Борис Подопригора  |
| Командующий Объединенной группировкой войск на Северном Кавказе генерал-полковник Владимир Молтенской осматривает вооружение, найденное в одном из схронов боевиков. Фото Вениамина Беккера/ТАСС |
В конце первого десятилетия нового века мне в качестве переводчика довелось общаться с престарелым китайским военачальником. Рассказывая о своем руководстве недавними китайско-российскими учениями, гость достаточно уверенно назвал имя своего русского коллеги – Мао Цин Сы Кэ. И добавил, что считает «генерала Мао» главным боевым генералом (чжуяо чжаньшицзян), причем не только российским, но и среди всех, кого китаец встречал. На мое непроизвольное «спасибо» он с вниманием, которого редко удостаивается переводчик, спросил:
– Вы его знаете?
Я ответил, что генерал Молтенской был моим непосредственным начальником. Причем в то время я выполнял далеко не переводческие обязанности. Не вполне понимая, какие еще могут быть обязанности у толмача, китайский генерал посмотрел на меня иначе, чем минуту назад. Ибо человек, находившийся рядом с «главным боевым генералом», достоин уважения уже поэтому...
И еще эпизод. Покидая прошлым летом Грозный – а он, без всяких военно-исторических оговорок, превратился в Дубай, – я не мог не откликнуться на шумное изумление соседки-москвички, устраивавшейся в кресле рядом:
– А говорили – война, бомбежки, разруха… Да тут круче, чем в Эмиратах… И чего только генералы не придумают, чтобы деньги отмыть!
Такой оказалась сиюминутная причинно-следственная связь между «генералом Мао» и миром.
АУРА ПРАВДЫ
Вообще-то о начальниках, даже бывших, в армейской среде писать не принято. На то есть этическое правило: напишешь доброе – скажут, ищешь покровительства или сам на его фоне хочешь покрасоваться, помянешь плохое – скажут, сводишь счеты. А военачальники, равные по статусу, относятся друг к другу скорее с ревностью. Есть еще один нюанс – он связан с «аурой правды»: то, как там было на самом деле, доподлинно знает лишь один командующий. А то, что он знает, не всегда требует публичности. Поэтому умный да не спросит о подробностях, в коих не только вся соль, но порой таится и дьявол. Это особо относится к «внутренним войнам», в которых, как выразился Молтенской, «не побеждают без здорового элемента беспредела».
За жизнь мы говорили с Владимиром Ильичом Молтенским лишь однажды, после того как оба простились с военной службой. И разговор получился сумбурным – обо всем сразу, но больше о времени, в котором заместитель командующего группировкой на Северном Кавказе полковник Подопригора встретился в 2002 году с командующим генерал-лейтенантом Молтенским: «Такой-то прибыл» – «Работайте».
По опыту общения с большими начальниками – министрами, губернаторами, командующими, к тому же не только российскими (начальное переводческое ремесло тому порукой), – у меня сложилось впечатление об их одиночестве. Особенно перед телекамерами. А на службе они предельно лаконичны. Так, череда хмурых реплик-распоряжений, готовых взорваться разносом: вне жанра, сюжета и порой даже формальной логики. Тем не менее тогда и там эти разносы казались понятными.
ЗАБЫТЫЙ ГЕНЕРАЛ
Мы встретились в скромной московской кафешке. Говорил в основном Владимир Ильич. Я слушал и вспоминал недавнюю экскурсию по русскому кладбищу в Сент-Женевьев-де-Буа, под Парижем. Ее вела дочь известного белогвардейского генерала. Слушая ее рассказ, я ловил себя на мысли, что усвоенное по нашу сторону той далекой войны не стыкуется с только что услышанным. А в столкновении двух правд побеждает скорее забвение. Если не взаимное ожесточение. Историки объясняют это тем, что обе стороны тогда были нашими, мемуары всегда субъективны («это даже не объяснительные, а оправдательные записки»), а непредвзято расспросить участников тех давних событий по разным причинам не получилось.
Теперь, рядом с Владимиром Ильичом, я старался понять, почему этот генерал, во многом предопределивший наступление мира в Чечне, по существу выпал из нашей недавней истории. Вот китайцы о нем помнят, а мы – постольку поскольку. И хотя здравый смысл подсказывает ответ: чтобы лишний раз не вспоминать войну, – хотелось услышать его мысли. Тем более что обе чеченские кампании стремительно стираются с жесткого диска памяти. И мы, их участники, тоже не молодеем… А значит, и о чеченской войне когда-нибудь станут говорить в соответствии с сиюминутными идеологическими лекалами.
Впрочем, эти заметки не претендуют на большее, чем начало долгого и честного разговора от первого лица. Разговора о людях той, военной Чечни. В сегодняшней же Чечне, как мы уже знаем, делается все, чтобы не было повода вспоминать конец 90-х и начало нулевых. Наверное, в этом есть свой резон. Но война – не только личные воспоминания, она к тому же исторический опыт страны. А он не бывает бесполезным…
Какие все же мысли приходили на память накануне беседы с генералом?
Первое: Владимир Ильич Молтенской проявил в Чечне прежде всего проницательность. В том смысле, что сознавал не только личную ответственность перед Москвой и подчиненной ему воюющей группировкой, но и свое реальное место в сложной системе управления контртеррористической операцией. Операцией, кстати, оперативно-стратегического значения. Молтенской знал, что он должен сделать на этой должности и чего ему не позволят ни ситуация, ни «сверху». Он, возможно, лучше других просчитал (спрогнозировал?) долгосрочные последствия ряда принципиальных решений по Чечне и всему Северо-Кавказскому региону. Но не пытался играть в большого политика, хотя должность командующего в немалой степени это позволяла и даже требовала. Он понимал, что за ним приглядывают не только из Москвы, но и из близкого окружения. Может, поэтому поначалу настороженно относился ко всем, кого присылали на непривычную должность замкомандующего по информационной политике. Теперь мне понятно его стремление держать на расстоянии тех, кого он мало или совсем не знал.
Второе: командующему Молтенскому было чуждо позерство. Хотя любой военачальник его уровня пытается выглядеть как минимум соответственно своей должности. Он избегал самолюбования и наполеоновских замашек. Во всяком случае, не было стыдно ни за аргументированность принимаемых им решений, ни за его речь – грамотную, логичную, хотя и строгую. В отношении подчиненных он порой был грубоват, но никогда не был хамом. Еще такая частность: знаю, без «боевых ста грамм» в той обстановке мало кто обходился, и Владимир Ильич, наверное, не был воинствующим трезвенником, но ни разу не предстал перед офицерами подшофе, хотя никто бы его за это не осудил. Да, многим его подчиненным было с ним трудно. Но лучше иметь проблемы с умным начальником, чем пользоваться расположением недалекого, который не преподаст никакого урока.
И сугубо личное: однажды порученец командующего сказал мне: «Ты чего лезешь в вертолет, когда и без тебя можно обойтись?» Наверное, транслировал мысли командующего.
ПРЕДСТАВЛЕНИЮ ХОД НЕ ДАЛИ
Тогда, в 2002-м, нас чуть сблизил эпизод, о котором рассказываю с разрешения Владимира Ильича.
После уничтожения Арби Бараева и Хаттаба, разгрома банды Гелаева Молтенскому должны были присвоить звание Героя России (представление правил автор этих строк). Именно тогда в медийное поле было вброшено якобы публично высказанное осуждение командующим затравленного полковника Буданова. По-видимому, чтобы из армейской среды прозвучало: «нечего играть в политику, получил генерал-полковника и хватит». Молтенской, единственный раз показавшийся мне растерянным, попросил опровергнуть навет. Увы, Героя Владимир Ильич тогда не получил… Может, еще не вечер?
Однако, когда надо было выполнить свой личный нравственный долг, Молтенской не знал, что такое растерянность. Командующий, под началом которого, повторюсь, находилась 100-тысячная воюющая группировка, почти все заседание военного совета посвятил поиску вертолета, чтобы эвакуировать в госпиталь раненого чеченского мальчишку. Доскажу правду: не просто мальчишку, а родственника важного для федералов чеченца…
Запомнилось: Молтенской принимал представителей Международного комитета по предотвращению пыток. Для командующего такая тема – марш без инженерной разведки по заминированной местности: что ни скажешь, обратят против тебя, точнее – против твоей страны. Ни наши, ни чужие правозащитники не верят, что мир – в смысле прекращение войны – завоевывают. Ибо победа примиряет, а поражение ведет к новой войне. И так до бесконечности. Поэтому если не можешь врага убить – задуши. Это мысли генерала Молтенского.
Ничуть не оправдывая даже «здоровую долю беспредела», соглашусь: особо жестокие завоевания приходятся на Гражданскую войну, а чеченские войны, повторю, таковыми были по сути. Ко времени нашей первой с генералом встречи эти войны продолжались уже восемь лет.
В беседе с правозащитниками Молтенской прошелся по кромке, не задев ни одной растяжки. Вот почему китайский генерал предрекал Молтенскому иное будущее. Во всяком случае, его теперешняя должность – советник директора Федерального агентства по правовой защите результатов интеллектуальной деятельности военного, специального и двойного назначения (ФАПРИД) – вряд ли соответствует опыту одного из ключевых организаторов чеченского перелома, доктора военных наук, генерал-полковника Молтенского.
ГЛАВНЫЙ ВРАГ ЖУРНАЛИСТОВ
Войну пропагандировали по тому месту, куда направлялись в командировку, в том числе посланцы главных телеканалов страны, ежедневно получавшие до 60 долларов. Пропагандировали неумышленно, но по ожидаемому от них выбору тем и сюжетов. Иначе как оправдать свои «кровные-боевые»? Но если эти 60 долларов не платить, речь в эфире пойдет уже не о войне… Меня тогда «назначили» главным врагом отечественных журналистов. Мне об этом не только говорили, но и мстили за это воистину жестоко…
Приезд в Ханкалу Михаила Леонтьева открыл еще один важный «антивоенный шлюз». Страна получила мирное телелицо Чечни – Асет Вацуеву на НТВ. Значит, Чечня – уже часть страны, а не только место, где идет война. Я не участвовал в беседах Молтенского с Леонтьевым, но провожал Михаила Владимировича в Махачкалу, откуда он спешно вылетел в Москву. Как там было дальше, теперь не столь важно. Но ради правды добавлю: командующий предложил наградить помощника президента по информационной политике Сергея Владимировича Ястржембского за понимание главной политической задачи дня.
Ключевое же, на мой взгляд, обстоятельство, характеризующее генерала, требует предисловия. Многочисленным иностранным гостям группировки весьма бесхитростно показывали различные стороны жизни войск и Чечни. В том числе кинологическую службу группировки внутренних войск – клетки с собаками, надо сказать, весьма мотивированными и небезголосыми. Тут-то все и началось. Журналисты нашли то, ради чего, по-видимому, и приехали: вот он, оскал власти, адекватно раскрывающий ее отношение к населению. Интернет еще долго пестрел кадрами с упоминанием в том числе и командующего.
Так вот, генерал Молтенской был тем самым командующим, который в марте 2002 года издал приказ по группировке № 80, в быту получивший название «приказа о зачистках». Этот приказ позволил существенно снизить число нарушений закона, то есть случаев произвола в отношении гражданского населения (нужно ли объяснять, почему и сколько раз такое случалось?). По прошествии лет стало ясно: далекие от взаимных симпатий, но уже законодательно «общеприязненные» отношения федералов и местных жителей начались с этого приказа. К его подготовке прямое отношение имел мой предшественник полковник Андрей Бородин. По его воспоминаниям, более чем самодостаточные и полномочные начальники жестко наседали на командующего, требовали исключить из проекта те положения, которые «связывают руки», иначе, убеждали они, войны не закончить. Но Владимир Ильич слабины не дал. Приказ вышел таким, что впоследствии к нему не придирались даже на сессии ПАСЕ. Поэтому с нашего государства сняли некоторые обвинения, касающиеся проведения той самой контртеррористической операции. Понятно, что командующий действовал с одобрения Москвы, но переданный в Кремль для согласования текст приказа там не был исправлен. Это еще раз подтверждает государственное мышление генерала Молтенского.
Дарья Гармоненко