Сергей Митрохин Последние атаки чиновников на крупный бизнес раскололи российское общество на две неравные части. Злорадное большинство радуется тому, что оно считает началом восстановления справедливости. Встревоженное меньшинство боится репрессий, непредсказуемых по своим масштабам и срокам. Политики и эксперты выстраиваются в шеренги, атакующие, либо защищающие олигархов. Налицо жесткое противостояние двух идеологий, каждая из которых, как и положено идеологии, сильна своей «правдой», но при этом уязвима при поверке очевидными фактами.
«Правда» атакующих заключается в том, что результаты приватизации, безусловно, несправедливы, что в ходе нее совершались преступления, в том числе и уголовные. Контроль олигархов за многими решениями государственной власти действительно принял угрожающий характер. Однако уязвимое место «мстителей за приватизацию» заключается в том, что за их действиями стоят интересы аппаратных кланов, стремящихся перераспределить собственность в пользу других олигархов. Действия власти избирательны и несправедливы, напоминают нечто среднее между политическим заказом и криминальной разборкой: результатом станет крушение российского фондового рынка, ухудшение инвестиционного климата и бегство капиталов.
Уязвимое место гонимых олигархов в том, что их миллиардные состояния возвышаются как монбланы над впадинами нищеты, низинами бедности и более чем скромными холмиками среднего класса. Чудовищность российской приватизации видна уже из того факта, что в Англии, на родине капитализма, самым богатым человеком является нынешний губернатор Чукотки.
Бессмысленно сокрушаться о настроениях «отнять и поделить». Уважение к сверхбогатству – вещь редкая в любой стране, но оно в принципе исключено в России, где социальное расслоение достигло чудовищного масштаба. Нельзя заставить людей уважать собственность, которая была беззастенчиво захвачена на их глазах, да еще в «особо крупных размерах». Другой вопрос – как распределяется ответственность за такое положение вещей. Конечно же, часть ее – на олигархах, которые купили доступ к недрам за бесценок, но еще больше – на государстве, которое распределяло право на этот доступ. Крупный бизнес «виноват» в том, что ведет себя агрессивно, а государство – в том, что не установило для него правил игры (антикоррупционное законодательство, законы о лоббизме и т.п.). Различие между ними в том, что олигархи не обязаны вести себя иначе, а государство обязано. «Равноудаление» олигархов свелось к показательной порке строптивых, но не получило никакого институционального и законодательного оформления. Вместо того, чтобы создавать законы, отделяющие власть от бизнеса, команда президента отслеживает нарушение «понятий». А выяснение понятий – это всегда разборка, в которой побеждает не право, а сила. Идея пересмотра итогов приватизации опасна в первую очередь тем, что ее реализация будет проходить опять-таки по понятиям, а не по закону. И, следовательно, выиграют от нее не самые честные, а самые сильные.
Однако и олигархи со своей стороны должны осознать, что невозможно оставить нынешнее положение вещей, как оно есть. От вопроса об итогах приватизации нельзя отмахнуться. Российское общество не примет это табу по той простой причине, что дикости и безобразия российской приватизации творились на его глазах. Выход из этой дилеммы только один: идее пересмотра должна быть противопоставлена идея компенсации обществу потерь, понесенных им в результате приватизации. Социальная ответственность бизнеса в России не может ограничиться простой благотворительностью. Она должна заключаться также в том, чтобы признать: в колоссальных доходах крупного бизнеса есть огромная доля, полученная путем несправедливого дележа. Часть этой доли нужно вернуть обществу. Но вернуть не варварскими, а цивилизованными методами. Лозунг «Грабь награбленное!» открывает дорогу к гражданским войнам и диктатурам; он абсолютно неприемлем в правовом государстве.
Компенсация отличается от пересмотра именно тем, что может быть реализована цивилизованными правовыми методами; она полностью исключает такие мероприятия, как национализация, экспроприация и т.п. Модель подобной компенсации может быть заимствована из зарубежного опыта. В июле 1997 года английский парламент установил новый налог – так называемый Windfall Tax. Буквальный перевод с английского звучит как «налог на порыв ветра». Смысл этого мероприятия заключался в следующем: компании, получившие крупную выгоду от приватизации 1980 года, проведенной правительством Тэтчер, уплачивают единовременную сумму, равную 23% от разницы между стоимостью приватизированного имущества в 1997 году и его продажной ценой в 1980-м. Таким образом, английские «олигархи» были вынуждены поделиться с обществом тем богатством, которое им «надуло ветром».
Аналогия с российскими реалиями напрашивается сама собой. Введение единовременного налога на итоги приватизации (компенсационного налога) может положить начало постепенному процессу реабилитации в глазах общества крупных доходов и состояний, укрепить уважение к институту собственности. Речь идет о специальном законе, который должен приниматься в «пакете» с законами об амнистии участников приватизационных сделок, а также, возможно, и о налоговой амнистии. Бюджетные доходы от такого налога должны быть направлены на решение наиболее острых социальных проблем, например проблемы бедности.
Данный пакет законов мог бы удовлетворить как российское общество, так и крупный бизнес, который в обмен на компенсацию получил бы гарантии безопасности. В таком случае историю приватизации можно было бы считать «перевернутой страницей» российской политики. Впервые подобный подход был сформулирован Григорием Явлинским и опубликован в России и за рубежом летом–осенью прошлого года, затем об этом множество раз говорилось представителями «Яблока» в публичных дебатах во время избирательной кампании 2003 года. Теперь идея появилась на страницах недавно принятой программы блока «Родина». Не исключено, что в ближайшее время она будет поддержана другими силами и найдет понимание в российском политическом классе.
Фактически речь идет о цивилизованной альтернативе нынешнему тупиковому противостоянию чиновников и бизнеса. Власти в конечном счете нужна стабильность, которая немыслима без хотя бы минимального общественного консенсуса.
