Роман Багдасаров
Князь Владимир причастен не праху земному, а небесной влаге: он то орошается водой, то ныряет в воду. Кадр из фильма
Главная идея фильма «Викинг» (режиссер Андрей Кравчук) заключается в отказе святого князя Владимира от кровной мести, «ветхого завета» Руси. С этой точки зрения картина безупречна: все, от завязки до актерской мимики, заставляет зрителей стать солидарными с главным героем, образ которого воплощает Данила Козловский.
Месть – это грязь, тлен и пепел. Бывший дружинник князя Ярополка Варяжко (играет Игорь Петренко), поклявшийся отомстить Владимиру, ритуально зарывает себя в землю, а в финале бесславно месит носом глину. Тот же, кого он презрительно зовет «вымеском» (мать Владимира была не княжеского рода), причастен не праху земному, а небесной влаге: Владимир то орошается водой, то ныряет в воду. Эти регулярные погружения зримо воплощают концепцию теолога Альбера Усьо о том, что в христианстве инициация не единомоментна, но растянута во времени и является многофазовой. Ее высшей стадией для Владимира становится крещение «огнем, водой и духом», совмещенное с причащением оными. В ходе исповеди у корсунского епископа Анастаса князь принимает на себя грехи соратников. Сцена, когда благодаря греческому архипастырю Владимир сознает, что должен стать искупителем для своего народа, следует признать творческим достижением авторов фильма.
Интересны куртуазные взаимоотношения между Владимиром и вдовой Ярополка Ириной, бывшей монахиней (Светлана Ходченкова). Противостояние князя и Варяжко предстает тут как поединок между двумя рыцарями, и благородным победителем снова оказывается Владимир. Конечно, к истории данная находка отношения не имеет: всякая женщина, которая нравилась будущему крестителю Руси, оказывалась у него в постели. Не миновало счастье и ярополкову «грекиню», ставшую матерью Святополка Окаянного, известного «сына двух отцов».
Даже один этот эпизод демонстрирует свободу, с какой сценаристы обращаются с реальными прототипами своих героев. Перечислять все отступления от исторической правды не имеет никакого смысла: она умеренно соблюдена лишь в костюмах и декорациях. И хотя в «Викинге» не удалось убедительно показать ни Полоцк, ни Киев, ни Херсонес, старания постановщиков заслуживают как минимум уважения.
Фильм снимался синхронно с возведением монумента Владимиру Святославичу у стен Московского Кремля, что неизбежно превращает его в видеокомментарий к памятнику. Что же хотят донести до нас авторы по части религиозности великого князя, ведь главным событием его биографии, как ни крути, остается принятие христианства? Иногда может показаться, что средневековая летопись, раз уж она состоит из клишированных сюжетов, является не более чем подменой хроники историзованным эпосом. Это далеко не так. Факты объединялись с помощью заимствованных сюжетов, но выбор сюжета есть не фальсификация, а расширение контекста.
Вернемся к исповеди Владимира у Анастаса. В летописях момент выбора веры обрисован с помощью типового диалога между философом-миссионером и пока еще языческим правителем. В конце проповеди миссионер показывает князю икону со Страшным судом, объясняя, кто и где там изображен. Князь созерцает предельную перспективу своего правления, делая не столько личный, сколько цивилизационный выбор – стать в один ряд с просвещенными народами, а не с варварами и басурманами.
Как ни странно, такая мотивация куда ближе историческому Владимиру, чем психологическая убедительность покаяния киногероя. Правитель мыслит себя не в контексте собственной личности, а в контексте общественного мнения и памяти поколений, являясь сублимацией первого и производным второй.
Связь между механизмами социума и персональным выбором – слабое место исторического кинематографа в России. Если в советскую эпоху эта связь худо-бедно еще демонстрировалась (слава историческому материализму!), то сегодня фильмы о прошлом рисуют нам только героев с их командами, с одной стороны, и безликую массу – с другой. Вот почему Владимир обхаживает столпившихся киевлян, бьет себя в грудь и, подобно фронтмену группы «Алиса», уговаривает их быть вместе. Создателям «Викинга» невдомек, что русскими городами правили не столько князья, сколько вече. В фильме мы видим кого угодно – викингов, печенегов (больше напоминающих монголов), вымерших туров, хитрых ромеев – только не представителей знатных или хоть сколько-нибудь организованных горожан.
Единственным местом, чем-то напоминающим вечевое, можно счесть капище. На этом странном «майдане» тусуются оборвыши-киевляне, а верховодит ими бритый наголо жрец, напоминающий художника-акциониста Петра Павленского. Трудно сказать, что повлияло на придание языческим жрецам «кришнаитского» облика. Возможно, перевесили тонны книг, выпущенных о «ведической Руси», и, несмотря на наличие в консультантах академических историков, авторы сбились на скользкую дорожку неоязыческого фэнтези. (Кстати, если уж кого и стоило побрить, так это самого Владимира, ведь именно таким он выглядит на дошедших до нас монетах, отчеканенных при его жизни.)
В отношении к религии викинги и варяжский «сын полка» Владимир представлены абсолютно индифферентными. Между тем Владимир жил в эпоху «милитаризации язычества» (согласно определению археолога Ежи Филипа Гонсовского). По Европе прокатываются антихристианские восстания, норманны активно сопротивляются христинизации, жрецы восточных и западных славян с особой жестокостью истребляют церковный клир, широко практикуя расчленения. В XI–XII веках происходит эскалация человеческих жертв, что подтвердили раскопки святилищ на реке Збруч в Прикарпатье, произведенные еще в советское время.
Кстати, мало кто даже из историков задумывается над вопросом, почему Владимир был назван своим отцом именно Владимиром? Единственным известным правителем до самого Владимира Святославича, которого так звали, был болгарский царь Владимир-Расате, славянский Юлиан Отступник. Владимир Борисович (ок. 850 – после 893) отрекся от христианства и вернулся к поклонению старым богам. Имя иуды было вымарано из христианских хроник, сохранившись лишь на полях Цивидэльского евангелия. Однако для противников христианства Владимир стал знаменем. Его пример внушал надежду на изгнание Церкви и расправу над приверженцами чуждой веры.
Собственно, это и учинил Владимир в Киеве, вернувшись к пантеону своего отца Святослава, дополненному эксклюзивными культами новых божеств. Вряд ли Феодор (в фильме Владимир Епифанцев) и его сын Иоанн были случайными жертвами. Многие из людей, закланных на прикарпатских капищах, были христианами, и более чем вероятно, что при Владимире в его языческий период происходило то же самое. Принцип «один жрец – один бог» для авторов «Викинга» остался неусвоенным, поэтому они так и не пришли к простому выводу, что, поставив новых богов, Владимир поставил и новых жрецов, среди которых сам был первым. На Руси не было отдельного жреческого сословия, как у кельтов, главные сакральные функции исполнял князь.
Все эти проигнорированные детали, конечно, камня на камне не оставляют от основной драматической коллизии фильма, где герой Данилы Козловского предстает невинным агнцем, берущим на себя грехи дружины и толпы.
В толпу Владимир время от времени бросает чеканные слоганы, один из которых: «Мне нужна сила ромеев!» В чем эта сила заключена, нам так и не покажут, зато будут регулярно наводить объектив на ромейское золото, которого так жаждут викинги. Между тем именно жертвоприношение варягов-христиан Феодора и Иоанна, попавшее в летопись и явно запомнившееся самому Владимиру, могло натолкнуть его на мысль о полезности христианства именно в плане приобщения к новой божественной силе.
На примере героического боя Феодора с окружившей его двор толпой сын воителя Святослава убедился, что христианство далеко не является религией слабых и вполне пригодно для милитаристского воодушевления. Исторический Владимир, безусловно, знал, что в 986 году православные болгары на Балканах нанесли византийцам сокрушительный удар и, перейдя в контрнаступление, поставили под сомнение само существование Восточного Рима. Успехи полководцев Болгарского царства были особенно обидны на фоне тех поражений, которые ранее понес от империи Святослав.
Модный сегодня византизм помешал авторам увидеть, что исторический Владимир если и обрел силу, то не столько у ромеев, сколько у Христа. А ромеям он сам, как известно, помогал силой, отправив на помощь императору Василию шеститысячный варяжский корпус.
Став пленниками куртуазной концепции о дамском угоднике Владимире, создатели «Викинга» прошли и мимо главного факта, имевшего к викингам самое прямое отношение. Дело в том, что крещение Руси отозвалось в Северной Европе многократным эхом. В 995–1000 годах вслед за Владимиром христианство в Норвегии пытается насадить Олаф Трюггвасон. Саги называют Олафа воспитанником Владимира. В 999 году принимают христианство Фарерские острова. В 1000 году христианской становится Исландия, в 1001-м – Гренландия. В 1008-м погружается в купель король Швеции Улоф Шётконунг. При Кнуде Великом (ок. 995 – 1035) происходит окончательная христианизация Дании.
Русские варяги-викинги реально оказываются впереди планеты всей. Думается, такой видеокомментарий пришелся бы по вкусу инициаторам установки околокремлевского памятника. Но авторы «Викинга» подчеркнуто дистанцировались от такой трактовки и пошли своим, оригинальным путем.
