Сергей Худиев В Интернете опубликован проект «Заключения Общественной палаты Российской Федерации по результатам общественной экспертизы проекта федерального закона № 391395-5 «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». Документ содержит ряд тезисов, которые уже вызвали серьезные возражения у представителей религиозных организаций, в том числе членов самой Общественной палаты. И в этой статье хотелось бы обратить внимание на некоторые его особенности.
Нет ничего ужасного в пожеланиях по доработке законопроекта – это нормальный процесс, и стремление учесть возможные юридические шероховатости или неясности, которые в будущем могут вызвать недоразумения и конфликты, вполне понятно. Но в тексте заключения, представленного рядом членов Общественной палаты, речь идет немного о другом – об обоснованности самого законопроекта: «Положения законопроекта вступают в прямое противоречие со статьей 9 Основ законодательства РФ о культуре: «Права человека в области культурной деятельности приоритетны по отношению к правам в этой области государства и любых его структур, общественных и национальных движений, политических партий, этнических общностей, этноконфессиональных групп и религиозных организаций, профессиональных и иных объединений». Каким же образом передача Церкви церковных же зданий и реликвий может нарушить права человека? По мнению авторов, существует конфликт между правом граждан на доступ к культурным ценностям и возможной передачей этих ценностей религиозным общинам: «Передача объектов культурного наследия, культурных ценностей или иных аналогичных объектов в собственность или безвозмездное пользование религиозных организаций повлечет за собой невозможность доступа к таким объектам для граждан иных вероисповеданий. В частности, доступ может быть ограничен внутренними правилами религиозной организации, внутренними убеждениями человека, не позволяющими посещать культовые объекты иных конфессий».
Рассмотрим это возражение по порядку. «Доступ может быть ограничен внутренними правилами религиозной организации». Как это выглядит на практике? Неправославный любитель искусства пытается зайти в храм, чтобы увидеть старинную икону, на входе у него требуют справку об исповеди и причастии? От человека, входящего в храм, требуется не больше, чем от человека входящего в музей, – быть прилично одетым и прилично себя вести. Выявлять среди зашедших в храм людей вкравшихся неправославных и изгонять их вон, чтобы их неблагочестивый взор не пал на чтимые иконы, никто не собирается – и никогда не собирался. Более того, если бы мы всерьез принимали тезис авторов проекта заключения – «между правом граждан на культуру и правами религиозных общин на их собственное наследие есть конфликт, и закон требует разрешать его в пользу первых», – это означало бы, что закон требует изъятия культурных ценностей из храмов, чтобы обеспечить доступ к ним всех граждан. В самом деле, доводы, предложенные некоторыми членами Общественной палаты, точно так же относятся к культурным ценностям, уже находящимся в собственности религиозных общин. Ведь если права граждан на доступ к культуре попираются, когда предметы религиозного назначения передаются той религиозной общине, которая их создала, то они точно так же попираются, когда эти предметы с самого начала находятся в собственности этой общины.
В логике авторов текста есть и более глубокие изъяны – так, использование храма в качестве храма нарушает права граждан на доступ к культуре, в то время как использование точно того же храмового здания в качестве, скажем, типографии или ресторана – нет. Противным культурным правам граждан оказывается только один способ использования зданий и предметов религиозного назначения – а именно их использование для того, для чего они и создавались.
Возможно, авторов подводит принятое ими совершенно искусственное и абсурдное противопоставление «культуры» и «религии». Религиозная и культурная жизнь не совпадают, однако глубоко пересекаются и переплетаются. Никто не требует передачи религиозным общинам произведений, скажем, светской живописи – речь идет о произведениях именно религиозной культуры. Религиозная активность – возведение храмов, иконопись, создание тех или иных предметов, используемых в богослужении, является также и культурной. Более того, те или иные предметы культуры могут быть адекватно восприняты только в контексте, для которого они создавались. Экспонирование вырванной из книги страницы, обрывка картины, обломка статуи может быть оправданно только в том случае, если воспроизведение целостного контекста невозможно. Предметы религиозного назначения создавались как часть совершенно определенного смыслового, духовного и культурного комплекса, и их искусственное изъятие из этого контекста неуместно. Можно выставлять страницу, вырванную из рукописи, – если это все, что до нас дошло. Но если у нас есть и сама рукопись, то мы должны постараться восстановить ее целостность, вернув страницу на место.
Авторы текста также предполагают, что «доступ может быть ограничен... внутренними убеждениями человека, не позволяющими посещать культовые объекты иных конфессий». Внутренние убеждения такого рода не могут не вызывать крайнего изумления – с одной стороны, убеждения препятствуют человеку войти под своды, например, православного храма, с другой – они не препятствуют ему требовать доступа к богослужебным предметам, созданным в рамках православной традиции. Конечно, люди имеют право на самые странные и непоследовательные убеждения – можно удивляться тому, как воинствующие атеисты делаются ревностными иконопочитателями, когда речь заходит о передаче икон Церкви, но нельзя им этого запретить. Но было бы очень странно объявлять личный выбор человека, обусловленный его внутренними убеждениями, нарушением его прав. Если человек отказывается войти под своды храма – это точно такое же его свободное решение, как отказ войти под своды музея. Ни храм, ни музей в этом случае никак не ущемляют его прав.
Законопроект о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения можно дорабатывать – но при этом едва ли можно исходить из того странного и алогичного подхода, который демонстрируют авторы проекта «Заключения».
