Отчизна-мать в предвкушении нового мученика

В МОМЕНТ обострения бесплодных дискуссий о "национальной идее" я уже высказывал мысль, что мы, русские, по своему национальному характеру, гражданским чувствам и идейно-политическим убеждениям страдальцы и самоотрешенцы. Нам обязательно нужно ощущение необходимости возвышенных жертвоприношений. Причем не чего-то и кого-то вообще, а именно себя. Иного способа общественного бытия, какого-либо иного пути достижения желанных целей, кроме как через жертвы и мученичество, мы не знаем. Нам, если умирать не за что, то и жить незачем. Страдальческим, жертвенным, мученическим духом пропитана вся русская культура, литература, музыка, живопись.

То же самое можно сказать о государственной и нравственной истории России. Все наши достижения и успехи, сами понятия героизма и патриотизма осенены ореолом страданий и мученичества. Все наши святые, все наши национальные герои, даже идейные вожди - обязательно страдальцы. Братья-князья Борис и Глеб, Александр Невский и Дмитрий Донской, даже Иван Грозный и Петр Великий только потому и оставили глубокий след в народной памяти, что их образы связаны не столько с реальными благими делами, сколько с выпавшими на их долю душевными муками, с нравственными страданиями по поводу преодоления препятствий, с внутренними сомнениями, борением с собственными соблазнами, искушениями и изъянами.

У любого успешного общественного движения в России обязательно есть, был или непременно должен быть собственный мученик. Если такие мученики не появляются естественным путем, мы их специально "лепим" из любого подручного материала. Нынешние коммунисты для этого пытаются превратить в мученика мумию вождя. Национал-патриоты - семью последнего российского императора. Демократы-реформаторы долгое время эксплуатировали мятежный облик расстриги-коммуниста, взбунтовавшегося против самого себя. Но все это мученические суррогаты. Настоящих страданий за каждым из приведенных примеров нет. Россия нуждается, просто жаждет обретения мученика настоящего, адекватного масштабам и сложности проблем, с которыми страна и народ столкнулись в последние годы.

Откуда же его взять? Налицо некие поползновения окружить ореолом мученичества жертвы террористических акций в Буйнаксе, Волгодонске и Москве. Сплачивающий, консолидирующий потенциал у этих попыток, безусловно, имеется. Имелся он и в патриотических устремлениях встать на защиту братьев-славян в Югославии. Но беда в том, что русский человек не впечатляется, по крайней мере надолго, массовыми страданиями и коллективными жертвами. К ним мы быстро привыкаем, легко с ними примиряемся. У нас как история, так и страдания должны быть максимально персонифицированы. Мы мыслим не образами, а образами. Нас могут впечатлить только горе одиночки и несчастье личности. Еще лучше - гибель. Причем чем более жестокая, а главное, глупая и бессмысленная, тем лучше.

И все-таки откуда, с какой стороны нам ждать новых мучеников? Где та благодатная почва, способная взрастить столь необходимого нам страдальца? В рядах структурированных общественных образований вроде партий, движений, избирательных блоков и т.д. таких кандидатов заведомо нет. За пятнадцать минувших лет, если иметь в виду страдальческий потенциал, их представители себя полностью исчерпали и даже дискредитировали. Ни Зюганов, ни Явлинский, ни Черномырдин, ни Рыжков, ни Лужков, ни Примаков, ни Кириенко, ни Степашин на роль новоиспеченных мучеников не годятся. Их могут лишь пожалеть, но молиться на них не станут. Между ролью обиженного и обликом мученика "дистанция огромного размера". К сожалению, у нас вообще не может быть мученика, осененного знаком борьбы "ЗА". Мы можем надеяться лишь на мобилизацию эмоционального потенциала отрицания.

Значит, ждать кандидата в мученики по федеральным спискам и одномандатным округам развернувшихся избирательных кампаний не приходится. Наш мученик обязательно окажется не претендентом на власть, а ее жертвой. Отчизна-мать беременна именно таким мучеником. По данным социологических опросов, около 60% населения страны вообще не видит в представителях нынешней власти, в любых претендентах на нее выразителей своих интересов. По сути дела, это означает, что наиболее продуктивной и наиболее массовой базой общественного согласия в России, как это ни парадоксально звучит, является несогласие.

Для российского менталитета, отечественного исторического сознания и вообще русского душевного склада ощущение негативизма и нигилизма - состояние органичное, можно даже сказать, генетически обусловленное. Настоящий русский если не по убеждениям, то по натуре обязательно индивидуалист и анархист, на что обращал внимание еще мудрейший Василий Осипович Ключевский. Коллективистская, тем более интернационалистская идеология нам чужда. Именно по этой причине полный провал потерпела у нас коммунистическая доктрина. Единственное, что прижилось, так это коллективная безответственность. У нас все доказательства обязательно начинаются от противного. Для России лозунг "Так жить нельзя" - на все времена.

И все-таки где же взять героя-страдальца, способного консолидировать протест против власти на потребу самой власти? Что нужно сделать, чтобы удовлетворить вызов времени и потребность души? В принципе ясно. Посвятить себя служению Отчизне и за это жестоко поплатиться. Российское общество и российская власть к такому жертвоприношению вполне готовы. О состоянии общественного мнения, общественных настроений я уже говорил. Антигосударственный, антивластный негативизм достиг сегодня критической величины. Политическое соперничество в ходе набирающей обороты избирательной кампании что ни день крепчает. Безрассудство власти, давно утратившей инстинкт самосохранения, перехлестывает через край. А тут еще Чечня вновь раскалилась добела. Короче, достаточно в любую сторону спичку бросить, обязательно полыхнет. Вопрос лишь в том, кто эту спичку бросит: сама нынешняя власть или ее противники.

Соображения рационализма и так называемого здравого смысла в данном контексте совершенно не работают. Многие вдумчивые аналитики предрекают, причем совершенно справедливо, большую вероятность сюрприза, неожиданного поворота событий. То есть не так чтобы вообще неожиданного, сам-то по себе поворот практически неизбежен. Даже содержание его очевидно: он обязательно приведет не только к смене нынешней власти, но и к полному обновлению политических элит. Загвоздка в том, кто конкретно этот переворот в себе воплотит.

Когда разговор переходит в конкретную плоскость, то чаще всего ищут кандидата не в мученики, а в диктаторы. А это коренная ошибка. Сама по себе диктатура, а главное, ее функционирование, - процесс рациональный, прагматический, но для ее установления нужен душевный порыв, сплачивающая идея. Пусть простенькая, но обязательно с мобилизующим потенциалом. Вроде "Ребята, наших бьют". Без нее никак не обойтись. Случись такое, тогда, быть может, и Лебедь вновь взмахнет крылом и, чем черт не шутит, долетит до Кремля. Но пока такой сюжет - всего лишь полет политологической фантазии. Главной предпосылки ее реализации - мученика - еще нет. Во всяком случае пока. Нужен, ох как нужен России новый царевич Дмитрий.

В конце концов не исключаю, что сама же наша власть о появлении такой жертвы и позаботится. Обязательно ее где-нибудь отыщет, выпестует и нам предъявит. Она не может не прийти к диалектическому пониманию того, что сохранить за собой власть можно только через отрицание ее. При желании нетрудно назвать несколько наиболее вероятных примеров, как такое может случиться. Не делаю этого по двум причинам: во-первых, из опасений быть обвиненным в подстрекательстве; во-вторых, по соображениям политических суеверий. В России сбывается именно то, чего меньше всего хочется. Но без мученика нам все равно не жить, из нынешней общественно-политической смуты не выкарабкаться. На него, горемычного, вся надежда.

Выборы в Государственную Думу мученика нам еще не предоставят. При всей масштабности парламентской избирательной кампании она все-таки остается политической массовкой. Претендент на терновый венец объявится скорее всего ближе к лету, когда политическая атмосфера в стране достигнет максимального накала. Настоящие жертвы приносят только на алтарь власти реальной, а не показушной. Но очертания мученика уже начинают проступать на газетных плащаницах.