Россия, ты на паперти кричала...

Кублановский служил России и ее поэзии всегда, даже в самые трудные времена. Фото РИА Новости

«Поэзии Кублановского свойственны упругость стиха, смелость метафор, живейшее ощущение русского языка, интимная сродненность с историей и неуходящее ощущение Бога над нами». «Творчество Кублановского – событие чрезвычайно значительное, с последствиями которого русской поэзии придется считаться на протяжении многих десятилетий… Его техническая оснащенность изумительна, даже избыточна. Кублановский обладает, пожалуй, самым насыщенным словарем после Пастернака». Первая цитата принадлежит Александру Солженицыну, вторая – Иосифу Бродскому. Согласитесь, мало кто из наших современников может похвастаться такими оценками двух нобелевских лауреатов. Однако по отношению к Юрию Кублановскому это кажется вполне закономерным.

Помните, несколько лет проводили голосование по поиску символа России? Маршал Жуков, Высоцкий, Есенин, Пушкин. А мне совершенно серьезно приходила мысль, что когда-нибудь так будут говорить и о Кублановском. Как о примере верности своей стране и ее культуре. Потому что этот удивительный человек, фантастически одаренный поэт служил России и ее поэзии всегда, даже в самые трудные времена. Очень точно Солженицын отметил «сродненность с русской историей». Древние церкви и произведения наших религиозных философов, старинные российские города и классические русские стихи сформировали его и как личность, и как поэта. Провинциальный парнишка из Рыбинска, он сумел подняться на вершины русской литературы, пройдя через искушение современными поэтическими течениями и угрозы тюремного заключения. В 1982-м, когда Юрий Михайлович, живший в СССР и работавший то сторожем, то смотрителем, вовсю публиковался в западных русских антисоветских журналах, а также принял участие в знаменитом альманахе «Метрополь», его просто поставили перед выбором: либо отъезд, либо лагерь. Но ни Париж, ни Мюнхен, где Кублановский вел передачи на Радио «Свобода», не поменяли направления его стихов. «У меня поэзия более почвенническая, и сам я по мировоззрению человек веховский, воспитанный на Достоевском, на русском религиозном ренессансе XX века. В общем, мое мироощущение можно определить как либеральное почвенничество, и это помогло мне в Европе остаться русским литератором, жить русскими проблемами». Так Кублановский говорил в интервью в 1992 году, через два года после своего возвращения в тогда еще существовавший СССР. И беседа эта была опубликована с соответствующим названием: «Эмиграция – это коммуналка, даже если живешь в Париже».

Россия, ее история, ее мученики всегда были в центре его стихов и раздумий. «Россия, ты на паперти кричала,/ Когда из алтарей сынов везли в Кресты,/ В края, куда звезда не доставала,/ Они ушли с мечтой, какая ты». Это продолжение плача ахматовского «Реквиема» было написано в самый разгар застоя. Советские войска были в Афганистане, в СССР пытались вернуться к самой глухой, чугунной цензуре. А Юрий Михайлович писал, писал о разгромленных церквах, умирающей деревне и погибших поэтах. И в каждом слове чувствовалась эта связь с прошлым, с забитой и почти до конца уничтоженной старой Россией. Вот какие слова он посвятил Николаю Клюеву: «Где лежишь, Никола-мученик,/ Богоизбранный помор,/ Я прожгу слезой горючею,/ Твой заснеженный бугор». Точно так же откровенен поэт был и в лирике: «Если закрыть глаза./ Вместо ночной зари,/ Только без нас – слеза/ Веки сожжет внутри./ Соль из-под влажных век,/ Крепче сожми в горсти,/ Словно последний снег,/ Только без нас, прости».

Его судьба была просто фантастической. Молодой рыбинский поэт приехал к Эренбургу и поразил мэтра и своими стихами, и знанием европейской литературы. Затем было одобрение Вознесенского, создание вместе с Леонидом Губановым и Владимиром Алейниковым знаменитого «подпольного» объединения СМОГ («Смелость. Мысль. Образ. Глубина»). Молодые поэты стремились полностью отгородиться от советского официоза. Но Кублановский постепенно стал отходить от своих товарищей. Он все больше слышал глубинный голос прошлого. Особенно его потрясли Соловки, где поэт работал экскурсоводом. «Чувствовалось две вещи: колоссальные эманации, идущие от этого великого духовного очага России, и чудовищный первый концлагерь… Именно там, на Соловках, я очень многое пересмотрел в своем мировоззрении, именно там оно сформировалось как христианское и даже воцерковленное», – писал поэт впоследствии. В 1976 году он сделал один из самых главных шагов в своей жизни – опубликовал открытое письмо «Ко всем нам», посвященное второй годовщине высылки Солженицына. «Может быть, где-нибудь в глубине, под глыбами, истина и чувства свободы завоевывают все новые души, и небесполезны призывы писателя, снявшие с наших глаз последние бельма», – обращался он. В результате всего он с огромным трудом смог устроиться лишь церковным сторожем. В 1981 году в Вашингтоне вышел сборник его стихов «Избранное», составленный Иосифом Бродским. А затем произошло то, о чем говорилось выше. Кублановский оказался на Западе. В 1983-м в Париже увидела свет еще одна поэтическая книга с восторженным предисловием того же Бродского. «Кублановский просто-напросто лучше, чем кто-либо другой, понял, что наиболее эффективным способом стихосложения сегодня оказывается сочетания поэтики сентиментализма и современного содержания».

Действительно, стихи поэта, наследуя лучшие классические традиции, всегда самим своим строем и содержанием «выдавали» автора: «Тебе ли, Европа, не знать поименно/ Безбожных своих сыновей?/ Недаром они тебя ждали влюбленно/ Среди помраченных степей,/ Плетнями повалятся в жижу границы,/ И твой обветшалый покров/ Еще поплывет с торжеством плащаницы/ Поверх присмиревших голов».

В 1989-м он одним из первых вернулся в перестроечную Москву. Тогда еще ничего не было ясно, царил страх перед будущим, всерьез ждали голода и гражданской войны. Но у него сомнений не было. Поэт работал в журнале «Новый мир», сначала завотделом публицистики, потом поэзии, стал сопредседателем Союза российских писателей. Выходили книги, публицистические статьи. В 2003 году Юрию Кублановскому была вручена премия Александра Солженицына за «правдивую точность поэтического слова, за богатство и метафоричность языка, за точную гражданскую позицию». Александр Исаевич очень ценил поэзию и публицистику поэта и часто встречался с ним. Впоследствии Юрий Михайлович стал лауреатом еще ряда премий. Бывший непокорный поэт, едва не угодивший за колючую проволоку, получил в 2006 году Новую Пушкинскую премию, а в 2012-м – Премию правительства Российской Федерации в области культуры за сборник стихов «Перекличка». В 2015 году он получает еще одну очень важную для себя награду – Патриаршую литературную премию имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.

Он много публикуется, выступает и продолжает сохранять в стихах свою удивительную звенящую ноту. «Иль луговина не вымерла,/ В чьих колокольчиках есть/ От Соловьева Владимира/ Заупокойная весть?/ Или в по новой озвученной,/ Старой руине сейчас,/ На крестовине замученный/ Ждет прихожанина Спас». Среди множества изданий последнего времени, конечно, выделяется его большой трехтомник «Стихотворения», вышедший в 2020 году в московском издательстве «Русский путь».