Лариса Косова Есть реальность, которую очень трудно принять и с которой очень не хочется соглашаться. Может быть, потому, что тогда придется пересмотреть основы, дающие покойную остойчивость представлениям о себе, о социальной жизни, о возможном будущем. Вопрос о существовании гражданского общества в России относится к темам такого рода.
Прежде чем вступать в дискуссию, мне хотелось бы напомнить дефиницию, особенно важную в российском контексте: гражданское общество – развитая система формальных институтов, ограничивающая естественную экспансию власти, не допускающая доминирования власти над обществом. Если мы примем это определение, то вопрос «Есть ли гражданское общество в России?» снимается с повестки дня. Ответ очевиден – нет. Нет формальных универсальных средств, которые могли бы воспрепятствовать чиновнику реализовать любое решение, которое он сочтет нужным. Кроме одного – вышестоящего начальства. Иными словами, все средства ограничения экспансии власти лежат внутри нее самой.
Гражданское общество часто рассматривают как совокупность «негосударственных» инициатив – своеобразный котел кипящей гражданской энергии. Но при таком подходе остается в стороне суть вопроса: в какой мере эти инициативы могут стать основой и стимулом возникновения формальных институтов? В какой степени появление сложной системы регуляции возможно в современной российской действительности, где основной принцип организации социального взаимодействия проще простого – не сотрудничество, не поиск компромисса, а силовое давление?
Массовое сознание не рефлексивно, оно воспроизводится повседневными практиками. Жизнь рядового россиянина устроена так, что в ней нет места не зависимому от власти существованию. И рынок труда, и системы здравоохранения и образования, и ЖКХ – все элементы повседневности замкнуты на государственную поддержку и обеспечение. Как правило, российский гражданин лишен возможности изменить свою жизненную ситуацию личным усилием. Государство – наше все. Так где же в подобном образе жизни и в той структуре сознания, которую он воспроизводит, найдется пространство для возникновения интегративных систем, базирующихся на межличностном партнерстве?
Систему ценностей, как и систему институтов, нельзя внедрить сверху, а в массовом сознании в настоящее время нет запроса на возникновение «горизонталей», и повседневная российская жизнь появлению такого запроса не способствует. Среднестатистическому россиянину не нужны универсальные средства, дающие возможность автономного от власти существования. Ему нужна любящая и опекающая власть, которая во все вникнет и все обеспечит.
Девяностые годы виделись очень обнадеживающим временем: в результате гражданской активности, подкрепленной поддержкой части правящих элит, стали появляться зачатки парламента, многопартийной системы, не зависящих от государства профсоюзов, СМИ. Но была ли эта гражданская активность вызвана стремлением общества обрести наконец средства, позволяющие «ставить власть на место»? Или это было желание заменить власть, которая плохо опекает, на власть, которая это станет делать хорошо? Возможно, именно по этой причине оказалось так просто выхолостить едва появившиеся демократические институты в ходе бюрократического реванша последних лет.
«Простой российский человек» продолжает существовать в атомизированном социальном пространстве, оставаясь с властью один на один, без поддерживающего и защищающего кокона горизонтальных связей. И, следует заметить, не испытывает при этом особого дискомфорта и желания изменить ситуацию. Ему не нужны горизонтальные партнерские связи. Его вполне устраивает властная вертикаль.
