Екатерина Трифонова
Контроль над входящей корреспонденцией тюремщики объясняют тем, что заключенным и пишут, и шлют что угодно. Фото с сайта www.fsin.gov.ru
В руководстве Верховного суда (ВС) РФ уверены, что сокращение тюремного населения – это результат усилий властей, в том числе и отечественной Фемиды. ВС, с одной стороны, заявляет, что гуманизация уголовной системы будет продолжена, а с другой – сам же и принимает решения, выбивающиеся из этой политики. Например, о том, что заключенные теряют конституционную гарантию права на тайну переписки, поскольку они сели за решетку. Формально такой подход закону соответствует, но высшая инстанция не воспользовалась и возможностью проявить собственное усмотрение.
ВС сообщил, что на начало апреля в местах лишения свободы находилось чуть более 466 тыс. человек, то есть на 10 тыс. меньше, чем в прошлом году.
Объясняется это постоянной работой, «направленной на реализацию принципов справедливости и гуманизации в сфере уголовного судопроизводства».
Однако в беседе с «НГ» федеральный судья в отставке Сергей Пашин назвал такое сокращение несущественным: мол, «10 тыс. туда, столько же потом обратно – это не показатель». В этом, например, сыграл свою роль коронавирус, когда «изрядную долю подозреваемых склонили к особому порядку судопроизводства», так что они не отправились за решетку. И, конечно, за последние годы окрепла тенденция на уменьшение тяжких и особо тяжких преступлений, а значит, уменьшается и количество приговоров к лишению свободы. То есть, уверен Пашин, это вовсе не либерализация самой судебной системы, как пытается представить ВС: «Сама система осталась прежней, и она к человеку не очень радушна».
Между тем именно такой подход показывает и сам ВС. Скажем, высшая инстанция подтвердила спорную практику цензурирования переписки заключенных без судебного контроля до такого уровня, когда обитатели СИЗО и колоний просто не получают письма с воли, а это используется как средство давления. Заявитель в ВС ссылался на гарантирующую защиту частной и семейной жизни Европейскую конвенцию, позитивные решения ЕСПЧ по похожим обращениям и Конституцию РФ, запрещающую внесудебное ограничение тайны связи: «Необоснованная цензура входящих писем со стороны администрации, не связанная с производством по уголовному или иному делу, и передача писем в открытом виде нарушают право на уважение корреспонденции».
Но ВС рассудил так: ограничение права осужденных на тайну переписки вытекает из приговора и условий отбывания наказания. Так что фактически приговор и является тем решением, которое делегирует администрациям исправительных учреждений широчайшие полномочия. Как подтвердил «НГ» Пашин, переписка и контакты с внешним миром «регламентированы в УИК и законе о содержании под стражей, ВС в данном случае просто принял решение в русле тех репрессивных тенденций, что уже заложены». «Конечно, своей властью ВС не захотел что-то смягчить, хотя мог бы… Например, дать некоторые разъяснения, разработать процедуры, которые не предполагают вскрытия всей корреспонденции», – пояснил Пашин. По его словам, суды убеждены, что условия содержания – зона ответственности ФСИН, а потому вообще стараются туда не вмешиваться, то есть не идут навстречу заключенным. «В голове Фемиды лишь репрессивные соображения в интересах большого ведомства», – констатировал он. Что же касается гуманизации тюремных условий в целом, то Пашин уверен, что особых подвижек тут нет, обещанные улучшения «идут медленно и с откатами»: «Устойчивой тенденции не видно, есть действительно частные облегчения, которые власть делает, чтобы создавать видимость «очеловечивания» системы, кардинальных перемен, очевидно, ждать не стоит».
Российские правозащитники сообщают о по-прежнему большом количестве жалоб на притеснения заключенных, на их целенаправленное избиение, в том числе на пытки. Взятие под стражу продолжают использовать в виде средства давления: человек сидит в СИЗО, а следователь к нему не ходит, ожидая пока тот созреет до нужных показаний. Эксперты указывают и на участившиеся случаи, связанные с «несоизмеримым применением физической силы и спецсредств со стороны сотрудников полиции». «Пытки неискоренимы, пока это инструмент следствия для улучшения показателей и тюремщиков – для поддержания порядка за решеткой, и инструмент манипулирования», – сказал «НГ» сопредседатель Московской Хельсинкской группы Валерий Борщев. И поэтому-то громкие пыточные скандалы в том же Иркутске или Саратове постепенно сошли на нет, закончившись единичными наказаниями. А так как переворота в пенитенциарной системе, де-факто остающейся гулаговской, не произошло, полиция теперь тоже «лихо пользуется идеей об эффективности рукоприкладства, чувствуя абсолютную безнаказанность».
Вот и инициатива сенатора Людмилы Нарусовой о противодействии пыткам, по мнению экспертов, обречена, хотя этим документом предлагается исключить лишь плоды незаконной деятельности. Напомним, что речь идет о «непризнании предварительных показаний подсудимого, которые, с его слов, были выбиты силой». Тут, правда, непонятно, как проводить объективные проверки таких заявлений, если телесные повреждения к моменту заседания суда исчезли? Эксперты полагают, что проект не будет принят, ведь иначе это, по сути, означало бы вотум недоверия работе тысяч правоохранителей, судебному контролю и прокурорскому надзору.
Выходом из пыточных реалий могло бы стать понуждение судей к тому, чтобы чаще принимать оправдательные приговоры, а силовиков – чтобы искать доказательства, а не пользоваться только косвенными уликами и чистосердечными признаниями, делать больше экспертиз и опросов очевидцев. Но законодатели вряд ли возьмут на себя смелость осудить нынешнюю систему – легализованную и к тому же процветающую. И у них на это есть юридический аргумент – противоречие теории недопустимости доказательств и ст. 75 УПК, где прямо сказано, что доказательства можно исключать лишь при наличии конкретных нарушений. Так что Борщев уверен, что подобные инициативы – это лишь попытка снизить градус возмущения в обществе. И проводится лишь внешняя – показная и иллюзорная – гуманизация уголовной системы без серьезных для нее последствий.
Скажем, те же новые правила внутреннего распорядка (ПВР), подготовленные Минюстом, отметил он, не ставят препон для пыток: «А могли бы написать документ, который делал бы их недопустимыми, подвергал бы суровому наказанию всех истязателей, а не в виде исключения». Многие реальные проблемы также остались вне проекта ПВР: в частности, «узаконенная воля следователя для разрешения свиданий с родственниками либо на телефонный звонок», что стало рычагом давления. Под вопросом осталась судьба тяжелобольных граждан, помещаемых под стражу, которым не могут оказать нормальную медпомощь, не решена и ситуация с переполненностью СИЗО. «Хорошо что люди смогут чаще принимать душ, но лучше было бы, чтобы самих этих людей было за решеткой поменьше», – подчеркнул Борщев.
