Борис Кнорре Усилившиеся за последние полгода протестные тенденции в Церкви являются отражением социально-политического кризиса в обществе. Можно выделить две достаточно разные по своему характеру группы церковных несогласных.
Первая – «ревнители». Это те оппозиционеры официального курса РПЦ, которые, упрекая священноначалие, апеллируют к авторитету церковной традиции, критикуют церковное начальство именно с точки зрения отступления от церковной традиции. Если задаться целью, то примерную численность таких церковных оппозиционеров можно представить, вычислив предварительно процентное соотношение оппозиционно настроенных священнослужителей (большинство из которых не решаются открыто заявлять свою позицию). В разных епархиях представители этой группы составляют от 10 до 20% клириков и мирян. Среди них открытых оппозиционеров, готовых на конфликт с начальством или способных на церковный раскол, единицы.
Вторая группа церковных несогласных – это «расцерковленные» или «внеинституциональные» православные верующие. Речь идет о тех «расцерковившихся» христианах, которые отошли от церковной традиции, но не порвали с православной верой как таковой и в своем отношении к церковному наследию руководствуются индивидуальным религиозным опытом, а не тем, что предлагает церковная система. Это люди, которые прошли через опыт систематического следования традиции, но в какой-то момент ощутили тупиковость своего пути и неразрешимость важнейших жизненных вопросов в рамках слепого следования традиции. Большинство из них все же не порывают с православием, но приходят к выводу, что необходимо самостоятельное, ответственное отношение к православному наследию, необходимо самостоятельно решать, что принимать из церковного опыта, а что – нет. Такой своего рода «протестантизм на православной почве».
Что касается представителей первой группы, то есть «ревнителей», то они находятся в двойственном положении. Апеллируя к церковной традиции и опираясь на нее в своей критике священноначалия, эти люди одновременно оказываются и заложниками этой самой традиции, их протестный потенциал снижается благодаря превалированию ограничительных монашеско-аскетических установок в этой традиции (и соответствующих корпоративных правил). Напомним, что одной из ключевых поведенческих установок церковной традиции, по крайней мере в России, является «послушание» (которое «паче поста и молитвы»). Но еще важнее то, что это «послушание» связано с недоверием к собственной воле, акцентированием собственной виновности, что сегодня не выставляется на вид, но продолжает прописываться в современных богословских штудиях.
Поэтому протестный потенциал этой группы представляется ограниченным в самом своем основании, на системном уровне. Он не представляет собой серьезной силы. Как бы оппозиционно «ревнители» ни были настроены, какими бы протестными идеями ни вдохновлялись, все равно охранительные поведенческие установки церковно-монашеской аскетики рано или поздно ограничат инициативность «ревнителей», их несогласие будет иметь в основном пассивные формы. Кроме того, эти же поведенческие установки русской церковной традиции (в том виде, в каком она дошла до наших дней) не дают таким группам оформиться в какую-либо серьезную социальною силу.
Данные группы обладают достаточно слабым социальным капиталом. Соответственно протестные интенции остаются на локальном уровне. Ведь для того, чтобы какая-либо консервативная группа «ревнителей» смогла решиться облечь протест в институционально самостоятельную форму, проявить независимость и автономию по отношению к «основной» Церкви, внутри нее должны набрать обороты значительные центробежные силы. Это создает новую двойственность – после автономизации данной группы раскрученные в ней центробежные силы начинают разрывать уже саму эту группу изнутри.
У «ревнителей» также нет особых перспектив оказать мало-мальски весомое влияние на общество в силу того, что им обычно свойственны ретроградный настрой и дистанцирование от общества. Антиэкуменизм, эстетизация страдания и слабости, антигуманистические позиции во взгляде на природу человека, сакрализация средневековых церковно-аскетических норм и, как следствие, негибкая коммуникативная культура – все это ставит такие группы в обособленное положение по отношению к обществу и сильно снижает их социальный капитал.
Иные протестные перспективы представляются в связи со второй группой – «расцерковленных» (или православных индивидуалистов), которая является более сложной по своему составу и характеру уже хотя бы в силу отсутствия монолитности.
Протестная активность верующих из этой группы уже не сковывается волеограничительными антигуманистическими установками церковного этоса. «Расцерковленные» православные обладают определенной долей психологической автономии и при этом определенным арсеналом знания о православии, что в совокупности дает им возможность осуществлять свою приверженность православию в индивидуальном порядке, чувствовать себя свободно по отношению к церковной системе. Ведь, дистанцировавшись от церковной традиции и институциональной зависимости, они больше не опираются на внешний авторитет, начинают мыслить на индивидуальном, внеинституциональном уровне. Такие «церковные несогласные» выходят из привычных схем церковной субординации, ведь они нередко не только не принадлежат к конкретному приходу, но и не относят себя к какой-либо конкретной Православной Церкви. Но главное еще другое - разочаровавшись в тех или иных сторонах церковной жизни, такие люди нередко выходят из «церковной ограды» с потерей прежнего запаса доверия, начинают питать критическую предубежденность к окружающей действительности, приобретают определенный оппозиционный настрой.
Трудно определить численность этой группы, но фактом является то, что она постоянно пополняется. Во многих церковных приходах происходит ротация постоянных прихожан, часть из которых приходит к предпочтению форм индивидуальной религиозности. По свидетельству сотрудника Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи игумена Петра (Мещеринова), люди, жалующиеся на «усталость от Церкви», стали появляться примерно в начале 2000-х годов, а как таковой феномен «усталости от Церкви» у многих начинается после 10 лет церковной жизни. Заметим, что какой-либо статистики, учета «расцерковившихся» пока что не ведется, что само по себе интересная деталь, свидетельствующая о том, что личный опыт прихожан, их реальная жизнь не особенно заботит церковное начальство, предпочитающее делать акцент на «количественных методах» в церковной миссии. Можно предположить, что общее число верующих, придерживающихся автономного принципа в исповедании православия, приближается к числу воцерковленных верующих.
Наверное, на ближайших выборах протестная активность этой группы еще не окажет принципиального влияния на ход выборов, однако со временем эта группа имеет шанс стать серьезной силой, которая сможет влиять на обстановку в стране, в том числе и на выборы. Скорее именно в рамках процесса «расцерковления» в дальнейшем могут возникнуть реальные социальные группы, готовые выдвигать политические требования и становиться организаторами протестных действий.
