Спасательный круг в шторме кризиса

ПОСЛЕДНИЕ годы "эпохи" Ельцина настолько катастрофичны для сельского хозяйства России, что позволяют сказать: аграрное наследие Ельцина, переданное им еще не знаем кому (Путин это будет или Константин Титов, или экзотичный Лев Убожко), начинено тромбами, проблемами и узлами не меньше, чем колхозное наследие Сталина, доставшееся Никите Хрущеву.

Из оборота выпало 30 млн. га пашни - почти столько, сколько было поднято целины всем СССР в 50-е годы. Валовой сбор зерна в Федерации упал более чем наполовину, а внесение минеральных удобрений - на 88%. Даже при трезвом знании, насколько врет официальная статистика, необходимо признать трагические материальные потери аграрной России под самый занавес XX века.

Не менее значительны и моральные потери от "второго раскулачивания". Сотни тысяч самых инициативных людей села и города увлеклись идеей свободного труда на своей земле, взяли пашню, отдали многие годы на создание острова частной жизни в океане постколхозного воровства - и разорились, надорвались в бесплодной борьбе с налогами, диспаритетом цен, ставками кредита, инфляцией, чиновничьим произволом.

Правота Крестьянской партии, предупреждавшей общество об опасности "бальзамирования" колхозов, твердившей год за годом, что Ельцин отдал реформы в руки тех, против кого она направлена, увы, доказана, но горька как полынь. В глазах сельского послеколхозного общества идея фермерства основательно дискредитирована. Фермер в России обратился или в каторжного, который света в трудах не видит, или в плута-ловкача, что солярку себе на сникерсах выручает.

Уродство ситуации проявляется в двух очевидных и повсеместных явлениях. Настоящий фермер обманывает Кремль и Починка тем, что прячется за жену Катю, за ее "личное подсобное хозяйство", ибо разорится, если покажет налоговикам правду. Настоящий хозяин АО нагло утаивает намолот и урожайность, чтобы иметь ресурс личного обогащения, фонд взяток и оплаты чиновной и криминальной "крыши". Вдвоем эти фигуры являют чудо: по статистике - караул, а все вроде живы, и в борще мяско.

Сама идея независимости от начальства, вне и помимо зарплаты, обернулась на деле натуральной жизнью "с усадьбы", своею картошкой и погребом. Устойчивый рост так называемых "подсобных" хозяйств, тот самый рост, что наполнил продовольствием базары от Сахалина до Лукашенко, тот рост миллионов мини-ферм, что дал возможность самопрокорма колхозника при беззарплатной жизни у нового преда, сменившего "уазик" на японский джип, на деле сохраняет и защищает колхозный строй. Ибо предполагает наличие некой "зоны хапка", области расхищения, питающей цветущую усадьбу. АО - давно уже не коллективное хозяйство, оно есть общая зона заготовки корма для частного скота. Чем крепче мини-ферма с десятком-другим свиней и парой коров, тем тверже мнение и голосование - "мы за колхозы".

В мечтах - хороший хозяин и наемный труд за твердую получку. На деле - возврат к колхозу-совхозу брежневских времен, и именно на этом реванше КПРФ и ее сельский вариант - Аграрная партия уже третьи выборы держат за собой "красный пояс".

Как "хороший хозяин" выглядит на деле. Это чаще всего бывший директор или колхозный пред, свой по "группе крови" чиновному аппарату района и области, не страшный этому аппарату и сам не боящийся его. Превратив колхоз-совхоз в частное владение, он охотно провозглашает себя фермером, пользуется остатками фермерских льгот, но строит хозяйство целиком на наемном труде десятков бывших колхозников. Насидевшись без получки, деморализованный сельский люмпен охотно идет под "сильную руку" и митингует в рядах зюгановцев, славя нового помещика. Ленинский клич "грабь награбленное" ныне повернут к колхозу-совхозу - и действует эффективно. В том смысле переход к собственности под "сильную руку" латифундиста вроде как прогрессивен: какая ни есть, а стабильность. Но наемник у нового хозяина по психологии и рабочей ценности не ближе к идеалу добросовестного пахаря, рачительного накопителя, трудяги-крестьянина, а гораздо дальше, чем был 10 лет назад. Латифундия плодит сельский люмпен-пролетариат столь же ежедневно-ежечасно, как ленинский мелкий хозяин плодил капитализм.

Почему так вышло - сказать можно. Сохраненная после 91-го года КПРФ ушла и укрепилась именно в селе, в колхозном строе, и "агрессивно-послушное большинство" в сохраненных колхозных горизонтах было тем послушнее КПРФ и тем агрессивнее к реформам, чем равнодушнее к тугим узлам села были и ельцинский Кремль, и демократы-либералы. Отпор Думы любым шагам реформы, защита номенклатурного владения землей торпедированием Земельного кодекса - все это картинки распада, иллюстрирующие реальность: шестикратное падение производства мяса, двукратное - хлеба и булок, постоянное и бессовестное попрошайничество правительства РФ и ненужность русской пашни правнукам Никиты Моргунка.

Реваншистски послушное большинство и в "красном поясе", и в Думе внедряло и лелеяло государственность как выход, бюджетные дотации как буксир - и доброе, щедрое политбюро с циклом постановлений "О дальнейшем развитии..." в зюгановской перспективе. Грамотное запудривание мозгов со стороны бывшей ВАСХНИЛ и партии Лапшина родило то закон 98-го года о плодородии земель, то прожект о диспаритете цен и вбрасывании в сельское хозяйство ежегодно 40 миллиардов рублей. Партийная мифология словно искала нищему бюджету расходов таких же широких, как при Сталине с его Волго-Доном и преобразованием природы. Если на все про все бюджет дает селу 12 миллиардов на 2000 год, а один закон о госплодородии только себе требует 27 миллиардов, то виновато государство Чубайса и "врага русского народа" Немцова. Значит, надо менять такое государство.

Тяжкий грех правых сил, всех "братских" партий демократического крыла - равнодушие к аграрной реформе, боязнь постколхозных проблем и, следовательно, сдача сельской России в политический заповедник зюгановцам.

Что же в этой ситуации предпринять?

Нужно, чтобы был закон о земле, - эта земля моя навек, я ее завещаю сыну, могу ее продать, а могу и прикупить, могу взять под нее солярки и т.д. Нужно, чтоб был единый земельный налог, чтоб кадастр позволил здраво оценить твою землю, а спрос на продовольствие не тормозил, а подгонял крестьянина.

Нужно, чтобы от исполнительной власти человек получал то, чего он сам никаким чудом один добыть не может: асфальт к селу и к хутору, газ на кухню, автобус детям в школу, электроэнергию и водопровод, наконец, нормальный дом одноэтажный, сельский, с теплым клозетом и отдельной комнатой каждому члену семьи - дом с оплатой в рассрочку на все учение детей.

Нужна не охота за даровым кредитом, а грамотная, обмозгованная поддержка казенной монетой передовой и обоснованной технической идеи, вклад в надежного бессонного хозяина.

Если где-то так делается, то это и надо брать в образец, в положительный пример, без которого ни один строй никогда и нигде не обходится. В России уже есть территории, где времени не теряли. Распространи сделанное на всю страну - кризис будет преодолен. Средняя Волга, срединная Россия, Самара-городок, губернатор с 10-летним стажем Константин Титов, который уже сделал у себя дома все вышеперечисленное. Положительный опыт, сконцентрированный в одной испытанной личности. Предсказуемый организатор, который, в отличие от большинства других политиков, имеет за плечами опыт аграрной реформы.

Крестьянин не верит в возврат колхозов, иначе не растащил бы фермы, комплексы, мастерские. Крестьянин не исчез, не растлился, иначе бы его сотка не давала в 15-20 раз больше продукции, чем бесхозная совхозная. Крестьянин не верит в светлое прошлое, ибо увидал и передумал за считанные годы больше, чем его отец за всю свою рабью колхозную жизнь.

Великий гражданин и ученый Дмитрий Сергеевич Лихачев на смертном одре, расходуя последние искры жизни, размышлял на тему, такую далекую от Пушкинского Дома Академии наук.

"...Для нынешней России, попавшей в шторм системного кризиса, передача земли в собственность крестьянам и есть та "соломинка" (точнее, тот "спасательный круг"), которая позволит нам не только остаться на плаву, но и успешно продолжить преобразования в других областях экономики".