 / Сост. П. Полян,  Д. Бураго.– Киев: Видавничий  дiм Дмитра Бураго, БО «БФ «Меморiал Голокосту  «Бабин Яр», 2021. – 296 с.

Старые песни о главном… Именно – о главном. Для многих поколений советских евреев память о Бабьем Яре была и остается главной, не побоюсь этого слова, скрепой, нас объединявшей и объединяющей. При советской власти то были запретные или полузапретные песни. Потому что их не публиковали или почти не публиковали. Стихи о Бабьем Яре мы слышали от родителей, переписывали в толстые тетрадки в клеенчатых обложках. Переписывали неизвестно откуда, с повторяющимися ошибками. А взрослые разбирали полуслепой шрифт на тонких машинописных листах – «Эрика» брала четыре копии». Некоторые слова было трудно разобрать, ну как слушая из старого магнитофона несколько раз переписанную пленку с помехами.

В этой книге есть многое из того, что мне больше всего хотелось знать, да некого было спросить. Скажем, мне всегда хотелось знать подлинные обстоятельства появления «главной песни», из которой страна в 1961 году узнала о трагедии Бабьего Яра, над которым в ту пору еще не было памятников. Речь, понятно, о поэме Евгения Евтушенко. Сам автор многократно рассказывал историю его публикации – и каждый раз немного по-разному. Особенно трогательно у него выходила история о том, как главный редактор «Литгазеты» Виталий Косолапов так проникся крамольным по тем временам стихотворением, что решил его напечатать без согласования с ЦК, лишь посоветовавшись с женой, после чего был незамедлительно отстранен от должности. На самом деле Косолапова уволили лишь через полтора года и не на улицу, а перевели директором крупнейшего издательства. От этого подвиг Евтушенко – а это был, без сомнения, подвиг – нисколько не поблек, просто мне, и не мне одному, всегда интересно, как там было на самом деле. Антология – ни в коей мере не апология, автору присущ трезвый взгляд на вещи.

Овраг смерти – овраг памяти. Стихи о Бабьем Яре. Антология: В 2 т. Т. 2 / Сост. П. Полян, Д. Бураго. Павел Полян. Гулкое эхо [Эссе].– Киев: БО «БФ «Меморiал Голокосту «Бабин Яр», Издательский дом «Дмитрий Бураго», 2021. – 296 с.

Иной раз представители нашего народа ведут себя по отношению к нему не лучшим образом. Скажем, евреем (со всех сторон) был известный журналист «правдист» Давид Заславский, писавший в одной из своих статей о не успевших или не догадавшихся эвакуироваться из Киева евреях: «Погибшие составляли самую неустойчивую, наименее достойную часть советского еврейства». О том, как они прожили свои последние дни, есть в еще одном из эссе Поляна. В описании оккупированного Киева он идет вслед за Василием Гроссманом, писавшим о том, как «в переулках, темных подворотнях, в гулких дворах появились новые люди, их быстрые, недобрые глаза усмехались смелей, их шепот становился громче». «В первые же часы оккупации, – вторит ему Полян, – Киев превратился на время в адову диктатуру этих «новых людей», прежде всего дворников – и прежде всего над евреями и коммунистами».

Жизнь людей на оккупированной территории много лет была закрытой для обсуждения темой, да и по нынешним временам она все еще взрывоопасна. Пример тому – встреченная мною публикация (не буду называть автора) с обвинениями составителя чуть ли не в оправдании коллаборационизма за то, что он рассказал о судьбе поэта Якова Галича-Гальперина. Во время оккупации тот обрел защиту в весьма неожиданном месте – у украинских националистов и печатался в оккупационной газете «Украинское слово», что не спасло его от разоблачения и гибели.

Такая вот, так сказать, перпендикулярная судьба, не вмещающаяся ни в какие рамки. Неожиданная, правда? С такими неожиданностями читатель не раз встретится на страницах двухтомника. Как видите, о Бабьем Яре еще далеко не все сказано.