Екатерина Трифонова
В вердикты присяжных периодически приходится вмешиваться и Верховному суду РФ. Фото Reuters
Стороне защиты нельзя указывать присяжным на дефекты в аргументах обвинения, постановил Верховный суд (ВС) РФ, оценка допустимости доказательств относится к исключительной компетенции профессионального судьи. Не все опрошенные «НГ» юристы согласились с этим выводом, ведь тем самым поддержана сформировавшаяся практика неприятия оправдательных приговоров, основанных на вердиктах народных заседателей. А ВС еще и подтвердил, что для отмены таких решений достаточно любого – и самого незначительного – повода.
ВС отменил оправдательный приговор, поскольку обвиняемый и его адвокат допустили высказывания о процедуре получения доказательств по уголовному делу, которое рассматривается уже пятый год. Например, еще в 2020 году коллегия присяжных единогласно вынесла вердикт о невиновности подсудимого.
Такое решение было отменено председательствующим судьей из-за допущенных процессуальных нарушений. Но и новый состав заседателей не усмотрел в представленных доказательствах вины подсудимого. Этот приговор отменили уже в кассационном суде: были признаны недопустимыми заявления адвоката о новой версии преступления в ходе прений сторон. С третьим оправдательным приговором «народных судей» согласились и апелляционная, и кассационная инстанции, но не ВС. Там посчитали, что подсудимый и его защитник по ходу разбирательства доводили до сведения присяжных информацию, не подлежащую исследованию с их участием.
К примеру, ВС указал на недопустимость со стороны защиты негативных оценок в адрес материалов следствия, а стало быть и доказательств. Как говорится в определении ВС, адвокат подверг критике заключение судмедэксперта, указав на неверные формулировки вопросов, поставленных следователем, а также на неполное изучение экспертизой всех обстоятельств. Да и сам обвиняемый ставил под сомнение правомерность действий следствия по сбору доказательств, заявляя, что и протокол осмотра места происшествия якобы сфальсифицирован, и имеющиеся свидетельства о его алиби, дескать, сокрыты. Следственный же эксперимент, мол, проводился так, чтобы эксперты подтвердили доводы расследования.
Председательствующий судья хотя и предупреждал присяжных, что приведенные высказывания обвиняемого и его адвоката не следует учитывать, однако, посчитал ВС, «это не может служить гарантией, что эти сведения не оказали влияния на присяжных заседателей при вынесении ими вердикта». Именно в этой фразе ВС, сказал «НГ» советник Федеральной палаты адвокатов РФ Сергей Насонов, и отражена сложившаяся практика, согласно которой стороны не вправе затрагивать в выступлениях перед присяжными вопросы допустимости доказательств, поскольку такая оценка относится к исключительной компетенции профессионального судьи. Утверждения о фальсификации протокола и неполноте экспертизы – это оспаривание именно допустимости доказательств. Хотя, подчеркнул эксперт, подобные нарушения становятся основанием для отмены приговора лишь в случае их системного характера. «Стороны вправе критиковать достоверность доказательств, исследованных в суде присяжных, однако такая критика не должна касаться дефектов их процессуальной формы, то есть порядка собирания», – подтвердил Насонов.
Адвокат московской коллегии адвокатов «Аронов и партнеры» Андрей Орлов заметил, что данное решение ВС – это очередной и яркий пример негативного отношения системы к институту суда присяжных. По его мнению, ответ на вопрос, почему, если подсудимый был оправдан трижды, такой приговор не вступил в силу, достаточно прост: все дело в повсеместном неприятии подобных вердиктов заседателей от народа. Для их отмены используются даже самые незначительные поводы, чего нельзя сказать о приговорах обвинительных. И в целом это давно закрепившийся в судебной практике подход, когда «оценка» или «критика» со стороны защиты доказательств обвинения расценивается профессиональными судьями как «информация, не подлежащая исследованию с участием присяжных». Именно критикой аргументов обвинения по закону и надлежит заниматься защитникам на стадии прений сторон, однако судьи воспринимают это как заявления о недопустимости доказательства.
Тут вопрос, конечно, в том, ошибочно или намеренно воспринимают. Например, по словам Орлова, можно ли считать «высказыванием, ставящим под сомнение правомерность действий органов следствия по собиранию доказательств», заявление защиты, что «в протоколе не зафиксированы пятна крови, обвинением не представлены надлежащие фотоснимки с места происшествия»? Или утверждения, что «при проведении экспертиз не был учтен ряд существенных факторов»? Сам он уверен, что это не более чем «законная и вполне грамотная оценка доказательств». К тому же и сам текст определения ВС, по его мнению, недвусмысленно указывает на то, что данная стороны не заявляла о недопустимости доказательств, а, напротив, реализовывала право на защиту от предъявленного обвинения.
«Данное определение следует расценивать не иначе как грубое нарушение такого права», – сказал Орлов и заметил, что определение ВС и не указывает, каким именно образом допущенные «нарушения» повлияли на вердикт. Вместо этого сказано: нет гарантий, что такого влияния не было, но это вовсе не одно и то же. «Тем более что председательствующий судья давал присяжным соответствующие разъяснения, чем нивелировал указанные нарушения. Именно так ВС обычно и пишет, когда оставляет в силе обвинительный приговор», – подчеркнул эксперт.
