Екатерина Кузнецова Сегодня в Ростове-на-Дону открывается очередной саммит Россия–ЕС. На эту встречу возлагались особые надежды, прежде всего потому, что она первая после двух поворотных в отношениях России и единой Европы событий – принятия Лиссабонского договора и резкого драматичного потепления между Россией и Польшей. Была еще одна причина – идея партнерства ради модернизации дает надежду на масштабный прорыв в давно пробуксовывающем экономическом сотрудничестве, а в перспективе и на геополитическом фронте.
Еще во второй половине прошлого года обнаружилось, что руководители Европейского союза охотно подхватили модернизационную риторику президента Дмитрия Медведева. Европейский план модернизации России, готовившийся в большой секретности, но сразу ставший секретом Полишинеля, разочаровал отсутствием конкретики и чрезмерной политизированностью. Из десяти предложенных мер две напрямую затрагивали политические вопросы (обеспечение верховенства закона и налаживание диалога с гражданским обществом), две содержали прекраснодушные, но малореалистичные пожелания (создать диверсифицированную зеленую экономику и сбалансировать развитие), три касались общих вопросов экономического сотрудничества (прямые иностранные инвестиции, интеграция в мировую экономику и интеграция рынков), и лишь одна напрямую касалась модернизации (совместное финансирование партнерства ради модернизации).
Общественности было заявлено, что после первой реакции российского МИДа стороны засядут за его детальное обсуждение, а на саммите в Ростове-на-Дону проекту была обещана политическая поддержка. Однако европейский план модернизации России развития не получил. Это стало еще одним свидетельством европейского курса на прагматизацию отношений. Похоже, европейцы применили к «стране победившего пиара» ее собственное оружие, охотно поддержав лозунги, но не сопроводив их реальными предложениями.
Размывание идеи партнерства ради модернизации, безусловно, нанесет удар по узкой группе прогрессистов, объединенных промодернизационным консенсусом, однако и для единой Европы оно может стать серьезным стратегическим просчетом. За без малого 20 лет сотрудничества ни идея общего рынка, ни политическое сближение с Европой, ни создание новой архитектуры безопасности не стали основой для прочного долговременного союза между ближайшими соседями. Между тем опыт преодоления недавнего глобального кризиса наглядно продемонстрировал уязвимость «энергетической сверхдержавы» и вытекающую из этого ограниченность ее политического влияния. Ослабление России – и это хорошо ощущают, хотя и не вербализируют в Брюсселе – напрямую угрожает благополучию объединенной Европы. Главная опасность кроется в том, что модернизация в России не только не приобрела необратимого характера, но не сделала даже своих первых практических шагов. Общество за два года дискуссий не смогло достигнуть консенсуса ни относительно целей, ни задач, ни инструментов модернизации, а сама модернизация остается проектом меньшинства, пусть даже возглавляемого самим главой государства.
В то же время очевидно, что для того, чтобы состояться, партнерство России и ЕС ради модернизации должно быть иным. Главной особенностью европейского видения российской модернизации является ее подчеркнутая универсальность. Накануне саммита президент Дмитрий Медведев в очередной раз подтвердил приверженность тем самым универсальным идеям модернизации, заявив о возобновлении процесса переговоров о вступлении в ВТО. Однако модернизация России – чтобы быть успешной – может и должна быть европоцентричной. После двух десятилетий непрекращающихся реформ необходимо смириться с тем, что Россия на сегодняшний момент не может осуществить модернизацию в одиночку. В этом ей необходимы союзники. Европа представляется естественным и, пожалуй, единственным надежным партнером по нескольким причинам: во-первых, она обладает опытом многопланового взаимодействия со странами более низкого уровня развития в рамках расширения ЕС; во-вторых, Европа наименее деиндустриализирована из развитых стран; в-третьих, невозможно игнорировать территориальную близость и разбрасываться сформировавшимися за постсоветский период хозяйственными связями.
Впрочем, европоцентричная модернизация во многом остается мечтой, надежды на реализацию которой весьма призрачны. Ведь накануне встречи стало известно, что никаких судьбоносных решений принято не будет – ни «дорожного плана» по отмене виз, ни давно ожидавшихся к подписанию договоров о прекурсорах или обмене конфиденциальной информацией, ни совместной стратегии модернизации. Мечты пока не сбываются.
