Марк Смирнов
Рим и Константинополь говорят о любви между «Церквами-сестрами», но дальше слов и жестов доброй воли не идут. Фото Reuters
Разделение Церквей на Западную и Восточную, на Греко-Католическую и Римско-Католическую произошло еще в XI веке, в 1054 году. При этом каждая из сторон сохранила и свое самоназвание «православная», что до сих пор оспаривается представителями той и другой Церкви, которые считают, что только их Церковь истинная и именно она является хранительницей апостольской традиции.
Это событие в истории известно как Великий раскол (или Великая схизма). Но это было не просто разделение, как бывает при разводе супругов, когда каждый живет своей жизнью и создает новый дом и семью, постепенно забывая другого. При разрыве отношений каждая Церковь обменялась еще анафематствованиями (проклятиями) в адрес друг друга, что имело свои печальные последствия: питая взаимную вражду, католики и православные доказывали свою правоту не при помощи богословских дебатов и дискуссий, а при помощи меча, крестовых походов, избиения инакомыслящих и насильственного присоединения христиан к той или другой Церкви.
Такая безбожная для христиан ситуация длилась 910 лет, почти целое тысячелетие, пока по инициативе Папы Римского Павла VI и Патриарха Константинопольского Афинагора не произошла историческая встреча с выражением взаимного сожаления в содеянном, взаимного прощения и снятия друг с друга анафем. Казалось бы, за 50 лет должны последовать какие-то реальные плоды чисто внешних знаков примирения, однако нет – по-прежнему каждая Церковь считает себя единственно истинной, а все остальные – находящимися на периферии церковных границ. Естественно, что не идет речи и о возможности совместной молитвы, богослужения и взаимного причастия. На языке официальной церковной дипломатии обе Церкви называют себя «сестрами», а в реальной жизни украинские католики и православные украинцы делят свои храмы при помощи кулаков, а защищают их с оружием в руках.
Тогда логично будет спросить: к чему все эти красивые жесты, которые рассчитаны на внешний эффект и являются не более чем PR-акциями?
Ответ на этот вопрос лежит на поверхности, и всякий знающий церковную историю найдет в ней массу аналогичных ситуаций, когда главы Церквей периодически вдруг проявляли горячую заботу о единстве христианского мира, правда, не всегда могли договориться, кто будет среди них главным… А потому снова ссорились и все эти союзы (или унии) так и оставались малорезультативными, принося только беды самим христианам, которые, разумеется, в то время своего собственного голоса не имели.
Все попытки объединения двух Церквей изначально были политическими, остаются они таковыми и по сей день. Причем если раньше, когда Римская Церковь и ее Понтифик обладали всемирным могуществом, они требовали полного подчинения Восточных Церквей и их Патриархов Папе Римскому, то теперь, когда христианство и на Востоке, и на Западе переживает далеко не лучшие времена, ничего другого не остается для усиления своих позиций в мире, как объединить усилия и надеяться хоть как-то выжить вместе.
Попытка Константинопольской Церкви войти в союз с Римом (Флорентийская уния 1438–1445 годов), чтобы защитить Константинополь от турок, ничего не дала: и Церковь не объединили, и Константинополь потеряли.
Несложно понять и ситуацию православных греков в Турецкой Республике в ХХ веке. К концу 1920-х годов турецкое правительство закрыло все православные митрополии Малой Азии, и лишенные своих епархий митрополиты с тех пор проживают в качестве титулярных иерархов в зданиях Патриархии в греческом районе Стамбула Фанар, создавая для нее серьезные экономические затруднения. Турецкое правительство закрыло и единственную духовную семинарию на острове Халки… Султана уже не было, надо было искать новых покровителей.
Из-за отречения в 1948 году от патриаршества Максима V, которому Запад, и прежде всего США, не могли простить симпатий к Советскому Союзу и Русской Церкви, Константинопольским Патриархом становится бывший архиепископ Северной и Южной Америки Афинагор. Он стал первым Патриархом после падения Константинополя, не имевшим турецкого (оттоманского) подданства на момент избрания. 26 января 1949 года Афинагор прибыл в Стамбул на борту самолета президента США Гарри Трумэна и получил турецкое гражданство сразу же после прилета, прямо в аэропорту. На следующий день в соборе Святого Георгия в Фанаре состоялась его патриаршая интронизация. Однако дипломатической поддержки США для нового Патриарха оказалось мало, надо было заявить о себе как главе православного мира. Для этого понадобилась встреча с Папой Римским Павлом VI сначала в Иерусалиме, а затем в Стамбуле. Напомним, что турецкое правительство до сих пор не признает за Патриархом статус Вселенского, имеющего первенство среди прочих глав Православных Церквей.
В условиях, когда христианство на Западе все больше секуляризуется, или, проще сказать, обмирщается, а политические позиции Ватикана год от года слабеют, когда христианство испытывает мощное наступление воинствующего ислама на Ближнем Востоке и в Северной Африке и ждать помощи от великих держав Запада уже нет никакого смысла, не остается ничего другого, как делать всевозможные жесты «доброй воли» и говорить о любви между «Церквами-сестрами» и ждать, когда это единство наступит…
И оно, конечно, было бы неплохо, очень бы хотелось стать свидетелем такого метаисторического события. Однако все, что происходит из расчетов политического лукавства и интриги, никогда никаким благим делом не венчается. Жаль, что христиане после стольких катастроф минувшего века так ничему, по сути, и не научились. Как и прежде, идет борьба за власть между Церквами, более того, нас почему-то с какой-то навязчивостью хотят убедить, что Византийский Папа чем-то для России лучше, чем Папа Римский. Может, это вопрос вкуса, но стоит помнить слова Нестора Летописца, сказавшего в «Повести временных лет» по-житейски просто, но мудро: «Греки до сего дня лукавы суть».
До тех пор пока прагматизм и политика присутствуют в жизни и отношениях Церквей, видеть в подобных встречах начала братской и христианской любви по крайней мере наивно.
