Екатерина Трифонова
Председатель ВС РФ Вячеслав Лебедев предлагает удешевить для граждан финансовую альтернативу арестам. Фото с сайта www.vsrf.ru
Верховный суд (ВС) выступает за снижение размера денежного залога, который может назначаться как альтернативная аресту мера пресечения. Большинству обвиняемых нынешние суммы не по силам, согласны эксперты, но и их урезание не сможет повлиять на практику. Причина – в менталитете судей, не желающих отвечать, например, за побег оставленного ими на свободе гражданина. При этом система контроля за «заложниками» фактически отсутствует.
Сумма залога при избрании этой меры пресечения будет снижена, чтобы стать доступной, сообщил председатель ВС РФ Вячеслав Лебедев. Он признал, что залог применяется крайне редко, объяснив это тем, что граждане, которым негде взять денег, сами об этом и не ходатайствуют.
К примеру, по тяжким преступлениям законодатель предусмотрел минимальный порог залога в размере не менее 500 тыс. руб. Но конкретные случаи показывают, что назначаемые судами суммы на практике в разы больше. Адвокат самарского филиала юридической группы «Яковлев и Партнеры» Евгения Рыжкова согласилась с Лебедевым в том, что подозреваемые не часто выходят с инициативой о залоге, но пояснила «НГ», что больше «это связано с бесполезностью заявления такого ходатайства». Нужно учитывать, что вопрос об избрании меры пресечения решается в течение 48 часов с момента задержания – и обычно люди заранее к такому не готовятся: «В судебном заседании нужно предоставить доказательства возможности передачи имущества. Например, выписку с банковского счета, выписку из реестра недвижимости и оценку рыночной стоимости имущества. Желательны оригиналы с печатями банка или Росреестра».
Так что сейчас защита в большинстве случаев отказывается тратить ограниченное время на сбор таких доказательств, опять же понимая, что процент удовлетворения ходатайств о назначении залога ничтожно мал. «Но в любом случае сложно не согласиться с тем, что снижение суммы приведет к более частому заявлению ходатайств. И собирать подтверждения о наличии средств станет проще. Хочется надеяться, что и высказывания руководства ВС о необходимости пореже избирать заключение под стражу приведут к более частому назначению иных мер пресечения, в том числе и залога», – подчеркнула Рыжкова.
Управляющий партнер КА Pen&Paper Алексей Добрынин напомнил «НГ», что залог в этом судами практически не применяется. По официальной статистике ВС, в прошлом году удовлетворили 71 такое ходатайство. В 2021-м и вовсе 25 ходатайств. Для сравнения: заключение под стражу в прошлом году было избрано в отношении 87,5 тыс. человек, домашний арест – 7,5 тыс., запрет определенных действий – 3 тыс. человек. И тому есть несколько причин, подчеркнул эксперт. Согласно УПК, ходатайствовать о залоге вправе подозреваемый, обвиняемый либо другое физическое или юридическое лицо. То есть в отличие от других мер пресечения суд обсуждает возможность залога по инициативе гражданина или его представителей. Однако по делам о преступлениях небольшой или средней тяжести защита, как правило, «рассчитывает на менее строгие меры пресечения – подписку о невыезде или запрет определенных действий».
Если же речь идет о тяжких и особо тяжких преступлениях, то действительно по закону сумма не может быть менее 500 тыс. руб. Здесь снижение минимального размера отчасти может сделать эту меру пресечения более доступной, согласился с ВС Добрынин. Но заметил, что проблема все-таки в другом, например, в том, что по делам о крупных хищениях, налоговых составах и т.д. возможное заключение под стражу является инструментом воздействия на обвиняемого: «Угроза изолятора часто используется следствием для получения нужных показаний и вообще для склонения к соответствующей позиции обвинения. Поэтому-то, как видно по статистике, чаще всего по-прежнему применяется именно эта мера пресечения». В общем, в рамках действующей модели предварительного расследования, считает Добрынин, мало оснований рассчитывать на значительный рост числа уголовных дел, в связи с которыми применяется денежный залог.
Невостребованность залога обусловлена совокупностью различных факторов: временными трудозатратами при избрании меры пресечения, сложностями, связанными с расчетом размера залога, отсутствием необходимой суммы денег, сказал «НГ» юрист Сriminal Defense Firm Даниил Горьков. И сами суды далеко не всегда готовы прибегать к подобной мере, «не считая ее достаточной для целей судопроизводства, что является заведомо неверным подходом при реализации уголовно-правовой политики». Так, ему известны случаи, когда судом не была указана сумма залога, а также не был мотивирован отказ в залоге, но «в апелляции решение суда первой инстанции не отменялось».
Как напомнила «НГ» адвокат МКА «Центрюрсервис» Екатерина Тютюнникова, хотя УПК предусматривает несколько видов мер пресечения, на практике из всех них активнее применяются подписка о невыезде и заключение под стражу. Именно органы следствия выходят в суд с подобными ходатайствами, а суд обязан проверить обоснованность подозрения, то есть насколько законно привлечен гражданин к ответственности, достаточны ли основания для предъявления ему претензий уголовно-правового характера, имеются ли в деле доказательства, подтверждающие обвинение и причастность обвиняемого к его совершению. С другой стороны, заметила она, судам запрещено рассматривать вопрос о фактической стороне дела, о том, совершал ли обвиняемый преступление или нет. «Указанное противоречие и приводит к тому, что суды формально указывают в постановлении фразу, что подозрение обоснованно, подтверждается материалами», – пояснила Тютюнникова. Ходатайства о применении более мягких мер пресечения, в противовес заключению под стражу, заявляет сторона защиты. Так что дело не только в сумме залога, но и в том, что указанная мера применяется в редких случаях, являясь хотя и более гуманной, но по сути дела «мертвой». И эта ситуация, по ее словам, не изменится до тех пор, пока обвинительный уклон существует и поддерживается судами.
Как считает федеральный судья в отставке Сергей Пашин, на самом деле ВС просто старается «делать хорошую мину при плохой игре». Залог, напомнил он, почти не применялся и до того, как в УПК был указан минимальный порог. То есть ранее суды могли называть любую сумму, в том числе и посильную обвиняемому, но предпочитали этого не делать. К примеру, рассказал Пашин, в те времена, будучи действующим судьей, он как-то назначил залог предпринимателю, но бухгалтер суда просто не знала, как принять эти деньги. «Я говорил, что должен быть депозитный счет, но она мне не верила, мол, за 10 лет работы в суде впервые о таком слышит. А все потому, что все эти годы он был без надобности, поскольку залог просто не применялся». И сегодня суды нередко отказывают людям, готовым предложить даже несколько десятков миллионов. По его мнению, это исходит от судейского убеждения, что за счет своих денег обвиняемый не должен уходить от ответственности. Вторая причина – судьи боятся брать на себя ответственность за то, что «заложник» вдруг решит скрыться от правосудия или начнет, скажем, оказывать давление на свидетелей: «За теми, кто внес залог, в общем-то, не надзирает никто, потому крайний в случае чего окажется судья, которого обвинят в излишнем либерализме либо корыстном потворстве преступнику». То есть служителей мантии можно понять: они просто страхуются, судья же не может точно знать, убежит человек или нет, бросит свои деньги или о них пожалеет. Если же обвиняемый сидит в СИЗО, то тут уже поле ответственности ФСИН, а судье никакого риска.
В США, к примеру, есть залоговые поручители, то есть, по сути дела, ростовщики, которые дают деньги под процент, а потом самостоятельно контролируют человека, разыскивая его в случае побега. Так и в России, подчеркнул Пашин, нужны, во-первых, эффективные меры надзора за выпущенными под залог гражданами, во-вторых, воспитательная работа среди судей, чтобы они не боялись наказания за применение залога. Вот в западных странах во всех случаях, кроме госизмены и убийства первой степени, судья обязан указать сумму залога, которую он возьмет за освобождение. То есть у человека есть именно право находиться на воле до приговора, такое право, уверен Пашин, «должно быть провозглашено и нашим законом». Пока же получается замкнутый круг: поскольку система не повсеместна, судьи будут ее остерегаться, а пока они остерегаются, она так и будет эпизодичной. При этом он полагает, что в законодательстве также должен присутствовать стандарт доказанности, когда судья может или, наоборот, не может поместить человека под стражу. Чтобы при решении вопросов о назначении меры пресечения все-таки ориентироваться на определенные критерии, а не, как сейчас, полностью полагаться на свое усмотрение, то есть добрую или недобрую волю. «Однако тут надо поднимать огромные правовые и культурные пласты, а у нас этого делать не хотят, предпочитая ограничиваться простыми и малоэффективными решениями», – подчеркнул Пашин.
И он подтвердил «НГ», что из всех мер пресечения развивается разве что запрет определенных действий: «Это понятно, по сути дела, это кусок домашнего ареста, просто человека не запирают в квартире, но ограничения навешивают на него те же самые». По словам Пашина, неоднократные заявления ВС о том, что судьи стали чаще назначать более мягкие меры пресечения, например, тот же домашний арест, тоже выглядят лукавством. Тут нужно смотреть не на количество вынесенных решений, а на процент случаев, когда судья не согласился со следователем, который просил арестовать человека. Так вот таких случаев по-прежнему единицы, «судьи редко идут вопреки воле следователя, они остаются в кильватере запроса силовиков». Количество домашних арестов вовсе не говорит о том, что служители Фемиды стали более гуманны, скорее это следователи по каким-то причинам так ходатайствовали. Возможно, из коррупционных соображений, а может быть, ориентируясь на показатели либо даже действительно из благоразумия. Но в целом, подчеркнул Пашин, ни о каких позитивных тенденциях в сторону смягчений говорить не приходится, уважение к правам человека по-прежнему пребывает на весьма низком уровне.
