Голос самой Европы

Иван Голль. Стихи о любви / Пер. с нем. В. Вебера. – Волгоград: Перископ-Волга, 2025. – 200 с

Скажем несколько необходимых слов о поэте и переводчике.

Поэт Иван Голль (1891–1950) фигура одновременно очень весомая для европейской литературы – и какая-то призрачная при этом. Начать хотя бы с имени – мы знаем поэтов с именами Yvan Goll, Iwan Goll, Ivan Gol… Все это он, Исаак Ланг – таково настоящее имя человека, родившегося на «ничейной» земле Лотарингии, вечно спорной франко-германской территории. «По судьбе – еврей, по случайности – француз, по бумажке с печатью – немец», – говорил он о себе. Да и время рождения подкачало. Угораздило же его появиться на свет «в девяносто одном ненадежном году, и столетья окружают меня огнем» (как точно сказал ровесник Голля Осип Мандельштам про себя).

Его личная драматическая история была историей эпохи – ее трагизма и его преодоления, разделения и соединения языков и народов. Поэт без единого отечества, творец на стыке языков и культур, он всю свою жизнь провел между двумя мирами – немецким и французским. Его судьба и его стихи стали воплощением боли, красоты и экзистенциального смятения эпохи, разодранной на части двумя мировыми войнами. Голль – это не просто франко-немецкий поэт, это как будто голос самой Европы, стремящейся к единству, но вечно пожираемой внутренним конфликтом. Голль не хотел выбирать между Германией и Францией. Кстати, и псевдоним, скрывающий опасное происхождение, он выбрал такой, чтобы звучал одинаково по-французски и по-немецки – Yvan Goll / Iwan Goll.

Во время Первой мировой войны он скрывается в Швейцарии, во время Второй – эмигрирует в США. В молодости поэт близок к «левым» литературным течениям – дадаистам, экспрессионистам, а затем и французским сюрреалистам. Между войнами Голль живет в Париже, пишет по-немецки и по-французски, переводит свои немецкие стихи на французский, а французские, соответственно, на немецкий. В этот период он оказывается, что называется, на самом острие современной международной культуры, для которой межвоенный Париж был культовым местом.

И параллельно – Голль открывает для себя мир восточной поэзии, древней и новой. И вот на этом перекрестке культур ему повезет добиться многого и обрести настоящий успех. Речь идет о цикле «Малайские песни о любви». Здесь Голль тоже как будто заблудился среди различных языков и культур. Достаточно сказать, что оригинал (1932) написан по-немецки, но был утерян (найден лишь в 1966 году), а переводы на другие языки осуществлялись с переведенного автором французского варианта! Кстати, книга, получившая большую популярность, вышла на множестве языков, включая восточные – то есть Восток вернулся к Востоку, пройдя через Запад!

Известно, например, что японское издательство обратилось за иллюстрациями ни много ни мало к самому Матиссу! Отметим, что в рецензируемой книге эти иллюстрации, весьма чувственные, воспроизведены, а еще здесь есть графические портреты Ивана Голля работы Марка Шагала, Осипа Цадкина; есть в книге и фотопортреты Голля и его многолетней возлюбленной и соратницы Клэр Голль.

Судя по переводам, опубликованным в книге, успех «Малайских песен» понятен: здесь доступный современникам способ выражения, прошедший мастерскую сюрреализма, соединен с экзотическими деталями и сильными чувствами, которых тем же современникам так не хватало.

Каменщики в моем краю

Целый день поют о любви

Они улыбаются камню

Когда тот из темных

глубин земли

Вздымается к солнцу

И паря словно жаворонок

На миг

Застывает в голубизне

В доме

Выстроенном из песен

Поселится счастье

Ну да, это поет малайская девушка – но могла бы петь и египтянка, и испанка. Вспоминаются чудесные верлибры Гарсиа Лорки.

С началом войны Иван Голль вместе со своей Клэр (ей посвящено множество его стихов) уплывает в Америку, потом он возвращается в Европу – и увы, умирает от лейкемии, не дожив и до 60 лет.

В России его знают мало. Да в общем, и в Европе могли бы знать и ценить больше. И здесь его место МЕЖДУ культурами сыграло злую шутку. Он зачастую остается в тени более «чистых» представителей каждой из них. Во Франции его знают меньше, чем сюрреалистов Элюара или Арагона, в Германии – меньше, чем экспрессионистов Тракля или Бенна…

Но если задуматься, в этом и его сила. Иван Голль, оказавшись волей истории и судьбы, по сути, без родины, сам создал себе некую языковую сущность – с прошлым, настоящим и будущим, в чем мы снова убеждаемся, читая переводы Вебера, который, как и Голль, оказался на перекрестке двух культур, немецкой и русской. К счастью, без таких трагических последствий и с несомненной выгодой для обеих культур. Вальдемар Вениаминович (ему в прошлом году исполнилось 80 лет) прекрасно известен и как поэт, и как университетский преподаватель, организатор значительных культурных проектов. Про него в аннотации сказано «живет в России и Германии» – да, это так, несмотря на все сегодняшние сложности.

В книге переводов из Голля – 200 страниц. Сюда вошли стихи разных периодов – начиная с цикла 1924 года «Эйфелева башня», заканчивая предсмертной, трагической работой поэта – циклом «Сон-трава», которому автором предпосланы такие слова: «Кто не знает картины Хокусая «Опьяненный поэт», на которой тот в упоении от стихов пускает страницы по ветру? Этот опьяненный поэт – я, Иван Голль, у порога которого стоит смерть».

Бладхаунд

Стерегущий

Огонь моего сердца

О ты что кормишься

горькими почками

В предместье моей беды

Слизни влажным пламенем

языка

Соль моего пота

Сахар моей смерти

Бладхаунд в моей плоти

Догони убегающие мечты

Облай белых призраков

Загони обратно в загон

Всех моих газелей

И разгрызи лодыжки

Моему беглому ангелу

Такая вот жутковатая, вполне сюрреалистическая, картинка возникала в сознании смертельно больного поэта…

Главная трудность перевода поэзии Голля – ее невероятная образность, балансирующая на грани сюрреализма и мистического символизма. Он создает сложные метафоры («Кислота твоих слез / Оставила следы на моих ладонях»), которые в неумелых руках могут показаться просто странными, излишне вычурными. Но Вебер находит точные, выверенные и поэтичные эквиваленты в русском языке, сохраняя причудливость образов и в то же время делая их органичными. Он не упрощает и не сглаживает текст, а позволяет ему дышать по-русски, сохраняя авторскую интонацию – то трепетную и нежную, то апокалиптическую и горькую.

Особого внимания заслуживает работа переводчика с поздними циклами, особенно с упомянутой предсмертной «Сон-травой». Метафоры боли, распада и прощания здесь достигают невероятной плотности. Вебер проводит читателя через этот лабиринт с удивительной чуткостью.

Почему же книга называется «Стихи о любви»? Это выбор переводчика, он же составитель, – и выбор, который нас убеждает. В книге много слов об отчаянии, о поисках себя, о призрачной надежде – и все это, как под зонтик, умещается под большое понятие любви. Она ведь здесь очень разная. Иногда – вполне себе идиллическое чувство. Но как правило, это любовь-одержимость, любовь-боль, любовь-спасение. Те же «Малайские песни о любви» на самом деле – страстный и трагический цикл, посвященный другой женщине, не Клэр, что тонко и деликатно объясняет Вебер в примечании. Но и в этом цикле, и во всех других стихах, вошедших в книгу, диалог с музой и женой не прерывается, достигая кульминации в «Трех одах Клэр» и прощальных стихах.

Таких, как позднее стихотворение «Я люблю», поражающее и сегодня искренностью и интенсивностью переживаний.

Из моих глаз лучится

моя золотая любовь

В моих руках трепещет

пугливо любовь

На моем виске бьется

пойманная любовь

Моя песня любовь

Мое молчанье любовь

Мой танец любовь

Мой недуг любовь

Моя весна любовь.

Ноябрь любовь

Я живу из любви

И из любви умираю

«И продолжаю жить в новых странах и языках благодаря удачным переводам», – добавили бы мы за поэта.