Константин Ремчуков: Нефтяной маневр Москвы может помешать Трампу переизбраться

А.Соломин― Добрый день! Меня зовут Алексей Соломин. Это «Особое мнение» Константина Ремчукова, главного редактора, генерального директора «Независимой газеты». Константин Вадимович, здравствуйте!

К.Ремчуков― Добрый вечер!

А.Соломин― Вы видели рынки — валютные рынки, американские рынки, которые даже закрывались. Что происходит? Это коронавирус или это война энергетическая?

К.Ремчуков― И то и то. Началось всё, конечно, с коронавируса, с заметного и драматического сокращения производства в Китае и спроса на сырье. Потом выяснилось, что в рамках организации современной мировой экономики по типу глобальных цепочек стоимости или глобальных цепочек поставок supply chain или value added chain по-английски называется, — выяснилось, что Китай является очень важной страной с точки зрения промежуточных товаров, то есть не конечной… Мы привыкли, что из Китая идут готовая продукция. Нет, выяснилось, что 53% промышленного импорта Китая — это промежуточные товары, то есть детали, которые можно воткнуть куда-то.

А.Соломин― То, что они закупают.

К.Ремчуков― Они закупают. Когда помните, мы говорили, что мы развернемся на Восток. Выяснилось, что нам нечего особо в Китай поставить кроме сырья. Я имею в виду, если ты по-серьезному разворачиваешься, ты же должен диверсифицировать свою экономику. А когда ты смотришь на структуру промышленного импорта Китая, ты видишь, что ему нужно все элементы, которая даже не до конца будут собраны в Китае, а будут добавлены к какому-то изделию, а потом это изделие переместится в страны, где более дешевая рабочая сила к этому моменту наступила: Таиланд, Филиппины, Индонезия и Вьетнам. И Китай превратился в такой центр, куда полуфабрикаты приходят и в нарастающем количестве полуфабрикаты же уходят — вот эти промежуточные товары.

Так вот, когда китайцы остановили из-за карантина работу на этих предприятиях, выяснилось, что это аукнулось всем в мире. Кто-то ждет в Америке, кто-то ждет в Европе, что придет какая-то деталь из Китая, а она не приходит, поскольку у них на месяц отправились коллектив гулять.

А.Соломин― Стоят конвейеры.

К.Ремчуков― Конвейеры или небольшие производства. Но главное, что экономика оказалась не готова с точки зрения того, что у те я же нет дохода, а раз нет дохода, ты должен каким-то образом финансировать. Кто тебе даст кредит на этот кассовый разрыв? Ты же думал, что ты продашь какую-то свою вещь, получишь денежку и будешь финансировать дальнейшее производство. А ты, не получив эти полуфабрикаты, ничего не создал, ничего продал, денег нет, а тебе нужно жить.

Поэтому в этом смысле это начиналось с конца декабря и в январе, как только китайская тема, а потом все больше и больше люди начали понимать, что это касается всех, потому что нарушаются серьезные глобальные цепочки стоимости. А потом выяснилось вслед за этим, что как-то неожиданно туристы никуда не хотят ехать, боятся, потому что они не хотят попасть под карантин. А что такое туризм? Это не только самолеты, не только обслуживание, но и гостиницы. Это то, что называется hospitality бизнес, это все events, это все экскурсии.

Потом выяснилось, что мощнейшая отрасль экономики связана с выставками, с конференциями, с симпозиумами — тут тоже всё начало прикрываться. А это тоже затраты. Причем это же генерирует цепные реакции всех событий. Например, в Сиэтле из-за взрыва коронавирусных инфицируемых людей Microsoft и Amazon как лидеры как бы ментальные (или Facebook, по-моему), они сказали сотрудникам, что «мы закрываем сейчас производство, сидите дома, из дома будете работать». И выяснилось, что для Сиэтла это оказалось существенным ударом по отрасли, производящей сандвичи на обед для сотрудников, поскольку это очень высокотехнологичное производство, и Uber, например: некого возить.

И вроде эти компании высокотехнологичные говорят: «Будем работать дистанционно», а получилось, что страдают многие. И опять у них нет дохода — они что, должны закрыть свои эти производства сэндвичей, освободить этих людей?

Поэтому это было то, что идет со второй половины февраля очень мощно.

А.Соломин― Это было медленно, постепенно. А сейчас мы видим крах.

К.Ремчуков― А сейчас мы видим то, что уже было вызвано конкретными причинами, связанными с тем, что Россия не поддержала решение ОПЕК+…

А.Соломин― То есть Россия ответственна за это.

К.Ремчуков― Нет. Если посмотрим на какие-то публикации, то мы видим, что решение о том, что ОПЕК+ сокращает издержки хедлайны Financial Times и Wall Street Journal звучали так: «До переговоров с России ОПЕК+ принял решение о сокращение добычи. Вот представьте себе: у нас должна быть встреча, мы должны переговорить, узнаем, что до встречи уже приняли решение. Поэтому если к тебе так относятся, с тобой никто не ведет никаких переговоров, а тебя информируют об этом, то реакция Новака понятна. Они решили: «Тогда мы не будем. С 1 апреля мы освобождаем себя от ответственности».

А Саудовская Аравия, которая настаивала на этом, она фактически в тот же день заявила: «А мы тогда до 12 миллионов баррелей в сутки нарастим свое производство.

А.Соломин― Но Россия не могла не знать о последствиях такого решения. Она знала, что цена на нефть упадет. И судя по тому, что сейчас говорят разные аналитики, возможно, даже имела это в виду. И развязала эту войну нефтяную в своих интересах.

К.Ремчуков― Серьезные такие обвинения.

А.Соломин― Но выглядит как передел рынка.

К.Ремчуков― Смотрите, что происходит. Во-первых, есть моменты, связанные с рынком. Потому что все предыдущие годы ни одна страна в мире не нарастила суточного производства больше, чем США. После того, как в 14-м году была «нефтяная резня» (они прозвали) на День благодарения — в этот день объявили о том, что могут производить кто сколько хочет саудовцы, — и американцы к тому моменту, к ноябрю 14-го года производили 8,5 миллионов баррелей и получили падение до 7,5, а сегодня уже 12,2. Представляете, все эти годы Америка наращивала, наращивала, и в результате она вышла на первое место.

А.Соломин― И занимала рынок.

К.Ремчуков― Они занимали сегменты рынка, они и наших клиентов, в том числе, забрали. Но главное, что они вышли на первое место. Саудовская Аравия, мы.

Что делать в этих условиях? Какие появляются у России ресурсы в этой борьбе, как кажется, наверное, кому-то в Кремле, кто поддержал эту борьбу? Во-первых, состояние сланцевой нефти в США с финансовой точки зрения очень тяжелое. Этот сектор за это 10-летие впитал в себя 400 миллиардов долларов капитала. У них долги 80 миллиардов, которые нужно платить буквально в следующем году и в 22-м году. 60% этого долга очень плохие. Считается, что даже при 50 долларов за баррель сланцевым компаниям трудно получить кредитование в Америке.

А.Соломин― Я слышал другие оценки — что цена рентабельности 25 долларов, и легко заморозить эти скважины, потом разморозить. Это не как обычные скважины.

К.Ремчуков― Хорошо. Я продолжаю. Даже при 50 долларов за баррель трудно получить рефинансирование. И это сказывается на облигациях, они называются «мусорны облигации» у них, которые просто как бы никому не нужны. И сегодня, по-моему, Wall Street Journal писал, что уже долларовая облигация стоит 35 центов. То есть 65% стоимости те, кто хотят хоть какие-то деньги получить с этих компаний, уже готовы их обязательства в 1 доллар продать кому-то за 35 центов. Это очень большие потери. И это говорит о том, что доверие финансового рынка к этому сектору американской экономики отсутствует.

Поэтому начнутся какие-то банкротства. Где банкротства? Техас, Северная Дакота. Это серьезные штаты для Трампа. Политика Трампа, вся предвыборная политика строилась фактически на одном блоке сильных аргументов: сильная экономика, невиданна занятость — только в феврале создано 273 тысячи рабочих мест, рост доходов домашних хозяйств, низкая инфляция.

И в вот с этим он шел на выборы в ноябре. Оставалось совсем немножко, 8 месяцев оставалось ему выдержать. И тут выясняется, что если начнется безработица и увольнения — вот то, что мы говорили по периметру: работники Uber, производители сэндвичей, работники технологических компаний, нефтяных, транспортных, очень большие проблемы с грузовыми перевозками, в том числе, с морскими, — и тогда он может к ноябрю прийти к очень слабой экономикой.

А.Соломин― Итак, Трамп брал на себя определенные обязательства.

К.Ремчуков― И построил всю свою предвыборную кампанию на том, что его главное достижение — он поднял американскую экономику, поэтому безработица самая маленькая, за 50 лет, доходы растут динамично у домашних хозяйств, инфляция низкая, перспективы радужные. И фондовый рынок при нем рос все время вверх. Начинает всё это падать.

Поэтому если говорить о российской как бы концепции возможной, мы должны теоретически посмотреть, какие фактор Кремль мог иметь в виду, давая директивы Новаку не поддержать соглашение с Саудовской Аравией?

Первое — это постараться отбить у американцев долю рынка, зная о серьезной финансовой перегрузке этого сегмента и того, что у них нет программы финансирования стратегических отраслей. Не можешь платить — ты банкрот.

Второе: надавить на Трампа, который понимает, что если у него экономическая ситуация начнет ухудшаться, расти безработица, ему трудно будет переизбраться, и вполне возможно, заставить его вступить в какие-то переговоры, например, по «Северному потоку-2».

Третье: продемонстрировать, что мы являемся таким мощным игроком в современном мире и с нами надо считаться. Это сейчас чем должны гордиться люди. С нами надо считаться, и под эту сурдинку, что с нами надо считаться, опустится рубль.

Предположим, он будет 80 рублей за доллар. Тогда ваши, несколько сократившиеся долларовые доходы будут конвертироваться по более высокой рублевой цене, и у вас не будет дефицита бюджета. Вы получите рублей столько же, сколько вы получили сейчас, а, может быть, еще больше опустите рубль…

Другое дело, что он может быть наполнен не тем содержанием. Но несколько раз после прошлого в конце 14-го года, начале 15 года драматического падения рубля Эльвира Набиуллина говорила фразу: «Россиян не интересует обменный курс». Поскольку в законе о Центральном банке отсутствует требование к Центральном банку требование обеспечивать стабильность валютного курса — там есть только требование обеспечивать ценовую стабильность, под которой понимается инфляция, — то даже если курс будет 120, ЦБ не несет ответственности, а казна будет получать эти деньги.

И пенсионеры и все социальные работники будут получать деньги. Другое дело, что средний класс — получается очередная конфискация доходов среднего класса, потому что они заработали и думали, что их образ жизни позволит им конвертировать эти деньги в евро или в доллар и поехать куда-то отдохнуть. Нет, сейчас не удастся, если рубль будет обесцениваться.

Но, с точки зрения рисков для бюджета, мне кажется, что это соображение тоже присутствовало, что более высокий обменный курс… или низкий (зависит от того, с какой валюты смотреть) позволит бюджет наполнять ритмично. И дефицита бюджета, по крайней мере, драматического дефицита не будет.

А.Соломин― по заявлениям чиновников сейчас кажется, что у них не очень видна паника. И, в общем, это объясняет, что к этому развитию событий готовились. То есть они заранее готовили развитие событий, заранее сказали, что государство исполнит все социальные обязательства, посчитали, насколько хватит Фонда национального благосостояния и так далее. То есть сейчас государство готов к развитию событий, не так, как в 14-м году или в 8-м.

К.Ремчуков― Знаете, и в 8-м и в 14-м у нас уже были резервы накоплены. И поэтому сейчас, я думаю, когда ты проходишь в очередной раз по каким-то проблемам, ты просто более уверенно себя чувствуешь. Тот же Путин в 8-м году был премьер-министром. Это он принимал решение повысить все социальные выплаты реально, несмотря на кризис. Почему? Потому что он понимал, что когда закончится его премьерство, если он не будет повышать социальные выплаты, народ не проголосует за него и за его партию. Поэтому в данном случае это уже отработанная технология.

И 170 миллиардов долларов у нас фонд, из которого можно будет брать деньги и компенсировать какие-то выпадающие доходы. Вот посчитали. Их типа хватит на ближайшие годы. Никто не знает, сколько продлится всё это дело, и не будут ли новые переговоры.

Потому что меня что поразило за эти сутки развития событий — то, что Саудовская Аравия, объявив о том, что она всем покажет, увеличив свою добычу, — ну. во-первых, Саудовская Аравия единственная страна, у которой есть резервные мощности, которые она может легко подключить. Другим странам намного тяжелее эти резервные мощности, включая Россию, подключить, чтобы увеличивать добычу.

А.Соломин― В смысле это некие скважины, которые не пущены в работу. Речь идет о резервах нефти.

К.Ремчуков― Да. И вот они свое обещание с 10 миллионов баррелей в сутки до 12 миллионов, по мнению экспертов, очень легко выполнят. Всем другим будет несколько сложнее. Но вот когда сообщили, что они предложили своим партнерам дисконты большие, что бросилось в глаза? Что для партнеров Саудовской Аравии в районе Северо-Западной Европы (это традиционный рынок сбыта Для России) они предлагают этот дисконт в 8 долларов за баррель. В США — 7 долларов, для азиатских — 4,6. Таким образом, целевая ниша совершенно четко показана. Больше всего саудовцы дисконт предлагают в те районы, куда у России основной экспорт. Тем самым показывают, что борьба с Россией будет. Они хотят проучить нас за такую строптивость. Но, с другой стороны, они никогда не против немножко подрезать и американских производителей.

А.Соломин― Есть еще такая позиция. Владислав Иноземцев пишет, что саудиты, по сути, ведут объявленную войну. Есть честное объявление войны на наиболее чувствительном для Кремля фронте и что Россия в выборе: суверенитет или пенсии? И что если она все-таки выберет пенсии, то новое соглашение будет уже на совсем невыгодных для России условиях.

К.Ремчуков― Не знаю. Владислав Иноземцев, конечно, крупный специалист. Может, ему виднее. Я не вижу, каким образом новое соглашение будет невыгодным. Тут же вопрос принципиальный.

А.Соломин― Большие ограничения.

К.Ремчуков― Тут, мне кажется, исчерпал этот режим ОПЕК+. Тут надо четко понимать. Вот был придуман этот режим. Начали встречаться, начали договариваться. А в сущности как? В от мы с вами очень жесткие переговоры ведем и думаем, что цена должна быть высокой. А вот Максимыч не участвует в переговорах, он — американская сторона. Вы сократили миллион баррелей в сутки, и я миллион баррелей. Он взял и нарастил 2 миллиона баррелей. В результате эти годы пока мы… они увеличивают, увеличивают…

А.Соломин― Нам обидно.

К.Ремчуков― Нам обидно. А самое главное — он прибыль получает, оттирает нас отовсюду. И получается, что если мы должны включить Максимыча в переговоры, тогда давайте на троих мы договоримся об объемах. Тогда бы мы регулировали весь объем предложений нефти по всему миру. А получается что Саудовская Аравия, ну и ОПЕК, эти его коротышки-друзья Саудовской Аравии, мы — а американцы ни в какие соглашения не входят. Спрашивается, почему они являются бенефициарами абсолютно такого состояния рынка, в котором два крупных игрока берут на себя обязательства, а они не берут никакие. Я думаю, что тут вот эта стадия.

И если у Трампа дела пойдут хуже, то, скорей всего, надо ожидать, а вдруг американцев подключить к этим переговорам? Потому что для Америки концепция энергетической безопасности, она стала центральной за все последние годы. С тех пор, как американцы из своей сланцевой нефти нарастили огромные возможности удовлетворять потребности американской экономики, она начали смотреть на Ближний Восток, вообще, на районы поставки нефти так высокомерно, сказали: «Нас это не интересует». И постепенно начали выходить оттуда.

Ведь всё, что случилось в рамках арабской весны, все что случилось с постоянными заявлениями всех американских президентов, что они выходят из той же Сирии. Вот Трамп говорит: «А мы выходим». Где его интерес в этом районе, который был раньше, когда все американские кампании там были, вооруженные силы? Потому что Трампу показалось, что теперь он не зависит от поставок нефти из этого района. Если хлопнется их нефтяная промышленность, им опять придется в геополитическом плане входить сюда.

Это серьезные вещи. Либо ты геополитически решил проблему, и тебе стало плевать на весь мир — это то, что говорит Трамп, он говорит: «Мы не хотим никуда вмешиваться; а если у него не будет своей нефти, он должен чего, у Венесуэлы отжимать? Ну да, они буду Венесуэлу… Потому что бразильский президент вчера заявил, что цель: до конца года свергнуть Мадуро. А он один из самых яростных сторонников того. Ну, американцы возьмут эту нефть. Я думаю, мы не будем сильно там сопротивляться.

А.Соломин― Придется Иран распаковывать.

К.Ремчуков― В прямом смысле.

А.Соломин― Про коронавирус я хотел еще у вас спросить. Как вы относитесь к принятым в Москве мерам по борьбе с коронавирусом? Они вызвали очень широкую дискуссию на этой неделе.

К.Ремчуков― Напомните мне, какие меры.

А.Соломин― Самоизоляция, которая может обернуться уголовным делом. Правда, сейчас уточнили, что в случае, если нарушение самоизоляции приведет к смерти, и тогда это может быть уголовкой, но, там, так меры выглядят вроде рекомендательного характера, но люди очень возмущены.

К.Ремчуков― Московские меры, с моей точки зрения… Если самоизоляция — в Италии 16 миллионов человек самоизолировалось сейчас. Вопрос, который ставят все: И что дальше? Вот представьте, что мы дойдем до масштабов Италии и попросим 16 миллионов россиян самоизолироваться от Калининграда до Владивостока. 16 миллионов россиян. Как мы будем управлять этим процессом? Как наши врачи, как наши поликлиники, как наши специалисты будут отслеживать все эти события. Это неуправляемое число людей.

Поэтому кризис сейчас проявляется в полном отсутствии представления о том, какой менеджмент этой проблемы должен быть предложен. Самоизоляция. Что здесь плохого? Самоизолируется, и если он является носителем инфекции, он перестает кого-либо заражать. Ну да, конечно.

А.Соломин― Если он соблюдает.

К.Ремчуков― Даже будем исходить из того, что он соблюдает. А вот пока он самоизолировался, он же ехал откуда-то.

А.Соломин― Совершенно верно.

К.Ремчуков― Он же уже кого-то заразил.

А.Соломин― Так людей многих возмущает, что это неэффективная мера.

К.Ремчуков― Поскольку никто в мире не знает, как эффективно решать эту проблему — был бы, вы бы, наверное, первые поговорили с таким человеком, — поскольку никто не знает… Я для контраста привел пример Италии. 16 миллионов человек попросили изолироваться. Вчера читал, Financial Times каждый день дает очень хороший онлайн-обзор по всем странам мира. Так вот Чехия сообщали, что 16,5 тысяч чехов находится сейчас в Италии. И они вернутся. И уже руководство страны сообщило, что все они должны самоизолироваться, то есть оказаться на карантине. Представляете, масштабы? Сейчас у них там сотни человек. А через какое-то время там должно 16 тысяч прибавиться. Готовы они, не готовы? Но меры пока все такие: Давай по домам, а потом будем решать.

А.Соломин― Константин Вадимович, еще о коронавирусе пара вопросов. Вот мы в перерыве начали обсуждать, что речь не только о самоизоляции. Кто-то предпринимает различные меры внутреннего характера на предприятиях, как у вас, так у нас, кстати. Ставят санитайзеры, договариваются не пожимать друг другу руки. Но это бессмысленно, потому что мы пользуемся общественным транспортом вне зависимости, кстати, от доходов. Люди среднего класса иногда бывает, пользуются троллейбусами. Ходят в театры, которые у нас пока еще работают, посещают магазины, супермаркеты, которые невозможно закрыть в таких условиях.

К.Ремчуков― Да. Но вы повторяете всего лишь то, о чем мы говорили… Вот смотрите, когда читаешь много материалов умных, ответственных людей неспекулятивного характера, то пытаешься структурировать причины, почему именно так.

Трамп на прошлой неделе давал интервью Fox News Шону Хэннити, и он упомянул цифру, президент США говорит: «У меня лежит на столе цифра, что от эпидемии H1N1 — это свиной грипп — умерло 13 тысяч человек». Ведущий его поправляет, говорит: «Господин президент, 17 тысяч». Друзья мои, вот сейчас умерло больше 3, меньше 4 тысяч, в этом диапазоне. Закрыты границы, отменяют рейсы. Вы помните, чтобы в 8-м, 9-м, 10-м году закрывали границы? Умерло-то 13 — это минимальная оценка Трампа. ВОЗ меньшую цифру дает. Но президент США, наверное, знает, он же был проинформирован. Должен был деньги 8,3 миллиарда долларов получить от конгресса на борьбу с коронавирусом. Я думаю, что ему подготовили справку хорошую.

Мне кажется, что-то меняется и меняется быстро. Мне кажется, что меняется масштаб и темп глобализации, меняется уровень урбанизации и меняется структура питания людей, которые с ростом доходов начинает есть больше белковой пищи, возрастает вероятность, что они съедят какую-нибудь не ту гадость.

Вот меня этот Ухань, когда я посмотрел статистику… масштаб урбанизации… В 2000-м году город занимал 210 квадратных километров, в 2018 — 720 квадратных километров. Дальше. Было метро в 2004 — одна линия метро и 10 станций. Сегодня 9 линий метро и 228 станций. И 1,2 миллиарда поездок в год. Дальше, что меня поражает: 52 мировых направления полетов самолетов из Уханя, 84 внутренних китайских городов, связаны самолетами. На высокоскоростных поездах 25 крупнейших городов Китая посещают. И еще меня цифра поразила — размер туризма. В 2000 году туристы посетили 20 миллионов человек Ухань, а в 18-м году 288 миллионов человек.

Вот представьте масштаб возможного распространения огромный. Будь там деревня 40 лет назад, что-то случилось — там и осталось. А сейчас, когда 288 миллионов туристов посетило этот Ухань. И тут написано, что они специализируются не только в традиционной кухне, потому что такое объем туристов, а оказывается, они специализируются на дичи — вот то, что поймали в лесу или выловили где-то.

А.Соломин― Откуда, как говорят, и пошел этот вирус.

К.Ремчуков― Это, как они говорят, предполагаемый вектор инфекции, который сейчас сотрясает этот мир. И вот в этих условиях надо четко себе пони мать. Вот то, что вы сейчас сказали, Леша, все сели в метро, а там тысячи человек. Кто-то с кем-то проехал… Тем более, мы не знаем механизма. Все, кто говорит про маски, они говорят, что маска как таковая не может тебя защитить от этого вируса. Это не маске дело. Но пусть носят, если это психологически кого-то успокаивает.

А.Соломин― Просто смотрите, вы сами привели в пример власти, в общем, демократических стран, где достаточно либеральные граждане, которые принимают очень жесткие меры. В Москве говорят о том, что возможно даже уголовная мера, если будет нарушен режим самоизоляции. Мы просто сталкиваемся с тем, что люди не привыкли к тому, что государство может так действовать. А государство по-другому действовать в данной ситуации не может. Ему нужно ограничить, изолировать, чтобы не дать…

К.Ремчуков― Давайте по-хорошему исходить, созрело наше общество для высокого уровня самосознания, что если я приехал из какой-то страны, которая помечена в списках — из Германии, например — вот это моя ответственность перед обществом. Если я приеду, скажу: Нет, у меня столько дел, я не буду ни заявляться, ни самоизолироваться, ни информировать власти, ни врачей, что я, такой-то, таким-то рейсом вернулся, — это низкий уровень моего сознания гражданского и достаточно безумное поведение по отношении к соотечественникам, в общем, ко всем людям окружающим меня. Вот как по отношению к такому человеку надо вести себя властям?

Я приехал из Италии или из Германии, шмыгнул куда-то вбок, ушел. Если они выявят меня, что был на рейсе такой человек, который воспользовался заварухой с багажом и куда-то сбежал, как надо по отношению ко мне вести? Это общество должно решить, вправе ли я рисковать здоровьем всех москвичей и всех, кто на пути у меня встретится.

А.Соломин― Это же типично русская история. Человек вам скажет: «Вы меня заставили сидеть дома, а вот он сбежал. Получается, что то, что я сижу дома, никому не нужно. Потому что он, возможный переносчик болезни, уже сбежал. Это неэффективно. Это ни к чему».

К.Ремчуков― Ваше предложение? Я вам тогда говорю: Он сбежал. А вы чего хотите? Леша, мы же в первой части передачи говорили, что менеджмента нет. Проблема такая новая, что ни у нас нету, ни в Италии нет, ни в Китае. Вы же видели видео из Китая. Я получил от нескольких очень высокопоставленных чиновников подборку видео, как они резко прессовали всех людей, запихивали, кричали, забивали и так далее. Пустые улицы. Они вот это делают.

Вот какой метод демократическая общественность хочет признать? Я говорю, что здесь сама мера мне кажется логична. Если какой-то человек — я — как негодяй говорит: «Да мне плевать на вас. У меня свои дела. Я не буду ни сдаваться, ни информировать, ни самоизолироваться», — наверное, ко мне надо применить что-то, потому что это поведение плохое, асоциальное и несущее угрозу.

Вот эти смерти, их не так много, может быть, хотя мы не знаем, что у нас будет в заменителе, потому что уровень смертности — это количество смертей на количество зараженных. А мы не знаем количество зараженных, мы знаем количество людей, которые сдались как раз и сообщили в той или иной форме о том, что проверьте меня. А сколько таких, которые не сообщили? Вот вся совокупность людей зараженных дает нам знаменатель. И вот это только даст нам цифру. Разделим всех умерших на всех, кто заразился и тогда только узнаем, у нас 0,7%, как ВОЗ сообщил, уровень смертности, или, как говорят, от 3,5 до 4%.

А.Соломин― Чтобы нам закрыть эту тему, я «молнию» еще прочту. Агентство Reuters сообщает что уровень смертности от коронавируса в наиболее пострадавшем от него региона Ломбардия за день увеличился с 267 до 333, почти на сотню человек. 100 человек умерло почти только в одном регионе Италии.

Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты». Начинаем рубрику: «Читаем с Ремчуковым». Что вы на сегодня приготовили?

К.Ремчуков― Я приготовил несколько книг. Первую я обещал, я нашел ее. Бен Бернанке «Федеральная резервная система и финансовый кризис». Я говорил, что большая удача мира и Америки была в том, что академические интересы Бернанке до того, как он стал председателем ФРС, находились в области предыдущей Великой депрессии. И он пришел к выводу, что дефляция была главной причиной, что депрессия длилась так долго и так мучительно. Книга небольшая, но тот, кто купит эти лекции (они в виде лекций написана), просто продвинется в понимании.

Я начал покупать книги, потому что в рамках фальсификации истории, которая грозит нам с этой борьбой по каким-то статьям Конституции, когда любая правда рассматривается как очернение истории, начал покупать книги по проблемам Второй мировой войны, которые меня интересуют. Совершенно великолепная книга «Вяземская катастрофа 41-го года». Страшнейшая трагедия Великой отечественной войны.

Это сын одного генерала, который исчез, попал, и он все пытался найти какую-то правду, и он расследует. Мне это интересно, потому что мы только пленных… вот немецкие газеты на шапке в декабре писали: 680 тысяч русских солдат пленных. Вдумайтесь, это больше чем та вся армия.

А вторая очень интересная книга оказалась: «Советский тыл 41-го–45-го года Повседневная жизнь в годы войны». Я с большим удивлением узнал для себя, кто и как работал в сельском хозяйстве, какая роль детей была 12–13 лет, какой объем ВВП они происходили. Работали так много и такую долю, судя по всему, сельскохозяйственной продукции… там по каким-то косвенным данным смотришь: количество трудодней и всего, которые засчитывали…. Поэтому, если говорить о героизме, то, конечно, героизм тех, кто был на фронте, это один, а героизм этих детей, подростков, вообще всех, кто был в тылу — это другая тема.

И еще принесу в следующий раз книгу. Великолепная книга, наиболее полная — пол ленд-лизу. Всегда интересует тема. Но когда такой полный компендиум, он будет интересен. А пока советую всем покупать книги по войне, которые пока не рассматриваются как дискредитация каких-то наших достижений, но показывает героические страницы нашей истории.

А.Соломин― Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты» сегодня с особым мнением. Меня зовут Алексей Соломин. Спасибо, что были с нами. Всего доброго!