Анастасия Корня Алексей Митрофанов, депутат Госдумы от фракции ЛДПР
═
В России такого не будет. А если будет, то кроваво. Киргизия, как и Украина, – это не наше будущее, а наше прошлое. Это август 1991 года, случившийся с задержкой на 14 лет. У нас «центральную» номенклатуру в августе смели, а провинциальная в республиках засиделась на долгие годы: бывшие первые секретари, директора крупных заводов – коммунистическая номенклатура, которую только сейчас погнали. Кучма был советским директором, Шеварднадзе – членом политбюро. Но я очень сомневаюсь, что если нынешнюю российскую власть погнать палками, она побежит. Потому что это другое поколение. Это не поколение Брежнева – Горбачева: болтуны, хохотуны, жулики, привыкшие не держать слова и всех подставлять. Эти не будут на базах скрываться, они пустят кровь. Они прошли другую школу: 90-е годы, борьбу за собственность, выстрелы у подъездов... Эти себя выносить не позволят, они рванут фугас направленного действия килограммов на 15. У них другая психология, другая жизненная школа.
═
Модест Колеров, начальник управления администрации президента по межрегиональным и культурным связям с зарубежными странами
═
В России она не случится. Я не вижу оснований это обсуждать. Это моя позиция.
═
Иван Мельников, первый зампред ЦК КПРФ
═
Красного цвета. Россия уже прошла этап «оранжевой» революции. По форме она отличалась от того, что произошло в Грузии и на Украине, а по сути – произошла замена одной правящей группировки на другую. Замена Ельцина на Путина была призвана снизить риск неконтролируемого развития событий, сохранить проводимый антисоциальный экономический курс и не допустить пересмотра итогов приватизации. И вмешательство Запада тоже было. Не без его помощи Ельцин «добровольно» покинул свой пост. В России все больше понимания, что только власть народа позволит вывести страну на путь созидательного развития.
═
Геннадий Гудков, член комитета Госдумы по безопасности, фракция «Единая Россия»
═
Я считаю, что лучше бы революции у нас не было никакой. А если она все-таки будет, хотя я так и не думаю, то это станет трагедией для нашей страны. И тогда она, боюсь, будет ало-красного цвета, цвета крови, потому что у нас ничего просто так не происходит. Агрессия у нас в природе. Поэтому, конечно, можно было бы пошутить, что пусть она будет какая угодно, лишь бы не голубая, но на самом деле шутить на тему революций не хочется. Поэтому наша задача – их не допустить.
═
Георгий Сатаров, директор фонда «Индем»
═
В России это абсолютно непредсказуемо. Дело в том, что недовольство Путиным имеет разную идеологическую и политическую окраску. С одной стороны, недовольны военные, с другой – губернаторы, с третьей – левые, с четвертой – правые, с пятой стороны – демократы и даже часть спецслужб: они тоже неоднородны, там тоже формируется недовольство. Поэтому политическая альтернатива путинскому режиму может формироваться в самых разных очагах. Что и порождает непредсказуемость. Поэтому предсказать цвет какой-то силы, которая возьмет на себя задачу смены режима, абсолютно невозможно. Это особенность нынешней российской ситуации – она полностью неустойчивая и полностью непредсказуемая.
═
Ирина Хакамада, председатель партии «Наш выбор»
═
Я боюсь, что это может быть красный цвет. Поэтому хотелось бы, чтобы был цвет, связанный не с историей традиционалистской власти, а с модернистским проектом. Но если мы так будем тянуть, то скоро все цвета разберут и нам ничего не останется, кроме черного. У меня все визитки оранжевые, ко мне молодежь приходит на заседание с оранжевыми папками, половина народа в оранжевых свитерах ходит, но это по инерции. А вообще цвет у революции должен быть зеленый! Я за экологию. А то скоро мы все передохнем, и тогда бесполезно будет за демократию бороться.
