Михаил Виноградов Единый день голосования не первый год происходит по сходному сценарию. В течение дня воскресенья все заинтересованные стороны жадно ловят любые данные о явке и утечке об экзитполах. Потом – внимательно отслеживают изменения по мере накопления подсчитанных голосов. К утру следует вздох разочарования: мол, опять выборы ничего не изменили. А через несколько недель или месяцев выясняется, что на выборах все-таки было немало важного и они способны серьезно повлиять на последующую группировку политических и элитных сил.
Среди российских политиков и экспертов конкурируют два основных подхода при оценке региональных выборов. Одни полагают, что исход выборов способен радикально изменить политическую жизнь. И что выборы сами по себе меняют реальность, а не оформляют произошедшие в обществе изменения. Вторые возражают, что выборы превратились в предсказуемый процесс или даже фарс, а исключения только подтверждают правило.
Нет смысла вмешиваться в эту дискуссию и мешать спорящим – им и так хорошо друг с другом. Однако очевидно другое. Выборы действительно являются серьезным стрессом для правящих элит. Может быть, стрессом подчас иррациональным. С одной стороны, каждый раз возникает необъяснимая тревога вокруг того, что избиратели преподнесут сюрпризы. С другой – установились традиции, в соответствии с которыми аппаратная борьба за интерпретацию того, кто именно ковал победу на выборах, начинается задолго до дня голосования.
Единый день голосования 13 сентября 2015 года исключением скорее всего не станет. Интерпретация итогов выборов может оказаться даже интереснее, чем сами итоги голосования.
Территории сюрпризов
21 регион, где проходили прямые выборы губернаторов, эксперты делили на несколько категорий.
В «зону наибольшей прочности» попадали Татарстан, Кемеровская, Ленинградская, Пензенская, Ростовская, Тамбовская области, Камчатский и Краснодарский края. Успешность и популярность действующих глав или созданная предшественником выстроенная политическая система не сулили серьезных сюрпризов.
К «смешанной зоне» относили Марий Эл, Чувашию, Архангельскую, Брянскую, Калининградскую, Калужскую, Костромскую, Сахалинскую, Смоленскую области, Еврейскую автономную область. В Марий Эл политическая система, казалось, была прочно цементирована и даже заасфальтирована, но социологи фиксировали нарастание усталости от действующего главы Леонида Маркелова и его высокие антирейтинги.
В Чувашии не слишком удачно была осуществлена прошлая смена главы, а бывшему руководителю Николаю Федорову долго инкриминировали желание добиться замены Михаила Игнатьева. Лишь после ухода Федорова с поста министра сельского хозяйства аппаратная победа Игнатьева стала очевидной.
В Архангельской и Калининградской областях действующие губернаторы не были рекордсменами по популярности, но их внутриэлитные оппоненты не стали пользоваться выборами, чтобы ослабить позиции Игоря Орлова и Николая Цуканова.
Новый глава Сахалина Олег Кожемяко имел серьезный политический опыт, но он был наработан в менее сложных и «капризных» территориях, а громкая смена власти на Сахалине была весьма травматичной и для элит, и для населения.
В Брянской области эффект от замены губернатора-старожила за год после его увольнения начал выдыхаться, а опыт выборов 2012 года мог создать у жителей ожидания нового мощного шоу. Однако кампанию здесь откровенно засушили, муниципальный фильтр дали пройти сугубо техническим кандидатам.
Калужская и Костромская области могли ощутить на себе эффект от избирательной кампании ПАРНАСа, к тому же в Калуге серьезнее других ощутили последствия экономического кризиса, а в Костроме «Единая Россия» на прошлых выборах в Госдуму получила второй с конца результат.
В Еврейской автономной области смена губернаторов стала привычным делом, причем без особого выстраивания преемственности новой власти по отношению к предыдущей.
А оценки экспертами успешности работы смоленского губернатора из ЛДПР отличались полярностью.
В числе наиболее проблемных территорий были Амурская, Иркутская, Омская области. На Амуре в спешке, связанной со сменой власти на Сахалине, выбрали не самую удачную кандидатуру вместо тяжеловеса Олега Кожемяко. А в Иркутске и Омске кандидаты-коммунисты внезапно отказались от привычной КПРФ тактики борьбы за второе место в пользу борьбы за победу.
Ожидания экспертов в целом оправдались. Если в Омской области власть сумела в последний момент переломить решающий тренд, то в Иркутской предстоит второй тур. Впрочем, 49% Сергея Ерощенко – это куда лучше, чем «50 с ниточкой», которые получили врио губернатора Амурской области Александр Козлов и оказавшийся в последний момент в стане аутсайдеров «покровитель искусств» Леонид Маркелов из Марий Эл. Легитимность победы обоим кандидатам предстоит доказывать на деле.
Ожидания эксцессов при голосовании
Интрига нагнеталась в связи с разговорами о том, что администрация президента продолжает ужесточать неформальные требования к максимально допустимому проценту досрочно проголосовавших. Это ставит региональные власти в стрессовую ситуацию, однако позволяет снизить риски опротестования итогов выборов.
Естественно, речь идет о крупных городах – прежде всего об областных центрах. Именно там практика досрочного голосования и вызывала наибольшие нарекания: в небольших населенных пунктах контроль наблюдателей был не так тотален и как административная технология досрочное голосование применялось реже. А вот высокие цифры досрочного голосования в областных столицах скорее всего не сулят руководству этих территорий политических пряников.
Но разговоры про нарушения и цифры досрочного голосования скорее всего уйдут на второй план. Может быть, кроме Костромской области, но там действительно особый случай – власть работала на легитимность выборов (дебаты ПАРНАСа и «Единой России», эфиры Алексея Навального на «России 1»). В остальных территориях тема досрочного голосования не вызвала больших кривотолков, а основные споры будут, вероятно, вокруг перечисленных регионов с условной легитимностью губернаторов-победителей.
Соблюдение выборных приличий
Здесь, пожалуй, оказалось больше всего разночтений – особенно на губернаторских выборах. Если упрощать, мы увидели две основные модели. Для первой характерно прочтение выборов как сугубо технической процедуры, призванной оформить ранее принятое президентом назначение врио губернатора. Основная ставка делалась на засушивание кампании (особенно в крупных городах), действующие главы не брали отпусков, не участвовали в предвыборных дебатах, не пытались всерьез очаровать избирателей. Не случайно более чем у половины кандидатов в губернаторы не оказалось даже предвыборной программы (а сколь-либо соответствующие канонам подготовили только штабы Александра Дрозденко в Ленинградской области и Дмитрия Кобылкина на Ямале – хотя последний даже не проходил через процедуру прямых выборов).
Те регионы, где такой приоритет удалось соблюсти, дали федеральной власти повод говорить о новом качестве политической конкуренции – что немаловажно с точки зрения прицела на легитимность выборов в Госдуму 2016 года.
Второй путь (с программами и полагающейся предвыборной драматургией, допуском сильных конкурентов) предполагал, что победа на выборах – не конечная цель, а инструмент политического усиления губернатора. Сама избирательная кампания была призвана повысить электоральный рейтинг кандидата, выстроить эффективную элитную коалицию с прицелом на будущие муниципальные или федеральные выборы, дать возможность слегка выпустить имеющийся в обществе пар – чтобы не копить его перед будущей думской кампанией. По этому пути пошло сравнительно небольшое количество губернаторов, не побоявшихся заняться разрушением стереотипа о тотальной скучности и предсказуемости избирательных кампаний.
Споры о федеральном факторе
Надо признать, что федеральное вмешательство в губернаторские выборы с годами постепенно снижается. Нельзя сказать, что его совсем нет. Решения о назначении кандидатуры врио губернатора, механизм муниципального фильтра, в отдельных случаях визиты первых лиц в предвыборные регионы – все это выглядит как сигнал избирателю-лоялисту о предпочтениях Москвы.
В то же время федеральный надзор позволил прогарантировать парламентским оппозиционным партиям возможность выдвинуть своих кандидатов на выборы. Федеральная власть не стала тратить лишние деньги на популистские экономические решения перед днем голосования. А многие просители из предвыборных регионов не смогли добиться получения федерального финансирования для своих проектов под выборы.
Подтверждением подчеркнутого спокойствия федеральной стороны стал тот факт, что для выборов не принялись разогревать электоральную ситуацию: голосование прошло при некотором снижении ключевых политических рейтингов и в условиях очевидного раскола общества в вопросах «агрокремации», освобождения Евгении Васильевой, споров о государственной политике в области личных подсобных хозяйств.
Цена депутатского мандата
Даже те оппозиционные партии, которые в большей степени стремились на губернаторских выборах «согреться», а не догнать основного соперника, объясняли себе смысл участия в выборах необходимостью создать благоприятную почву для выборов в Госдуму. Для многих это выглядит странно, поскольку, глядя на сегодняшнее заведомо периферийное положение парламента в системе принятия решений, порой удивляешься: неужели мандат в новой Госдуме действительно так привлекателен?
«Разогрев» на губернаторских выборах, вполне вероятно, интерес к получению этих мандатов действительно усилит. О причинах этого можно спорить: одни ставят во главу угла размывание условно медведевского пакета «Единой России», другие указывают на думскую победу (особенно в одномандатном округе) как хорошую площадку для борьбы за губернаторские кресла, третьи рассчитывают завести связи в Москве и рано или поздно продолжить карьеру в федеральных органах исполнительной власти.
Сказывается и тот фактор, что в современной истории России выборы в Госдуму вне зависимости от итогов (предсказуемых или сенсационных) приводили к серьезной коррекции политического курса.
Оправданы ли будут такие ожидания на этот раз – наверняка можно спорить, но на всякий случай акторы мобилизуются, готовясь в будущем году к битве за думские мандаты.
