Михаил Федотов Это была ошибка – объявить получателей профессиональной юридической премии «Фемида», и в том числе Дмитрия Медведева, именно сейчас, в середине февраля. Понятно, почему Дмитрий Анатольевич не пришел за наградой: ведь у нас теперь есть для этого специальный праздник, День юриста, назначенный на 3 декабря. Ясно, почему выбор пал именно на декабрь: тут рукой подать и до Дня сталинской Конституции (5 декабря) и до Дня ельцинской (12 декабря). В нашем доме, где юридическая специальность переходит от поколения к поколению уже третий век, именно День Конституции всегда отмечался как праздник семейной профессии, ибо юрист – слуга закона, а Конституция – главный закон. Правда, при этом мой дед любил цитировать французскую Декларацию прав человека и гражданина: «Общество, где не обеспечена гарантия прав и нет разделения властей, не имеет конституции».
Впрочем, неясно, почему главе государства, кстати, тоже юристу по базовому образованию, приглянулся именно третий день последнего месяца. Единственный юрист, отметившийся историческим поступком именно 3 декабря, – Михаил Горбачев, провозгласивший в этот день в 1989 году вместе с Джорджем Бушем-старшим конец холодной войны. Но какое отношение имеет холодная война к российской юриспруденции, если не считать закона о всеобщей воинской обязанности? Единственное историческое и чисто юридическое событие случилось 3 декабря 1991 года – на свет появился Закон СССР «О реорганизации органов государственной безопасности», наконец-то упразднивший КГБ СССР. Да, теперь есть все основания отмечать День юриста как День расставания с КГБ. Не только для юристов, но и для всех нормальных людей это будет настоящий Праздник последней точки, увы, превратившейся в запятую.
Интересно, какие танцы будут танцеваться на балах, устраиваемых по случаю Дня юриста? Например, на традиционных балах, которые ежегодно дают парижские пожарные по случаю Дня взятия Бастилии, они приглашают соседских барышень на самые разные танцы – от народных до бальных и современных включительно. Думаю, для отечественного Дня юриста такая всеядность не подходит. Единственно достойным видится мне летка-енка, залетевшая в наши палестины из Финляндии во времена застоя. Как утверждают энциклопедии, это «веселый бальный танец, в котором танцующие располагаются цепочкой и прыжками передвигаются в такт музыкальному сопровождению». Ну чем не наши правоохранители? Всегда цепочкой – следователь, прокурор, судья, тюремщик. И всегда в такт. Дружный взмах правой ногой – и человек за решеткой, взмах левой – и на свободе. Хочу – так, хочу – эдак. Но всегда по закону. Точнее, по букве закона. И всегда в такт. Внимательно вслушиваясь в слова и тон «музыкального сопровождения», всегда можно предугадать, как поступит следователь, прокурор, судья, чиновник ФСИН. Ибо главное в летке-енке – синхронность исполнения танцевальных фигур всеми участниками веселой цепочки. Это в мрачные времена беззакония царизма суд присяжных мог оправдать Веру Засулич. В наши дни если вдруг, например, по какому-то из отростков дела ЮКОСа принимается решение, не вписывающееся в общую линию закатывания под асфальт, то немедленно возникает ощущение, что в дело вмешались либо потусторонние силы, либо ну очень большие деньги. Иные побудительные мотивы, как-то: требования закона, решения Страсбургского суда, возмущение общественности – рассматриваются в подобных ситуациях в лучшем случае как повод. Еще великий юрист Анатолий Кони (не путать с лабрадором Кони!) отмечал, что по мере того как эпоха великих реформ уходила в прошлое, все чаще священнодействие правосудия превращалось политической целесообразностью в бюрократическую расправу, служение призванию уступало место служебному рвению, а судебный деятель – судейскому чиновнику. В этом смысле 2000-е годы неотличимы от последней четверти XIX века.
Тем удивительнее выглядят мгновения, когда кто-то из танцующих летку-енку вдруг «сбивается с ноги» и вместо правой ноги машет левой. Именно так смотрится, например, судебное решение, предписывающее питерским властям убрать каток с Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Но то ли мы чего-то не знаем, то ли судья действительно неожиданно проявил предписанную ему независимость. Как тот священник, который вдруг отказался освящать часовню в лагере, ставшем пристанищем Ходорковского. Где теперь этот религиозный диссидент? Где будет завтра этот судебный инакомыслящий? Вся надежда только на новый праздник.
