Конституционный суд не мешает усмотрению следствия

Изъятие оргтехники в интересах дела стало фирменным стилем российских силовиков. Фото РИА Новости

КС вынес отказное определение по жалобе крымского адвоката, который настаивал, что несовершенство норм УПК позволяет следователю проводить обыски «на основании не вступившего в законную силу судебного акта с нарушением конституционного положения о неприкосновенности жилища адвоката, адвокатского кабинета». КС в ответ подчеркнул, что «судебная санкция на обыск носит промежуточный характер и обращается к исполнению немедленно». Понятно, что в противном случае то лицо, у которого планируется провести обыск, успеет избавиться от улик.

Но своеобразие ситуации в том, что ст. 450.1 УПК требует для обыска у адвоката жесткого соблюдения определенных процедур, изложенных императивно. А в рассматриваемом деле райсудом как раз и было допущено конкретное нарушение правил. В его санкции не было конкретизировано, какие предметы и документы подлежали изъятию. Как указал заявитель в КС, «пользуясь неопределенностью акта суда первой инстанции», следователь по своему усмотрению начал изымать документы адвокатской деятельности, компьютер с материалами, содержащими адвокатскую тайну, и иные носители электронной информации. Выемка фактически парализовала работу защитника. По идее КС не мог не увидеть нарушения ст. 450.1, но отчего-то сделал вывод, что давать этому оценку не в его компетенции. Хотя не раз бывало так, что высшие судьи погружались в ту или иную жалобу даже глубже законов – на уровень подзаконных актов, а то уже и вообще ведомственных решений.

Адвокат МКА «Центрюрсервис» Екатерина Тютюнникова подтвердила, что первая инстанция «пренебрегла требованиями законодательства, не указав в постановлении предметы, документы, подлежащие изъятию». Решение было исправлено вышестоящим судом, но толку от этого уже почти и не было. Она заметила, что райсуд не мог не знать, что деятельность адвоката напрямую связана с адвокатской тайной, а в компьютере защитника, как и в телефоне, хранятся документы, связанные не только с одним доверителем. «Адвокат – полноправный участник процесса, но он по другую сторону баррикад. И возникает вопрос, почему КС не проверил допущенные нарушения и не указал на недопустимость подобного?» – подчеркнула она. Адвокатура не входит в систему органов госвласти, что приводит к определенным действиям со стороны этой системы, придерживающейся обвинительного уклона. Подобным решением КС самоустранился от решения важного вопроса, закрыв глаза на нарушения прав адвокатов, заявила «НГ» Тютюнникова.

Руководитель уголовно-правовой практики юридической фирмы «Ялилов и Партнеры», член Ассоциации юристов России Рустам Губайдуллин заметил, что практика сплошных обысков и изъятий распространена не только в отношении адвокатов. Следственные органы, как правило, не утруждают себя конкретизацией интересующих их предметов и документов, ограничиваясь дежурной фразой «…имеющих значение для уголовного дела». А суды на автомате удовлетворяют эти ходатайства. Вынос компьютера или телефона, материалов адвокатских производств целиком фактически парализует деятельность защитника, «именно поэтому иногда подобные нарушения допускаются намеренно с целью оказать давление или устранить адвоката из какого-либо процесса». Решение же проблемы не столько в законодательной, сколько в правоприменительной плоскости, заметил эксперт: «Нужно, чтобы суд первой инстанции, равно как и прокуратура, подходили к разрешению ходатайств следователей не формально, а всегда уточняли конкретный перечень отыскиваемых предметов – и при отсутствии такового отказывали».

По словам партнера КА Pen & Paper Вадима Клювганта, давно и хорошо известно, что обыски у адвокатов зачастую используются силовиками как способ посягательства на адвокатскую тайну. И тогда нарушаются права не только и не даже не столько самих адвокатов, сколько их доверителей. То есть любого и каждого, кто обратился за юридической помощью. Именно поэтому адвокатское и правозащитное сообщества много лет добивались и в 2017-м наконец добились внесения в УПК норм, которые изложены в ст. 450.1. Это обязательное предварительное судебное разрешение (а не последующее одобрение), которое может быть выдано только при наличии возбужденного в отношении адвоката уголовного дела и, конечно, оснований для обыска у него. Там же говорится, что должно быть конкретное указание в таком судебном решении, что можно изымать, а что – нельзя. И необходимо обязательное присутствие при обыске уполномоченного представителя адвокатской палаты, наблюдающего за соблюдением адвокатской тайны и пресекающего незаконные попытки ее нарушения. В то же время, подчеркнул эксперт, невозможно без отрыва от реальности спорить с тем, что весь смысл обыска состоит в его внезапности для обыскиваемого. А стало быть, «невозможно всерьез ставить вопрос о том, что разрешение суда на обыск может быть реализовано только после вступления этого решения в законную силу – после апелляционного обжалования». Из этого всего, отметил Клювгант, следует единственный вывод: к решению суда, разрешающему производство обыска у адвоката, должны предъявляться повышенные требования, и оно должно полностью им соответствовать. Так что КС, по его мнению, в данном случае не составляло никакого труда сказать о том, что конституционный смысл уголовно-процессуальных норм, регламентирующих обыск у адвоката, ни при каких обстоятельствах не предполагает возможность неисполнения или неполного исполнения судами каких-либо ограничений и гарантий, установленных этими нормами. «Сказав так, КС еще раз подкрепил бы свою ранее высказанную позицию по этой важной проблеме. И таким образом помог бы не только заявителю, но и всей адвокатской корпорации. Ведь не секрет, что далеко не в одном том случае, с которым в КС обратился заявитель, решения суда страдают неполнотой и необоснованностью. А это используется в качестве лазеек для злоупотреблений со стороны силовиков», – подчеркнул эксперт. Клювгант сожалеет, что КС в очередной раз предпочел умыть руки и «не увидеть» системную проблему там, где она очевидно есть. 

Позиция КС не устранила предпосылки обжалуемых адвокатом нарушений, которые были допущены при производстве следственных действий, сказал «НГ» член Адвокатской палаты Москвы Александр Иноядов. Разрешив проведение обыска, райсуд не установил ограничений в отношении объектов, которые подлежали изъятию по возбужденному уголовному делу – и тем самым «были созданы условия не только для фактического лишения адвоката возможности осуществлять свои полномочия по другим делам, но и предпосылки для нарушения адвокатской тайны». Имеется в виду «необоснованное получение органом следствия доступа к материалам, относящимся к поручениям других доверителей». И на такое нарушение все же обратил внимание Верховный Суд Республики Крым, хотя, по мнению эксперта, для защиты установленных гарантий важно, чтобы недопустимость их нарушения оценивалась не только вышестоящими инстанциями, но и была подтверждена позицией КС. Однако КС, заметил Иноядов, фактически устранился от правовой оценки обстоятельств допущенных нарушений закона, несмотря на возможность их отражения при изложении вопроса о конституционности обжалуемых правовых норм. Между тем, «нарушения, допускаемые при осуществлении уголовного преследования адвокатов, которые часто вызывают общественный резонанс, не являются редкостью, а это говорит о том, что принцип независимости суда применяется избирательно».