И.Баблоян― 15 часов и 8 минут. Это программа «Персонально ваш». Ее ведем мы, Максим Курников и Ирина Баблоян. Здравствуйте! Пока мы соединяемся с Константином Ремчуковым, главным редактором и генеральным директором «Независимой газеты», который, собственно, персонально ваш. Вы можете подключиться к трансляции на основном канале «Эхо Москвы» в YouTube, подписаться на «Эхо Москвы», а также задать вопрос Константину Вадимовичу,
И.Баблоян― Здравствуйте! Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты» с нами на связи. Константин Вадимович, мы тут начали уже с Максимом рассказывать, о чем мы будем с вами говорить в эфире. Мы смотрим новости, которые приходят, обновляются буквально несколько минут. И по высказываниям МИД Литвы, МИД ФРГ складывается ощущение, что только у Путина ключи к решению этого миграционного кризиса, который сложился на границе Беларуси и Польши. Так ли это, как вам кажется?
К.Ремчуков― Запад так всегда разворачивает в отношения с Путиным, поэтому у Путина уже устойчивая аллергия на такой путь. Все говорят на Западе, что только у Путина ключи к разрешению кризиса на Донбассе. Он говорит: «Мы не сторона переговоров. Мы гарант. Мы такие же как Франция и ФРГ. А сторона — это Донбасс, Донецк и Киев. А его никто не слышит. Сейчас кризис в Беларуси — ему точно так же. Поэтому он вообще редко как-то немедленно что-то опровергает, а здесь после того, как появилось заявление английского министра иностранных дел и, по-моему, польского премьера относительно того, что Москва имеет отношение к этому кризису, Путин, что для него необычно буквально на следующий день ответил, что мы вообще к этому не имеем никакого отношения.
М.Курников― Вот вы говорите о том, что Владимир Путин пытается убедить Запад, что не у него ключи.
К.Ремчуков― Он опровергает и говорит, он даже пошел на большее. Если внимательно за ним следить, он обычно такие вещи предварительно не делает, а предпочитает молчать. А здесь что он сказал: «Мы не имеем к этому отношения». А потом сразу перешел к теме угроз Лукашенко перекрыть газ. Он сказал: «Перекрытие газа будет считаться нарушением международных договоров». И этим самым он тоже дает понять, что с ним Лукашенко не советовался по этому вопросу, а если бы посоветовался, то он бы ему сказал, что это нарушение договоров. А все, что вытекает из нарушения договоров по газу — это ущерб России. Потому что Россия строит свою газовую политику, по крайней мере, вся пропаганда вокруг и, я бы даже сказал, агитация вокруг всего этого «Северного потока-2» строилась на утверждении, что не существует фактов, которые бы подтвердили, что Россия является ненадежным партнером в деле снабжения Европы газом.
И, собственно, когда обвиняли в том, что Россия не дает достаточно газа, когда цены взлетели вверх на газ, то буквально несколько серьезный людей из ФРГ и ЕС сообщили, что Россия вообще-то выполняет свои обязательства. И тем самым мы как бы настаиваем на том, чтобы наши контрпартнеры на западе подчеркивали, что мы не нарушаем.
А тут Лукашенко с легкостью необыкновенной делает заявление: «Если вы будете против наших самолетов вводить какие-то санкции, смотрите — мы отключим газ». Поэтому, с моей точки зрения, Путин необычно для него быстро отреагировал на то, что не имеет отношения. Собственно, как строится логика обвинения Путина? Лукашенко без Путина нежизнеспособен, поэтому Москва не несет ответственность за Лукашенко, чтобы он прекратил то, что он делает на границе. А тут же Москва как бы говорит: «А вы докажите, что Лукашенко недееспособен без Москвы. Нам кажется, что он дееспособен? То есть я думаю, что с этого боку к Москве не подойти.
М.Курников― Получается, что когда Лукашенко делает такие заявления, не согласовав с Москвой, он же ставит Москву в крайне неудобное положение. И это не в первый раз в последние месяцы, когда Москва вынуждена делать вид: «Ну да, независимое государство. И что мы можем с этим сделать?»
К.Ремчуков― Максим, в неудобном положении все находятся довольно часто.
М.Курников― Да, но когда тебя ставит твой собственный союзник, который по некоторым данным твой сателлит, скорее, чем союзник, это как-то необычно — нет?
К.Ремчуков― Еще раз говорю, моя концепция другая. Мне кажется, все находятся в неудобном положении сплошь и рядом — и физические лица и юридические, и государственные. Ничего идеального нет. И уже давно все привыкли ранжировать уровни комфорта. Базово заключили соглашение по 28 дорожным картам с Беларусью — это большое достижение. Шероховатости будут? Ну, конечно, будут? Они какой-то прямой доказательный ущерб России несут? Нет, не несут. Это просто очередная несдержанность и самодурство Лукашенко. Ну, ладно, как-то переживем.
М.Курников― И вы согласны с Путиным, что у Лукашенко больше право действовать самостоятельно, большая возможность действовать самостоятельно, он самостоятельный игрок?
К.Ремчуков― В том объеме своей ненависти, которая у него есть к Польше и прибалтийским странам, к Литве в первую очередь, я думаю, да, он питается собственными эмоциями, собственными обидами и собственной местью за события в августе прошлого года. Все-таки довольно тяжело ему было осознать НРЗБ
М.Курников― Пропал звук, к сожалению.
К.Ремчуков― Что делать? Давайте кричать. Давайте я на вас буду кричать.
М.Курников― Это может сработать.
Как вы верно заметили, все находятся в неудобном положении — и государства и физические лица. Но возвращаясь к газовой теме. Вы важную вещь затронули о надежности российских компаний, России как поставщика. Дело в том, что «Газпром» не забронировал дополнительные мощности по транзиту дополнительно газа через Украину и Польшу на декабрь на аукционе в понедельник. И цена на газ тут же взлетела на 7%. А вроде бы как Путин говорил, что мы будем наращивать европейские хранилища «Газпрома». Этого не происходит. «Газпром» не слушается Путина или это какая-то игра?
К.Ремчуков― Мне кажется, это вы неправильно интерпретируете. Забронировать на аукционе — это не вытекающее из каких-то соглашений. Поскольку Польша и Украина в глазах нашего руководства являются враждебными государствами России, то они не обязаны там бронировать. Они забронировали наверняка какие-то другие поставки, которые другим маршрутом. Нет, это не нарушение контракта. Нарушение — это когда есть контракт, есть обязательства страны, и эта страна в рамках взятых зафиксированных обязательств выполняет, либо не исполняет свои договора. А если вам говорят: «А заключите больший транзит через эту страну. потому что нам это будет выгодно», — в контексте реальных сложившихся очень плохих дипломатических и политических отношений между этими странами, я думаю, что «Газпром» не будет никому подыгрывать и не давать ни с одной стороны это газ, с другой стороны, снижать цены.
М.Курников― То есть это ни в коем случае не использование газа как геополитического рычага, оружия?
К.Ремчуков― Еще раз говорю, использованием является — вот у нас с вами заключен контракт. Я вам поставляю три буханки хлеба и бидон молока каждый день. Вы кормите свою семью. А потом мне не понравилась беседа с вами — и завтра вы получаете одну буханку хлеба и полбидона молока. Вот это использование. А если вы зафиксировали 10 единиц того и 100 единиц этого и продолжаете поставлять, а вы в первую очередь требуете: «Давайте-ка мне не 3 буханки хлеба, а 6 и 2 бидона молока, потому что я хочу и запасы создать и родственники из деревни приехали», а я вам говорю: «Нет, я вам не буду помогать, я буду по тем договорам, которые есть». Не нравится наш газ — вы же в Норвегии, говорили, еще где-то… Польша же большую риторику разводила и Украина вокруг российского газа. Они говорили, что это грязный газ, что в нем углеродный след чуть ли не самый высокий в мире, от него надо отказаться. Еще несколько месяцев назад. Сейчас они забыл эту риторику и всем хочется… Ну, страшно в зиму.
Если про Польшу я меньше знаю, понимаю и думаю, если честно, то про Украину мне очень грустно. Я искреннее, я не на бумаге, не в историческом тексте каком-то, а я, действительно, считаю, что это братский народ украинский. И братский, он и есть братский. Если он будет замерзать в эту зиму, если у него не будет работы, потому что закроются предприятия, они не в состоянии платить по 600 евро за 1000 кубов и закроют предприятия и у людей не будет денег, и они будут нищать, то мне очень грустно. Искренне в сердце грусть, что этот братский народ, несколько десятков миллионов человек будут страдать в предстоящую зиму.
Это, конечно, политические решения, но если бы я был человеком, который принимает решения, то я бы, безусловно, в одностороннем порядке совершил бы несколько шагов именно в пользу народа Украины и с точки зрения газа, с точки зрения снятия эмбарго на многие товары, включая уголь. Поэтому я лично считаю, что поджать губы и видеть, как все будут страдать и мучиться… Ну, конечно, это путь в полите часто так бывает, но применительно к Украине я считаю, что наша страна и Владимир Путин сильно бы выиграли, если бы они, понимая риски для населения, пошли бы даже на односторонние шаги в пользу того, чтобы создать предпосылки для того, чтобы экономика Украины в предстоящую зиму функционировала, а люди не замерзали бы от холода. Но это опять-таки у меня гуманистический подход и психо-политический такой. Я считаю, что люди бы оценили это, люди не могут не оценивать хорошие шаги. Но там же зуб за зуб в современной политике, глаз за глаз. По ветхозаветному живут, щеку не подставляют вторую.
И.Баблоян― Я напомню, что у нас на связи — Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты». Еще одна большая тема, которую хочется с вам обсудить. Сегодня вечером по американскому времени пройдет встреча Байдена и Си Цзиньпина. Понятно, с чем они подходят к этой встрече и чего хочет каждая сторона. Вопрос Тайваня они будут обсуждать.
К.Ремчуков― Да, примерно понятно. Тайвань. На Тайване многие паникуют, выводят бизнесы из Тайваня в Японию и в США. Пекин наращивает картинку и пропаганду, создавая ощущения, что военные средства присоединения Тайваня могут оказаться главными. Американцы хотя и говорят, что типа «у нас есть действующие соглашения», но огромное количество международных документов, в которых различные президенты США произносили слова политики одного Китая. И китайцы трактуют это, что политика одного Китая — это и есть, что Тайвань — это часть Китая. Хотя есть различия.
Я понимаю так, что у Си Цзиньпина серьезное время. Он не покидает страну, в том числе, потому что опасно покидать страну накануне решений, которые либо разрешат ему (с высокой вероятностью, конечно, разрешат) еще 10 лет… В следующем году в октябре будет съезд партии, изберут его на очередные 10 лет во главе. Пленум, который прошел в начале ноября, сформировал новую редакцию истории КПК. Характерная особенность этой новой редакции, что они вернулись к терминам, которыми описывали — как у нас раньше был «Курс истории ВКП(б)» — в стилистике Мао, где сам Си трактуется как Мао. Все идеи, которые Дэн Сяопин закладывал — это второй был такой великий человек, первая редакция истории КПК была под редакцией Мао, вторая — под редакцией Дэн Сяопина, сейчас Си Цзиньпин свою редакцию. И она, конечно, очень авторитарна с признаками тоталитарности.
Но китайцы на Тайване — я слежу за Китаем — там звучат такие вещи. У них хорошая финансовая ситуация, поэтому присоединение Тайваня к Китаю поможет улучшить использование общественных финансов. Что такое общественные финансы и как улучшить использование, не до конца понятно.
Поэтому, думаю — сейчас прекращают рассуждать, начинаю говорить выводы, — что военного присоединения все-таки, мне кажется, не будет. Будут поддавливать тайваньцев так… Вот с этим президентом не удастся, там женщина такая, боевая в Тайване, а следующий, наверное, пойдет на какие-то соглашения типа добровольно. Тайвань передаст ряд суверенитета. Какой это будет год — 27-й или 30-й, я не могу сказать, но то, что на ближайшее десятилетие наверняка будет поставлена задача более плотной интеграции Тайваня, именно как они производили операцию с Гонконгом, чтобы законодательство имело верховенство из Пекина, вооруженные силы и так далее. Вот мне кажется, будет в этом направлении. Но военного не будет. Она не нужна. Тайвань может и сам сдаться. Тем более, я говорю, крупнейший производитель полупроводников, без которых невозможны современные глобальные цепочки поставок во всю электронику, потому что без этих микрочипов ничего не работает, и то, что они сообщают уже, что производство в Японию хотят перенести, это очень серьезная вещь.
У Китая проблемы большие. У них риелтора , застройщика с 300 миллиардами долларов вроде бы спасли. Вчера смотрел информацию, что государственные высокоскоростные магистрали железнодорожные имеют задолженность 900 миллиардов долларов, это почти триллион. Потому что они построили эти скоростные линии, а когда стали рассматривать детали, а именно финансы, при какой численности людей, которые в более дороги поездах едут, самоокупаемость наступает, и выяснилось, что когда японцы построили у себя высокоскоростные поезда, то там Токио Йокогама, там было типа 36 миллионов человеко-часов в час должно проезжать, чтобы она через 3 года окупилась. А у китайцев порядка 17 миллионов, то есть в два раза ниже рентабельность. Только в районе Шанхая выше.
Когда такая задолженность, ну, конечно, помогут. При этом непонятно, как там долги платить. Там 51% принадлежит Пекину, федеральным властям, 49% — местным. Местным эта дорога на фиг не нужна, потому что там просвистели с большой скоростью… Но их принудили пекинские руководители: «Вы должны софинансировать». Что они делают? Они занимают деньги под это строительство. А отдавать-то должны региональные власти провинции. В провинции свои проблемы экономические. Чунцине была огромная два дня забастовка водителей такси. Несколько десяток тысяч машин просто блокировали все улицы на прошлой неделе, потому что 70% операторы такси забирают себе от выручки, 30% оставляют таксистам. Из них они должны платить налоги.
То есть китайцы, они не такие покорные люди, как мы, то есть они склонный к уличному протесту. Другое дело, что когда они недовольны чем-то, то китайцы протестуют прежде всего против региональных властей.
И.Баблоян― Константин Вадимович, хотим продолжить тему, которую начали, тайваньскую тему. Если позиции Китая и Тайваня более-менее поняты, а с американской стороной как дела?
К.Ремчуков― Теперь возвращаемся к американцам. У Байдена, конечно, очень низкий рейтинг. В начале ноября замеры показывают, что так нельзя. У него ничего не получается из того, что он обедал. И, конечно, он подрастерян. И то, что Китай не прибыл в Глазго на зеленый саммит, это его тоже огорчило. Они, конечно, потом сделали заявление, что они берут обязательство к 30-му году выброс метана уменьшить. Это, в том числе, связано с угольной генерацией, коровами и прочим. Но Китай достиг пика добычи угля и будет дальше снижаться, поэтому естественно, произойдет снижение.
Моя гипотеза состоит в следующем, что Байден будет пытаться договориться с Си Цзиньпинем, что тот гарантированно, по крайней мере, на срок президентства Байдена не будет предпринимать военную силу, потому что тогда для Америки наступит международный репутационный крах. После такого ужасного вывода войск из Афганистана, из Кабула, если еще они сдают Тайбэй, то это всё, это утрата доверия просто в мире.
Поэтому, я думаю, что он будет говорить, а Си Цзиньпин будет обговаривать то, что его интересует. Его интересует экономика. Кстати, еще один из мотивов, почему Пекин не заинтересован в военной силе — потому что все-таки пекинская философия на экспансии экономической. Любые санкции, любое обрезание возможности продавать — это удар по экономике Китая. Объявили о том, что полтора года дается китайским компаниям либо изменить статистику, либо начнется делистинг с бирж мировых. То есть когда компания помещается на бирже, это называется листинг, а когда тебя оттуда выкидывают — делистинг. Мотив абсолютно простой: на бирже любой может НРЗБ. Биржа несет ответственность перед инвестором, потенциальным акционером в том, что вся информация достоверна.
Выяснилось, что китайская информация, статистика недостоверна. Им несколько раз говорили в Давосе: «Друзья мои, так нельзя». Кто инвесторы в китайские акции? Пенсионные фонды американские, например. Пенсионеры дали деньги, менеджеры потащили туда. Они не понимают, что там происходит. Поэтому уже предупредили, что они начнут уходить.
Если китайские компании лишатся международных валютных рынков, рынков капитала я имею в виду, потому что фондовый рынок — это там, где компания берет капитал для своего развития. У них начнутся тоже проблемы в экономике, поскольку Си Цзиньпин, как только стал руководителем страны в 13-м, а в 14-м он призвал вкладывать деньги в акции и на бирже. Китайцы привыкли в этом смысле, что если руководитель страны хочет этого, то он отвечает за это. Они вложили деньги — у них в Шанхае биржа, — а потом в 16-м году случился кризис, потому что как любое новое дело сложно организовать, чтобы было понятно. А кризис выявил специфику. Китайцы до такой степени послушны, а, с другой стороны, до такой степени любят деньги, и у них конфуцианство не осуждает, что они ломанулись в банки и взяли кредиты и на эти кредиты купили акции. И тогда Шанхайская биржа потеряла 4 триллиона долларов стоимости, то цена этих акций на 4 триллиона исчезла, а кредит-то на 4 триллиона перед банками остался у китайцев.
И тут Си Цзиньпин заволновался. Он начал корректировать. Собственно, вся перестановка китайской внешней политики, когда они дали по мозгам всем своим технологическим компаниям, чтобы они не выходили на финансовые рынки, не проводили новые IPO, не создавали новые фонды. Потому что Си Цзиньпин говорит: «Слушайте, эти люди получат миллиарды, потому что все хотят китайские ценные бумаги от таких как Алибаба. Нет. А потом случилось что — пекинское правительство будет отвечать? Поэтому на не нужно лучше этих денег…». А это уже форма изоляции определенная.
Поэтому я не вижу, что у Китая очень хорошие, радостные перспективы экономические, особенно если они будут продолжать войну с Америкой торговую. Поэтому, я думаю, что Си Цзиньпин с Байденом обменяет то, что он не будет военную мощь применять в отношении Тайваня, а Байден будет говорить о поэтапном снятии тех санкций, которые ввел Трамп. Вот такая моя гипотеза.
М.Курников― А если г интернет о роли США в этой истории с Тайванем, то, что вы говорите, это такая краткосрочная перспектива, но если послушать то, что вы говорили в начале, то Тайвань будет китайским. Вопрос только, когда.
К.Ремчуков― Да. И, таким образом, одно дело к тебе «вежливые зеленые человечки» десантировались, другое дело, новоизбранный парламент Тайваня и новоизбранный президент Тайваня, скажем, через 6, 7, 8 лет вдруг обращается к Всекитайскому собранию народных представителей обсудить вопросы объединения с элементами автономии для Тайваня. И объединение будет касаться каких-то функций. Например, внешнеполитическая, оборонная, руководящая роль КПК. А какие-то местные вещи пусть самые тайваньцы решают. Я думаю, так будет происходит. Но это уже и Байдена не будет, и к этому моменту американцы, я думаю, окончательно сформулируют доктрину о том, что они больше не занимаются сменой режимов.
М.Курников― Вот. Это как раз то, о чем мы хотели с Ириной и спросить вас. Что такое Америка без этого флага «Демократии по всему миру»?
К.Ремчуков― А что же вы молчали?
И.Баблоян― Ждали вашей реплики.
М.Курников― Действительно, Тайвань — это очень важный символический камень смены политики? Это тот камень, где стоит на развилке сейчас этот американский богатырь, и думает, куда он повернет?
К.Ремчуков― Ну, конечно. Потому что Гонконг проглотил же Запад. Как демонстранты в Гонконге бились? Всем казалось, что вот-вот придет откуда-то помощь. Нет, не пришла. И многие из Гонконга просто уехали, потому что поняли, что защиты не будет, а наказание и репрессии будут. Это факт. Тайвань — это тоже факт.
Тем более, мы видим, что, к сожалению, у всех авторитарных правителей очень схожее понимание (или, может быть, советники у них все одинаковые?), каким образом ты консолидируешь электорат. Это обязательно нужна какая-то внешняя экспансия, нужно внешнее принуждение, потому что оно апеллирует, видимо, к каким-то мотивам в сердцах ядерного электората: «Вот это сила! Мы даже и Тайвань взяли. Конец чанкайшизма наступил окончательно».
Но у Америки нет сил просто это делать. Потому что знаете, на сегодняшнее утро, когда я готовился к нашему эфиру… ну, послушайте, 27 триллионов долларов госдолга при ВВП 21. Это очень много. 128% от ВВП. Предельно нормальным Мировой банк считает 77% от ВВП. О чем это говорит. Это говорит о том, что будущие поколение американцев, если они не хотят, чтобы все разлетелось как домик Ниф-Нифа, должны будут погашать этот долг и выплачивать проценты по нему. Это и есть изъятие из бюджета. То есть альтернатива: либо ты живешь сегодня по средствам, либо ты создаешь такие долги, которые ваши дети и правнуки — ты можешь не любить детей и правнуков, мало ли, они в пирсинге будут ходить, и ты ненавидишь этих НРЗБ культуру или что-то новое у них будет, — поэтому ты говоришь: «Давай наделаем долгов, пусть жизнь не покажется им медом. А если они не захотят платить, у них рухнет финансовая система, и такой хаос наступит, что они вспомнят дедушек и бабушек».
И.Баблоян― В принципе, какая разница, что будет после меня, да.
К.Ремчуков― Но американцы чем были сильны всегда — это была все-таки высокоответственная финансовая политика, которая умудрялась на протяжении десятилетий, по крайней мере , после Великой депрессии сохранять доллар как привлекательную валюту с точки зрения сохранения той стоимости, которую люди создали в других валютах.
Вот, предположим, 10 лет назад Ира получала 300 тысяч рублей зарплаты на «Эхо Москвы», эквивалент 10 тысячам долларов. Курс был 1 к 30. И вот она жила с этими 300 тысячами, шла, если ей надо ехать в Барселону или в Прагу, меняла их по курсу 1 к 30. Туда уезжала, что-то оставляла. А потом начал выступать все наши финансовые руководители, включая Кудрина, кстати, которые рекомендовали российским гражданам держать деньги в российской валюте. Мы помним это время. Да, конечно, хорошая валюта.
И вот, предположим, она сегодня получает те же 300 тысяч рублей. Мы делим на 70 — курс доллара. И мы получаем…
М.Курников― Сильно меньше.
К.Ремчуков― 4700. Было 10 тысяч эквивалент. Сохраненная стоимость, заработанная тобой в России. А сегодня в международном эквиваленте всего 4700. Это главная претензия к нашей валюте, с моей точки зрения, что она лишена главной функции денег: сохранения того богатства, которое мы сами себе создаем, welfare, который мы создаем своим трудом. А доллар все-таки сохранял.
Вот сейчас с такой государственной задолженностью американцы рискуют, что доллар утратит эту способность сохранять, потому что высокая инфляция вымывает эту высокую покупательскую способность доллара.
М.Курников― Константин Вадимович, но давайте признаем, что это происходит не первый год и даже не первое тысячелетие. И такие тревожные голоса всегда звучали, однако же доллар остается главной валютой мира.
К.Ремчуков― Да, он такой вот. У нас, знаете, все похоже на все очень часто в этой жизни. Но одно дело, когда пророчится в 71-м году, когда Америка отказалась от золотого стандарта доллара. Собственно, с этого момента началась вещь, когда начал привязываться… а сейчас 21-й — 50 лет назад. Тогда был госдолг, я думаю, процентов 13. А сейчас, я говорю — 128. Это то количество, которое создает новое качество, если верить диалектике, что именно количественные изменения приводят к новому качеству.
Я могу с вами согласиться, что всегда так говорят. Я просто отмечаю новое качество. Отпечатанных денег за последнее время было так много, как будто бы они реально печатать деньги на любую потребность.
И.Баблоян― К разговору о высокой инфляции. К нам вернемся.
М.Курников― Тут как раз госпожа Набиуллина выступала в Государственной думе и сказала, что, во-первых, эффект от изменения ставки проявился полностью. Нужно еще много времени, чтобы что-то менять. А, во-вторых, сказала, что высокая инфляция, действительно, разрушает благополучие. И довольно много говорила об инфляции и о поведении людей, которое очень сильно повлияло на этот рост.
На ваш взгляд, насколько у ЦБ правильные приоритеты, действительно ли, инфляция сейчас — это то, на что нужно бросать главные силы? Во-вторых, насколько россияне чувствуют последствия этой инфляции?
К.Ремчуков― Начнем с конца. Россияне очень чувствуют последствия инфляции, потому что инфляция для россиян — это, прежде всего, инфляция потребительских товаров. Это то, что они едят, то, что покупают в ежедневном режиме для своего обихода. И инфляция, мы видели, в октябре на ключевые продукты была 19,2%. Говорить о том, что мы правильно делаем в Центральном банке, я бы не стал.
Вторая вещь. Путин, когда заступал на очередной свой срок, вскоре после этого сообщил, что такая слаженная работа правительства и Центрального банка приведет к тому, что темпы экономического роста в России будут в два раза выше, чем среднемировые. Сегодня сколько среднемировая цена темпов роста? 6,6%. Америка больше чем 6,2 выросла с 21 триллионом ВВП. А нам поменяли прогноз сейчас благосклонно, сказали, что Россия, может быть, на 2,9%.
Так вот Россия вырастет на 2,9% — это в два раза меньше среднемировых, а не в два раза выше. И мы видим, что модель-то на Западе… Эльвира Набиуллина пользуется жесткими рекомендациями монетарной политики, выработанной в 90-е годы. Мир меняется. И мы видим, что он меняется, в том числе, концептуально. Ты можешь, конечно, сидеть в своей морковке и считать, что я буду действовать так, как действую. Но тогда хотя бы посмотрите и объясните нам, почему-то что-то происходит по-другому.
В 90―е годы у России не хватает доходов. Огромный соблазн печатать деньги. Причем печатать деньги — говорят: «Нужен оборотный капитал». Спрашивают: «А зачем вам деньги?» Мы говорим: «Люди в регионах умирают, у них нет денег, нет производства». Приезжает господин Камдессю, говорит: «Нет, вы не будете печатать деньги. Если вы будете печатать, мы вам не дадим очередного кредита». Мы говорим: «А люди умирают». — «Ничего страшного. Пусть потерпят».
Таким образом, мы видели, что все 90-е годы до самого начала 2000-х официальная позиция Международного валютного фонда и Мирового банка в отношении бюджетного дефицита в России состояла в следующем: любой ценой удерживать очень низкий дефицит бюджета, ни в коем случае не поощрять его расширения, никаких социальных выплат, ничего. Потуже затягиваем пояса и увеличиваем сбор налогов.
Хорошо, вот сейчас мы живем в таком режиме. Что случилось с Западом? Как только они увидели, что растет безработица и закрываются целые производства, одновременно центральные бани Америки, Англии Евросоюза и Японии отказались от принципа жесткого бюджетного дефицита. Одновременно. Они сказали: «Слушайте, что это за догма такая. У нас люди умирают». И они нарастили дефицит бюджета такой, что вам и не снилось, оправдываясь перед обществом, что, «во-первых, у нас есть демократия, мы не хотим, чтобы озлобленные люди приходили и голосовали против нас. Во-вторых, важнее помочь людям сейчас пусть ослабленной валютой, но помочь».
И начала формироваться доктрина новой монетарной политики, в которой основной упор делается на то, что если выпущенные деньги в состоянии генерировать более высокий рост… Ну, предположим, что у нас есть инфляция 8% в России, а экономический рост будет не 2,9%, а 12,9%. Что такое экономический рост 12,9? Это значит, доходы граждан они будут просто расти, и они будут выше, чем инфляция.
И, кстати, у Путина первый срок до 2007 года, который считается чуть ли не золотой век…
М.Курников― Это первые два.
К.Ремчуков― Да, первые два. Инфляция была от 10 до 12% в тот период, при от 6 до 7, 5 — темпы экономического роста. То есть на самом деле вот сейчас надо посмотреть. Мы хотим, чтобы инфляция была 8%, а рост был 2,9% — все равно инфляция съедает. Или мы хотим с помощью по умному распределенных денег — это же не значит, что нужно «вертолетные» раздавать; вертолетная раздача как раз и ведет к этой инфляции, потому что бедные слои идут и сразу закупают.
Поэтому моя оценка политики Центрального банка, что, к сожалению, Центральный банк работает по лекалам, которые выработаны в 80-е, 90-е годы монетарной политики и не учитывают новые реалии, которые были обусловлены глобализацией, синхронизацией кризиса, а самое главное пониманием: стимулирование роста важнее, чем инфляция. Если рост будет выше инфляции, все будут только счастливы.
М.Курников― Интересный момент. Вы отметили роль демократии, роль требования населения, что если мы не будем раздавать деньги, то люди придут злые и проголосуют против нас. Почему у российских властей даже в таком чувствительном вопросе как распределение денег населению занимать жесткую позицию, жестче, чем в других странах, а в вопросе, например, вакцинации и вопросах, связанных с контролированием эпидемии не получается занимать жесткую позицию?
К.Ремчуков― Я не могу сказать, почему. Это же так просто. Как вот мы с вами беседуем, ни для кого это не бином Ньютона, какая позиция должна быть по вакцинации, что такое просвещение, что такое отсутствие суеверий, предрассудков, как с ними надо бороться. Я думаю, что люди во власти не понимали до конца масштаб того, что такое ковид, что такое эти волны, как много их будет дальше. И поскольку они не понимали в начале, а потом текучка, они же работают как черти просто круглыми сутками, пытаясь решать текущие проблемы нехватки коек, оборудования, роста смертности, они не понимают.
Вот если бы фантастический фильм кто-то снимал, представьте себе, на расстоянии нескольких миллионов километров появились пришельцы, для которые преодоление расстояние — ничего. И они начинают экспериментируя, посылать вирус на землю. Одну волну — как в фильмах вот этих начинают защищать, придумывать вакцину, — вторую волну… третью, пятую… Надо понять, что при той мутации и той скорости распространения, которая у вируса есть, требуется мобилизация общества сознательная как агрессия такая, очень доказательная: рассказывать, показывать…
Вот у власти же много тех, кого они в политику тянут, называют их лидерами общественного мнения. Какие-то спортсмены, фигуристы, гимнасты, боксеры. Им говорят: «А зачем они в Думе? Они же законы читать… не очень сильно понимают, как правило». Есть, наверное, отдельные способные ребята. Говорят: «Они лидеры общественного мнения». А что такое лидер общественного мнения? — «Слушайте. за ними пойдут. За этим артистом ну просто все пойдут». Но что-то мы не видим этих лидеров общественного мнения, чтобы они продемонстрировали свое лидерство настоящее, какое в данный момент нужно.
И мы видим, что другие формы политики, например, выборы — хорошая форма выявлять, кто из политиков, в том числе, молодых в состоянии быть лидером, вести за собой. У нас избирательной кампании нет как таковой, непонятно, какие люди, не пройдя по своему округу, потом по списку появляются. И вот сейчас власть говорит: «А пусть регионы сами принимают решения об обязательной вакцинации и так далее. Там люди серьезно недовольны, много миллионов, десятки миллионов человек недовольны. И вот сейчас мы посмотрим, эта власть, которая казалась властью, сейчас сможет проявить свои лидерские качества? Когда люди такие выходят, они не боятся людей и начинают с ними объясняться. Вот я что-то пока не вижу представителей власти, обладающих потенциалом пассионарного лидерства, потому что в данном случае спасать надо нацию, с моей точки зрения. Потому что тот масштаб смертей, который косит наше население, он ужасен, он катастрофический.
И.Баблоян― Ну, цифры же они видят.
М.Курников― Вот вы говорили, что они не понимали. А сейчас что, они понимают?
К.Ремчуков― Это сейчас. Мы же историю начинаем почти 2 года назад. Сейчас все видят. Мы же анализируем ту пассивность со стороны власти в отношении вакцинации, которую мы наблюдали все это время.
М.Курников― Почему сейчас федеральный уровень власти не берет на себя ответственность по жестким решениям?
К.Ремчуков― А потому что федеральный уровень власти уже научился, что все жесткие решения должна не власть принимать, тем более, что Путин сказал, что он против обязательной вакцинации, а делегировать это в регионы. А сейчас челендж такой, вызов именно регионам. Покажите, у вас есть люди — губернаторы, вице-губернаторы, министры здравоохранения, лидеры общественного меня, — которые пойдут и из квартиры в квартиру всех пройдет и будет беседовать с людьми, объясняя им, что надо и почему это надо.
Вы знаете, хотел одну книжку показать, хочу всем порекомендовать. Ричард Стенгел «Информационные войны». Он был зам госсекретаря. Написал великолепную книгу о том, что такое информационные войны в современно мире. Поскольку он отвечал за информационные войны в Госдепе. О том, как он ездил в Москву, как его инструктировали в Совете национальной безопасности в Вашингтоне, как ему избегать случайных знакомых. Случайных знакомых нет, это все подготовлено. Особенно если ты находишься в номере гостиницы. И именно в номере гостиницы знаешь, что ты не один, если ты не хочешь, что чтобы кто-то узнал, ничего не говори, не пиши.
И самое главное, он дает анализ информационных войн. Потому что он считает, что война за достоверную информацию — то война за правду. Носителем этой правды является Америка. В общем. Ричард Стенгел «(Information Wars». Очень хорошим языком… Он был 7 лет редактором Time. Поэтому у него очень хороший язык сторителлинг внутри каждого абзацы. Поучите просто удовольствие. О том, как действуют современные менеджеры высокого уровня в Америке в условиях информационных войн с Россией и с Китаем.
М.Курников― Константин Вадимович, очень хочется успеть вас спросить про то, что происходит с «Мемориалом*».
И.Баблоян― Который считается российскими властями иностранным агентом.
М.Курников― Который прокуратура хочет ликвидировать. Это важный момент, это момент сущностный или это история символическая?
К.Ремчуков― Нет, для меня это сущность. Я не знаю, как для тех людей, которые что-то делают. Потому что когда-то я беседовал с людьми из «Мемориала», и мне очень понравилось. Они грамотные ребята. И я помню, мне очень понравилось выражение, которое они используют, очень тонко понимая смысл своей деятельности. Они говорят: «Мемориал» постоянно занимается тем, чтобы коммеморативные практики в отношении такого чудовищного периода нашей истории как репрессии ни в чем неповинных людей, не затухали». И я помню, мой внук ходил, читал имена к Соловецкому камню. И это для него было потрясение. Потому что и до чтения мы его объясняли и после.
Вот эти коммеморативные практики — это то, что не позволяет нации не превращаться в манкуртов словами Чингиза Айтматова из романа «И дольше века длится день». Только коммеморативные практики в отношении нашей истории, только рефлексия по этому поводу состоянии делать страну взрослой, взрослеющей. Страна не может быть как ребенок, для которого каждое новое явление она должна отрефлексировать. Есть вещи, по которым мы говорим: «Спасибо, мы это уже проходили, мы знаем. Нет». А не так: «А давайте попробуем, а вдруг пронесет». Не пронесет.
М.Курников― Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты» был у нас в эфире.
И.Баблоян― Спасибо
Геннадий Петров 
комментарии(0)