Олег Черковец Почти 18 лет существует Содружество Независимых Государств, и большую часть этого времени ему предрекают скорый развал. Поэтому, с одной стороны, тот факт, что СНГ – вопреки указанным прогнозам – все еще существует, можно отнести к категории позитивных. Однако, с другой стороны, найти какие-либо более конкретные положительные моменты в его деятельности становится все сложнее. Более того, количество «негатива» множится, и вряд ли что-либо изменит к лучшему очередной саммит стран СНГ, который пройдет в Кишиневе 8–9 октября.
К примеру, главной отличительной особенностью этой встречи от всех предыдущих является официально сократившийся состав: после того как Грузия в августе нынешнего года покинула (по завершении годичного «переходного периода») ряды Содружества, количество государств – его участников уменьшилось до одиннадцати.
На момент написания этих строк оставалось непонятным, на каком уровне будет представлена на саммите Украина: в последнее время российско-украинские отношения ухудшились настолько, что в возможность очной встречи президентов двух соседних государств верится с трудом. Наконец, как не раз бывало в прошлом, в последний момент по тем или иным причинам может не приехать еще кто-нибудь из лидеров.
Однако куда важнее возможного формального сужения числа собеседников в Кишиневе постоянно сужающееся пространство реального экономического взаимодействия. Его все больше заменяют похожие на голословные декларации «совместные заявления», и вряд ли столица Молдовы станет в этом смысле исключением. Во многом это происходит потому, что за весь период существования СНГ Россия так и не сформулировала собственные долгосрочные интересы на постсоветском пространстве; в результате вместо постоянного, выдержанного курса имеют место периодические «всплески» интереса к отдельным бывшим братским республикам. Естественно, попытки достичь нужного результата «с наскока» зачастую приносят обратный эффект, что мы не раз наблюдали, например, в отношениях с Белоруссией, той же Украиной или Молдовой.
И так происходит, несмотря на постоянное провозглашение высшим руководством России сотрудничества в рамках СНГ в качестве важнейшего направления внешнеполитической деятельности РФ. Вот и в статье Дмитрия Медведева «Россия, вперед!» страны СНГ – и все вместе, и те из них, кто входит в состав ЕврАзЭС и ОДКБ, названы «нашими самыми близкими, стратегическими партнерами». Однако, как сделать это направление из декларативно важнейшего в предмет повседневной заботы чиновников, по-прежнему ничего не говорится.
Наконец, как раньше, так и теперь подобные лозунги слабо подкрепляются экономически. Производственная кооперация – инструмент технологического влияния – с большинством стран СНГ (даже там, где она еще существовала полтора десятка лет назад) попросту затухает; сегодня по своему содержанию экономические отношения России с партнерами по Содружеству практически ничем не отличаются от таких же отношений со всем остальным миром и сводятся к примитивной формуле: торговля нефтью и газом в обмен на все остальное. (Возможен вариант: исполнение Россией роли транзитера тех же нефти и газа, как в отношениях с Казахстаном и Туркменистаном.) Неудивительно, что именно у России – самая низкая среди всех стран СНГ доля взаимной торговли в общем товарообороте: в последние годы она не превышает 15% по сравнению со средней по Содружеству в 22–23%.
Кризис еще больше обострил проблему несырьевого сотрудничества между партнерами по СНГ. Правда, на уровне отдельных отраслей оно пока получает развитие. К примеру, Белоруссия в обмен на те же энергоресурсы поставит до конца этого года в Россию до 115 тыс. тонн мяса и мясопродуктов, а в следующем, как планируется, – уже до 145 тыс. тонн. Но это – двусторонний, а не многосторонний уровень отношений. Конечно, в условиях, когда большинство стран Содружества нуждаются в энергоресурсах, оно может продолжать существование «по инерции» – причем даже в усеченном виде. Однако, нравится это кому-то или нет, отсутствие «прорывов» в области экономического сотрудничества влечет очевидное сокращение и политических возможностей, и «веса» России – причем как на пространстве всего СНГ, так и более интегрированных объединений в его составе (ЕврАзЭС, Союзное государство России и Белоруссии). Ведь по-прежнему ни одна из стран СНГ, включая самых близких союзников, например, не поддержала одностороннего решения Российской Федерации о признании Абхазии и Южной Осетии в качестве независимых государств. Дальнейшее же возможное сокращение участников СНГ просто грозит необратимыми морально-политическими и геостратегическими потерями для России.
Именно поэтому следовало бы воздержаться от радости по поводу осознания того, что «пациент скорее жив, чем мертв» (а это наверняка будет главным результатом Кишиневского саммита), и попытаться – если еще не поздно – сделать его жизнь более полноценной и по крайней мере не инвалидной.
