Дмитрий Орешкин На днях в одной из центральных газет было опубликовано интервью с политологом Михаилом Юрьевым, в котором последний назвал себя чуть ли не главным автором идеи укрупнения российских регионов. Факт весьма характерный. Господин Юрьев на этой площадке до недавнего времени заметен не был. Хотя на поле перестройки административно-территориального деления были ранее были замечены такие известные политики, как Юрий Лужков, который считал, что должно быть около 20 субъектов Федерации, активно эту тему разрабатывал сенатор Александр Казаков. То, что появился Юрьев, предлагающий ограничиться дюжиной субъектов, на мой взгляд, свидетельствует о стремлении примазаться к тому проекту, что «политологу» кажется политически перспективным.
Но дело не в Юрьеве, а в том, что сам по себе проект по резкому уменьшению числа субъектов есть признак политического непрофессионализма. Что характерно – чем человек ответственнее и ближе к реальным региональным проблемам, тем он осторожнее на эту тему высказывается. Например, вице-спикер парламента Любовь Слиска говорит о 35–40 субъектах, примерно эту же цифру называет глава верхней палаты Сергей Миронов. А вот министр Владимир Яковлев, который занимается сейчас региональной политикой, утверждает, что должно остаться не менее 60 субъектов. Да и глава ЦИК РФ Александр Вешняков, тоже имеющий подобный опыт, высказался в том плане, что экзотические проекты объединения не нужны, а нужны очень тщательно продуманные штучные проекты.
Действительно, это наиболее рациональный подход. В лучшем случае провести от пяти до десяти укрупнений. Все остальное – кампанейщина, эта одна из худших черт советского мышления, которая сейчас брызжет отовсюду. У государства появились деньги, и чиновники начали стучать копытами: им хочется что-то изменить, что-то улучшить, что-то оптимизировать, что-то перекроить. Это тяжелая болезнь России – как только государство собирает ресурсы, оно тут же начинает их тратить в соответствии с представлениями «о прекрасном» всей этой нашей замечательной государственной элиты. Это значит: или войну надо начинать, или что-то там срочно перестраивать, или у кого-то что-то отбирать, или же, наконец, куда-то что-то выдвигать.
Перестройка административного пространства – это один из самых контрпродуктивных способов траты денег и административных ресурсов. Но зато это прекрасная карьерная поляна. Потому что появляются не только деньги на проекты, но и всплывает масса людей с не самыми выдающимися способностями. И они всплывают, так как «решают важную государственную задачу». Все другие проблемы – пенсионеры, армия, бизнес – побоку, потому что чиновный класс хочет сделать что-то могучее. Это наглядное свидетельство неконкурентоспособности нашего государственного истеблишмента.
Наш правящий класс полагает, что гораздо проще управлять территорией, если она будет разделена на 12 квадратов. Тогда деньги надо делить только на 12 кучек и иметь только 12 начальников, с которыми всегда можно будет договориться. Это обычный советский чиновничий стиль мышления, который путает проблемы управления и проблемы командования. Командовать проще ограниченным числом людей, а вот управлять сложной замысловатой, асимметричной, очень неодинаковой страной – это совершенно другое дело. Они решают не проблему управления, они решают проблему командования, чтобы облегчить себе жизнь. То есть хотят не оптимизировать механизм управления, а упростить страну под те самые взаимно перпендикулярные извилины, которые есть в голове определенных наделенных властью персонажей.
Действительно, есть некая избыточная сложность у ныне существующего административного устройства страны. Но никто не знает, какой запас гибкости в этой системе заложен. И не получим ли мы в итоге укрупнения систему более хрупкую. Тем более что уже был так ничему нас и не научивший опыт распада СССР.
У нас действительно 6 типов субъектов Федерации (края, области, национальные республики и т.д.), что неоправданно много. И все они, от многомиллионной Москвы до Эвенкии, где проживают 18 тысяч человек, формально равноправны, имеют по два представителя в Совете Федерации и т.д. В реальности же они чудовищным образом неравны. И можно убрать Эвенкию как субъект Федерации, но таких вариантов не более десятка. Однако попробуйте отобрать право субъектности у Москвы, попробуйте объединить Осетию с Ингушетией или даже Нижегородскую область с соседней Ивановской!
Это будет неэффективно. Потому что чем сложнее построено социальное пространство, чем оно богаче, чем оно насыщеннее, чем в нем больше живет людей, чем сложнее инфраструктура, тем мельче должен быть территориальный контур, которым управляет определенный центр принятия решений. В унитарной Японии, которая по площади в два раза меньше Эвенкии и где живет 127 млн. чел., то есть при насыщенном пространстве, где каждый квадратный метр на счету, имеется 47 префектур. Потому что на Токио такую сложность замкнуть невозможно.
А попытка упростить схему, разбить на большие квадраты – это от скудости мышления. Просто чиновники улавливают идущее сверху милитаристское мышление. А это мышление воспринимает пространство как иерархию соподчиненностей, как пространство, где командир должен довести до низов команду, а низы должны команду принять к исполнению и немедленно доложить. Командиру не важно, что думает каждый солдат, ему важно, чтобы этот солдат выполнял приказ. Структура выстраивания этой иерархии сверху вниз исходит из интересов Центра, но не из интересов территории. Они сверху вниз дают команду – мы внизу должны выполнять. Как сказал товарищ Медведев в своем интервью, основная проблема – это обеспечение эффективности исполнительной власти и, как следствие, ее единство. Он связывает эти понятия – если власть эффективна, значит, она едина, а если она не едина, значит, она неэффективна. Это когда смотришь сверху. Но мы-то, как правило, находимся внизу.
