Питер Мандельсон И осталось их двое. Теперь мы знаем: либо Барак Обама, либо Джон Маккейн станет первым президентом США на новом этапе глобализации. Независимо от того, кто это будет, он будет первым президентом США, в чьей внешней экономической политике с самого первого дня будет доминировать фундаментальный переток экономической мощи с Запада на Восток и Юг. Атлантический мир более не является центром мира экономического, потому что у экономического мира больше нет центра. И то, как сенаторы Маккейн и Обама интерпретируют этот факт, много значит для всех нас.
Протекционистская и антиторговая риторика в президентских праймериз подразумевает, что многие американцы воспринимают глобальные экономические перемены как процесс с нулевым исходом. Азия идет на подъем, мы слабеем. Экономическое неравноправие между странами сократилось, но увеличилось внутри наших стран. Глобализация более не то, что делаем мы, а то, что с нами делают другие. Растущее число европейцев думает так же.
Никто не будет спорить, что у глобализации есть негативные аспекты. Однако открытые рынки и экономическая интеграция, которые являются двигателем глобализации, все еще остаются для нас лучшими инструментами повышения глобального экономического благополучия. Что, в свою очередь, вносит значительный вклад в глобальную стабильность. Лишь стабильные, готовые к сотрудничеству государства могут совладать с грядущим сокращением ресурсов, таких как энергоносители, продовольствие и вода. На протяжении 60 лет США подкрепляли экономический интернационализм собственной открытостью. Кризис американского доверия к глобализации может сбить ее с курса.
Подъем Индии и Китая до статуса сверхдержав-экспортеров не противоречит американским и европейским интересам до тех пор, пока мы продолжаем инвестировать в экономическую конкурентоспособность и опираемся на наши сравнительные преимущества. Фактически в результате роста экономик этих стран они стали важнейшим источником глобального спроса, в том числе и для нас. Они – самый быстрорастущий рынок для товаров, производимых и продаваемых нами. Товары с конкурентными ценами, которые мы импортировали от них, на протяжении десятилетия сдерживали цены и инфляцию для рядовых европейцев и американцев.
В реальной жизни нас должно больше волновать возможное падение развивающегося мира, чем его успех. Затухание роста в развивающемся мире – особенно в Китае – сделало бы мир беднее и нестабильнее. Попытки противостоять подъему развивающегося мира, даже если бы они не были непростительными, могли бы нанести ущерб нашим собственным экономическим и политическим интересам.
Чем волноваться по поводу относительного снижения своего экономического веса или отказываться от международного участия, США и Европа должны сосредоточиться на обновлении глобальных институтов, необходимых для объединения этого сложного нового набора стран, используя трудные дебаты по вопросам изменения климата, энергетической безопасности и торговли. Нам необходимо адаптировать эти институты – ООН, ВТО, МВФ, – чтобы дать новым экономическим державам возможность не только осуществлять свои права, но и брать на себя ответственность.
Проблема в том, что в настоящий момент, когда нам так нужны инструменты экономического интернационализма, наша собственная политика стала двигаться в другом направлении. Экономический национализм – это симптом более глубокой проблемы. Мы не можем формировать процесс глобализации без решения проблем, являющихся глубинными причинами протекционизма. Это означает необходимость преодоления экономической небезопасности и неравенства в наших собственных странах.
Протекционизм начинается с нашего кармана. Американцы и европейцы, возможно, приветствуют тот факт, что глобализация сужает неравенство между странами, но больше их волнует риск расширения неравенства у себя дома. Если мы хотим сохранить нашу открытую экономику, нам нужно обеспечить социальный контракт, который будет направлен против экономической небезопасности и неравенства в наших странах.
Существует глубоко укоренившийся, особенно в США, политический миф, что глобализация и активная социальная ориентация страны несовместимы. Посмотрите на данные ОЭСР за последние 20 лет, и вам станет ясно: государства с сильной социальной ориентацией, которые обеспечивают гибкость рынка рабочей силы, высокий уровень образования и переподготовки, помогают женщинам и пожилым людям продолжать работать, лучше подготовили себя к глобализации, чем страны со слабой социальной политикой. Наиболее конкурентоспособные страны ОЭСР также направляют большие средства на общественные блага и избавляют людей от страхов в отношении самих серьезных экономических рисков, особенно потери работы и отсутствия медицинской страховки.
Скандинавия и США получили одинаковые с точки зрения благосостояния и конкурентоспособности выгоды от глобализации, но распределили они эти выгоды далеко не одинаково. В какой политической культуре глобализация более устойчива? Один из десяти шведов считает, что глобализация плохо влияет на его страну. Такого же мнения пятеро из каждых десяти американцев.
Это вызов не только для США: многие европейские социальные модели до сих пор не прошли этих тестов. Сторонникам прогресса в США и Европе нужно возродить «новый курс» власти, чтобы люди могли участвовать в открытой экономике, не чувствуя своей незащищенности. Государства, которые заботятся о населении, не обязательно становятся протекционистскими.
Европа и США обладают гораздо большим, чем нам кажется, потенциалом, чтобы продолжать получать выгоды от глобализации. И могут гораздо больше, чем мы способны представить, потерять, отказавшись от открытости. Мир нуждается в таком признании президента Обамы или Маккейна. Глобализации нужна Америка. Америке нужна глобализация.
