Корпоративная монархия

Особенность наших выборных кампаний, их качественное отличие от выборных кампаний в странах Европы и даже в бывших социалистических странах Европы обусловлены особенностью нашего политического строя, сконструированного Конституцией 5 декабря 1993 года. Для того чтобы во время выборов была серьезная конкуренция программ, серьезная конкуренция стратегии развития страны, должна быть полноценная конкуренция политических партий, имеющих право в случае победы сменить у кормила власти правящую элиту.

При нашей сверхпрезидентской республике, при громадных полномочиях, которыми по Конституции обладает президент, да к тому же при нашей низкой политической культуре, практически невозможно легитимное отстранение от власти правящей элиты. Обратите внимание, это только у нас возможно: не правящая партия выталкивает наверх правящую элиту, а, напротив, правящая элита на протяжении многих лет создает различного рода правящие партии. И надо признать, что делает это она с успехом. Все-таки, что бы ни говорили, ЕР на протяжении многих лет уверенно побеждает на выборах.

Но проблема еще и в том, что у нас правящая элита не только создает правящую партию, но и сама определяет, кто из ее состава станет следующим президентом. Когда наша политическая система появилась в конце 1993 года, ее называли «выборной монархией». Теперь ее можно назвать «корпоративной монархией». Президентом у нас теперь становится тот, кто больше всего понравился предыдущему главе государства. Вообще институт преемничества, появление различного рода «тандемов» – это нечто новое в политической истории России. И это новое стало возможным опять-таки в силу особенностей нашей политической культуры.

Отсюда и определенное родство наших выборов с советскими. Они проводятся не для того, чтобы произошла возможная смена власти, а для того, чтобы придать хоть какую-то легитимность власти, установленной при помощи силы. Кстати, заслуга Путина и перед властной элитой, и перед страной в том, что он сделал, на мой взгляд, максимум возможного, чтобы вписать созданную Ельциным политическую систему в круг и национальных интересов России, и повседневных интересов максимально возможного количества людей. Все-таки в отличие от Ельцина Путин все эти годы проводил активную социальную политику. И в этом было хоть какое-то оправдание нашей «бутафорной демократии».

Но надо понимать, что созданная Ельциным в 1993 году политическая система так же нереформируема, как была нереформируема советская система. Этого, кстати, не понимало окружение Дмитрия Медведева, которое хотело его одновременно видеть и президентом, и провести революционную модернизацию нашей политической системы. Поэтому и у нас, как и в советское время, любая реальная оппозиция носит несистемный характер, ибо ее настоящей целью является не использование системы для реализации своей особой программы для блага людей, а смена системы.

Но сам тот факт, что власти приходится все время нелегитимность де-юре, как это делает Путин, компенсировать легитимностью фактической, несет на самом деле для людей много позитивного. Легитимная власть, выросшая из традиций веков, основанная на традициях закона, имеет право идти на непопулярные меры. А власть, полученная по воле случая, просто из рук предшествующего президента, заставляет все время лидера страны доказывать, что он у власти оказался не случайно, оправдывать делами свое присутствие на вершинах власти. Тем более подобного типа власть должна это делать, ибо не имеет такого силового ресурса, которым обладали большевики. Вот почему даже в рамках нашей управляемой демократии выборы нужны, ибо они все-таки заставляют власть считаться с реальными настроениями в обществе.

Но эта нацеленность выборов не столько на обновление программ развития страны и пополнения элиты за счет наиболее одаренных и талантливых людей, сколько на смягчение недовольства нуждающихся, тех, кто оказался на дне, ведет к нашим новым русским парадоксам. У нас сегодня успех выборов, укрепление легитимности правящей элиты зависят не от успешных людей, не от тех, кто доволен своей жизнью, а, напротив, от тех, кто проиграл в борьбе за место под солнцем, кто рад даже тому малому, что ему могут дать очередные выборы, дать повышение пенсий, зарплат, ослабление удавки ЖКХ и т.д.

Новый русский абсурд состоит в том, что те, кто все получил благодаря этой власти, кто твердо стоит на ногах, не хочет иметь с ней ничего общего, не хочет участвовать даже в выборах. Обратите внимание: более половины успешных людей в столице находится в оппозиции к власти и не участвует в выборах.

Понятно, что наша несовершенная демократия с ее несовершенными выборами не есть результат очередного «заговора», а является отражением низкого уровня политической культуры постсоветских людей, которые создавали новую, как они считали, демократическую Россию. У нас нет реального разделения властей по той простой причине, что люди в массе не были к ней готовы. Мы в силу нашей политической культуры до сих пор и не без оснований боимся выборов с непредсказуемыми результатами, ибо они у нас всегда, и в 1917-м, и в 1991-м, приводили к хаосу и катастрофам.

Но надо понимать, что политическая система, которая, как сейчас, получает легитимность из рук тех, кто по большому счету ею недоволен, не имеет будущего. И об этом, о скорейшей консолидации успешных с властью, необходимо в первую очередь думать предсказуемому победителю на президентских выборах 2012 года.