Иван Мохначук После аварии на шахте «Ульяновская» в Новокузнецке, где погибли 110 человек, многим нашим соотечественникам, далеким от проблем отрасли, показалось, что федеральная власть, «поставив всех на уши», наконец-то воздвигнет преграды, которые будут гарантировать, что подобное больше не повторится. Но прошло чуть более двух месяцев – и последовал взрыв на «Юбилейной», унесший 39 человеческих жизней. Почему это стало возможным? Тех ли власть «ставит на уши», если эффективность принимаемых мер пока равна если не нулю, то величине, к нему стремящейся?
У угольной отрасли есть два главных врага – угольная пыль и газ метан, которым свойственно взрываться. Опыт, накопленный горной наукой за столетия, позволяет сводить на нет воздействие природного фактора. В основе упомянутых аварий, на мой взгляд, лежит системная ошибка в организации государственного контроля за горной промышленностью. Смею это утверждать потому, что сам 12 лет проработал под землей, застал советские времена и могу сравнивать, как был поставлен этот контроль тогда и ныне.
Любая система безопасности строится на основе рекомендаций, которые дает отраслевая наука. В советские времена Институт горного дела имени А.А.Скочинского, что в подмосковных Люберцах, исследовал угольные пласты, вырабатывал типовые схемы их разработки, выдавал рекомендации по безопасности. В нем трудилось около 3 тыс. ученых, многие – с мировыми именами. Они были живыми носителями мирового опыта, так как осуществляли разработки угольных пластов и шахт в Китае, Вьетнаме, Индии, в социалистических странах Европы. Сейчас там работает чуть более 200 ветеранов. Институт фактически умирает, а его база – это 14 гектаров земли, здания, сооружения, лаборатории – передана Федеральной службе охраны. Если умирает отраслевая наука, умирают и перспективные разработки, в том числе и по обеспечению безопасности.
Но что говорить о перспективе, если не выполняются рекомендации, которые давно наукой наработаны? Если им строго следовать, взрывов метана в шахте не будет. Более того, уже есть технологии, позволяющие использовать этот газ в качестве энергоносителя. Я был в феврале в Донецке, на шахте имени Засядько. Там стоит мощнейшая дегазационная установка, улавливающая метан, который сжигается в генерирующих установках. Шахта получает тепло и электроэнергию. Никто не мешает использовать такие технологии и в России. Правда, такая установка стоит порядка 24 млн. долл. Но нельзя сказать, что такие расходы не по карману компании «Южкузбассуголь», которая является владельцем шахт «Ульяновская» и «Юбилейная», где разрабатываются пласты коксующихся углей – самые опасные по содержанию метана. В 2005 году «Южкузбассуголь» получил 10 млрд. 522,2 млн. чистой прибыли – это то, что они показали. В 2006 году компания получили 3,6 млрд. чистой прибыли. Из этих средств давно можно было закупить упомянутые установки. Но нынешние собственники исходят из того, что «лишние» расходы ведут к повышению себестоимости угля и в конечном счете – к снижению прибыли. Хотя специалисты давно подсчитали, что такие расходы позволят снизить риски, обеспечить стабильную работу шахт, что приведет к окупаемости расходов. По моим подсчетам, с учетом продолжительности жизни шахты в 30–50 лет вложенные в безопасность средства окупили бы себя многократно.
Государство в этой ситуации заняло позицию стороннего наблюдателя. После того как была проведена реструктуризация угольной отрасли и шахты продали в частные руки, началась ревизия и правил безопасности. Во времена СССР их свод представлял собой толстую красную книгу. Со студенческой скамьи нам внушали, что книга эта написана кровью многих поколений горняков, требовали чтить и строго выполнять ее требования. Но эти жесткие требования шли вразрез с устремлениями новых собственников к максимальной прибыли, были переработаны и вместились в зеленую брошюру.
Все обслуживавшие отрасль учреждения, в том числе даже военизированные горно-спасательные отряды, были переданы в подчинение... Федеральному агентству по имуществу. Как поставлен госконтроль в угольной отрасли, можно судить по одному пункту 7 Положения о Министерстве промышленности и энергетики РФ, где прямо написано, что министерство «в установленной сфере деятельности не имеет права осуществлять функции по контролю и надзору». Чиновников лишили контролирующих и надзорных функций с «благой» целью – дабы взяток не брали. Но зачем тогда вообще этот орган исполнительной власти, если он не в состоянии контролировать выполнение собственных решений?
Но ведь есть на то Ростехнадзор, возразят мне разработчики «седьмого пунктика». В СССР, если горно-технический инспектор приходил на шахту и обнаруживал нарушения, он отключал электрооборудование, ставил пломбу, и никто не имел права к ней прикоснуться. А теперь, обнаружив то же самое, он должен задокументировать нарушение и вопрос об его устранении решать через суд.
Есть и еще одно обстоятельство, которое нельзя обойти вниманием. Сегодня главный инженер шахты получает зарплату примерно в 5–8 тыс. долл. А горно-технический инспектор (по статусу с главным инженером они примерно равны) – 8–10 тыс. руб. Неудивительно, что очень часто он попадает в финансовую зависимость от руководства шахты и закрывает глаза на многие нарушения.
Федеральное правительство потихоньку перекладывает ответственность за происходящее на субъекты Федерации. Первоначально в Трудовом кодексе РФ была статья 229, в которой при гибели 15 и более человек в обязательном порядке создавалась правительственная комиссия для расследования причин аварии и принятия предупредительных мер. Но при очередном внесении поправок это положение попросту выкинули. Теперь «похоронные» комиссии создаются только на региональном уровне. Понятно, что их статус не дает возможности принимать предупредительные меры в федеральных масштабах.
