Алексей Носков
Заместитель генсекретаря «Братьев-мусульман» Заки Бани Иршаид (в центре) на митинге после своего освобождения из иорданской тюрьмы. Фото Reuters
В начале июня 2017 года Саудовская Аравия, ОАЭ, Египет и Бахрейн заявили о разрыве дипотношений с Катаром и о введении ряда санкций в отношении Дохи, а также предъявили требования к политическому руководству эмирата. Позднее к ним присоединились некоторые иные страны региона.
Руководство Катара отвергло предъявленные обвинения и заявило об отказе изменять свой внешнеполитический курс.
БУРЯ В ЗАЛИВЕ
Перспективы конфликта пока неясны. Разногласия между странами довольно серьезны, и вряд ли какая-то из сторон в этих условиях готова признать свою неправоту. Последствия же конфликта уже ощутимы за пределами Персидского залива. К примеру, вывод катарского миротворческого контингента, размещенного между Эритреей и Джибути в 2011 году, в ответ на антикатарскую позицию последней уже повлек за собой обострение военной обстановки на границе между двумя странами и возникновение угрозы нового вооруженного конфликта.
Катар – крупнейший поставщик сжиженного природного газа (СПГ), а огромные доходы от экспорта углеводородов позволили ему инвестировать в самые разные проекты по всему миру, включая европейские страны и США. Ввиду этого введенные санкции экономического характера также не будут иметь катастрофических последствий для экономики эмирата и уровня жизни населения. Хотя решение Эр-Рияда о закрытии границ создало предпосылки для перебоев в обеспечении населения продовольствием и иными товарами, а запрет на использование воздушного пространства нанес ощутимый удар по позициям на рынке авиаперевозок компании Qatar Airways.
Что касается возможного военного конфликта, то исключать такой сценарий нельзя. Особенно с учетом того, что вооруженные силы эмирата значительно уступают по своему потенциалу Саудовской Аравии и иным странам Аравийского полуострова.
Однако для осуществления подобных замыслов есть серьезные препятствия, так как в качестве своеобразного гаранта безопасности Катара рассматривается факт наличия на его территории базы ВС США «Аль-Удейд». Она является как пунктом базирования подразделений ВВС США, так и важным звеном управления военных мероприятий США на всем Ближнем Востоке. По некоторым оценкам, база «Аль-Удейд» выполняет и координирующие функции при организации деятельности военных баз США на территории Афганистана, Пакистана, Турции, Ирака и стран Аравийского полуострова. Ввиду этого вероятный военный конфликт с Катаром может перейти дорогу и интересам США в регионе. Принять же политическое решение о переносе этой базы в другую страну Вашингтону будет непросто хотя бы исходя из соображений технического характера.
Однако в случае потребности «поддержать демократизацию» в Катаре наличие американской базы отменяет и необходимость присылать сюда авианосную ударную группу: размещенных сил вполне достаточно, чтобы кардинальным образом повлиять на развитие ситуации в эмирате, численность армии которого оценивается всего в 10 тыс. человек.
Помимо военного вторжения возможна и дестабилизация обстановки в самом эмирате с непредсказуемыми последствиями, что воспринимается как более реальная угроза. Похожая ситуация уже имела место в 2011 году, когда на территорию Бахрейна были введены подразделения Саудовской Аравии и некоторых других арабских стран с целью подавления протестов и сохранения действующего режима.
По утверждению некоторых египетских СМИ, в охране эмира Тамима бин Хамада уже принимают участие подразделения иранского Корпуса стражей исламской революции. Также Тегеран и Анкара выразили озабоченность в связи с кризисом и одними из первых согласились оказать помощь в решении возникших проблем продовольственной безопасности Катара, открыв воздушный мост и организовав морскую логистику.
Спустя два дня после заявления Каира, Эр-Рияда и Абу-Даби о разрыве дипломатических отношений, 7 июня, турецкий парламент ратифицировал два соглашения с Дохой. Первое касается размещения дополнительного контингента войск на территории Катара (указывается численность в 3 тыс. человек) вдобавок к уже присутствующим 150 турецким военным. Второе обеспечивает возможность проведения обучения силами турецкой жандармерии своих катарских коллег.
Эти соглашения были подписаны задолго до возникшего кризиса, а президент Турции Реджеп Эрдоган поспешил успокоить общественность словами, что договоренности имеют цель только поспособствовать общей безопасности в Персидском заливе и не направлены против какой-либо страны.
Однако сложившийся альянс Анкара–Доха уже очевиден: Катар является крупным инвестором в турецкую экономику, а отношения президента с эмиром Тамимом характеризуются как дружественные. В 2016 году Катар был в числе первых, заявив о поддержке Эрдогана после попытки военного переворота в Турции. И этот альянс способен значительно повлиять на военно-политическую ситуацию во всем регионе Ближнего Востока.
К ИСТОРИИ ИСЛАМСКОЙ ОППОЗИЦИИ
Одним из обвинений со стороны государств, объявивших бойкот Катару, стала поддержка последним движения «Братья-мусульмане» в регионе.
 |
| Анкара решила увеличить численность своих военнослужащих в Катаре. Фото Reuters |
В российской прессе эта организация зачастую описывается как политические маргиналы или экстремисты. Но при этом ее сущность и роль в происходящих в современном исламском мире процессах более широки: по степени влияния эта организация может быть сравнима с реформаторскими движениями в Европе в XVI столетии, например, кальвинизмом или лютеранством.
Собственно, «Братья-мусульмане» зародились более чем за 40 лет до появления Катара как независимого государства, что было обусловлено рядом причин.
Как и для Европы, XX век явился эпохой великих перемен и тяжелых испытаний для арабских стран, в том числе Египта. Несмотря на признание независимости от Великобритании в 1922 году, на протяжении следующих трех десятилетий экономическая и политическая зависимость от Лондона оставалась чрезмерно высокой. Это сопровождалось ущемлением чувства национальной гордости, негативным восприятием элементов западной культуры и традиций, нерешенностью многих социально-экономических проблем.
В тяжелой ситуации людям и народам разных вероисповеданий зачастую свойственно обращаться к религии в надежде найти в ней помощь и поддержку. Не стало исключением и египетское общество, часть которого представлена глубоко верующими мусульманами.
Таким был и Хасан аль-Банна, молодой школьный учитель, выросший в семье имама и с ранних лет увлекающийся теологическими науками. Работая в Исмаилии, самом вестернизированном городе Египта того времени, он считал, что культурное влияние Запада наносит вред египетскому обществу, спасение для которого он видел в повышении роли религиозных институтов и возврате к исламским традициям.
История «Братьев-мусульман» началась в 1928 году, когда шестеро рабочих компании, связанной с эксплуатацией Суэцкого канала, увлеченные проповедями эрудированного молодого человека, решили присоединиться к нему, образовав собственное движение. Спустя уже 10 лет организация стала известна во всех провинциях Египта, а число сторонников достигло полумиллиона человек.
Однако после прихода к власти «Свободных офицеров» в 1952 году во главе с Гамалем Насером отношения нового правительства, представлявшего собой арабских националистов, и исламской оппозиции стали непростыми и даже враждебными. Основная причина – конкуренция за власть.
Шли годы, в Египте произошли огромные перемены: национализирован Суэцкий канал, реализован ряд крупных инфраструктурных проектов, проведены масштабные реформы, правительство Насера взяло курс на сближение с СССР, в экономике вводились принципы социализма, расширился доступ к образованию, разрастались города. Одной из главных целей была провозглашена подготовка к победоносной войне с Израилем.
Однако эпоха великих перемен приносила улучшения далеко не всем: миллионы египтян прозябали в нищете, особенно в сельской местности, новые городские пригороды нередко представляли собой нищие трущобы, отсутствовала возможность обеспечить всех граждан занятостью, в том числе выпускников многочисленных университетов. Да и уровень заработной платы служащих зачастую оставался мизерным. Значительная часть молодежи не видела перспектив для своего будущего.
Не принесла счастья и политика открытых дверей, провозглашенная в 1970-х новым президентом Анваром Садатом: несмотря на приток иностранных инвестиций, западных товаров, начало развития туристического сектора, обогатиться сумела лишь часть населения страны, что еще сильнее разделило египтян по социальному признаку.
Влияние оказало и унизительное поражение от Израиля в Шестидневной войне 1967 года, что воспринималось в том числе как результат выбора ошибочного пути развития Египта, который, как утверждали «Братья-мусульмане», принял чужие ценности, а не остался верен своим религиозным традициям.
Разочарованные в своих властях, провозгласивших сначала социализм, затем капитализм, многие египтяне задавались вопросом: где же справедливость, обещанная исламом? Ответ на него предлагала исламская оппозиция.
Если в первые годы существования наиболее многочисленной базой для сторонников «Братьев-мусульман» являлись представители беднейших и наименее образованных слоев общества, то уже начиная с 1970-х годов их взгляды стали разделять люди со средним по египетским меркам достатком: жители новых пригородов, студенчество, молодые выпускники университетов. Тем более исламская оппозиция участвовала и в социальных проектах: строила школы, больницы, оказывала помощь наименее защищенным слоям населения, а их социальная политика иногда воспринималась как более эффективная по сравнению с государством. К концу нулевых годов количество сторонников «Братьев-мусульман» в Египте исчислялось десятками миллионов. Они представляли собой значительную и неотъемлемую часть общества.
Хотя «Братья-мусульмане» заявляли о недопустимости применения насилия, отдельные египетские группировки шли на самые крайние меры в своей борьбе. К таковым можно отнести «Аль-Джихад», «Аль-Гамаа аль исламийя» и некоторые иные. Противостояние их и властей порой принимало характер настоящих боевых действий с атаками на военные и административные объекты, убийствами чиновников, террористическими актами, в том числе направленными на подрыв экономики, присутствия иностранного бизнеса и туристической отрасли. Для борьбы с ними власти использовали почти все имеющиеся способы, включая массовые аресты, проведение спецопераций, деятельность военных трибуналов, выносивших смертные приговоры. Однако репрессии зачастую только делали экстремистов более убежденными и жестокими.
При этом далеко не все сторонники исламской оппозиции в Египте и за его пределами поддерживают идею террора и вооруженной борьбы.
Правительство Египта не отвергало и диалог с оппозиционерами, в том числе даже с самыми радикальными группировками.
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПАНСИЯ
Примерно с 1940-х годов идеи «Братьев-мусульман» стали набирать обороты и за пределами Египта. Отношения политического руководства и исламской оппозиции в каждой стране складывались по-разному.
В 1945 году организация появилась в Иордании, а ее политическое крыло с конца 1980-х занимало лидирующие позиции в национальном парламенте. Правда, придерживаясь более либеральных по региональным меркам взглядов.
В Сирии после прихода к власти светской партии «Баас» в 1963 году противостояние с «Братьями-мусульманами» приняло острый характер, кульминацией которого стало восстание в Хаме в 1982 году. В ходе его подавления было убито несколько тысяч человек, а власти провозгласили цель полностью искоренить эту организацию. К примеру, с 1980 года сирийское законодательство предусматривало смертную казнь только за один факт принадлежности к «Братьям-мусульманам». Ослабленное репрессиями, движение не представляло из себя единую структуру в Сирии и не играло большой роли в военно-политическом кризисе, начавшемся в 2011 году.
Саудовская Аравия в 1960-е годы поддерживала египетских «Братьев-мусульман», в том числе материально, с целью борьбы с режимом Гамаля Насера. Однако вскоре эта организация стала представлять угрозу для политического руководства королевства, требуя политических реформ и особенно сокращения американского военного присутствия в стране. Как и в ОАЭ, организация признана террористической и запрещена в Саудовской Аравии в 2014 году.
В секторе Газа «Братья-мусульмане» сыграли главную роль в интифаде 1987 года и формировании движения ХАМАС.
Под влиянием идеологии «Братьев-мусульман» были основаны исламские оппозиционные партии «Ан-Нахда» в Тунисе (долгое время находилась под запретом) и в меньшей степени Партия справедливости и развития в Марокко. В Йемене, Ираке и Ливане подобные движения также находились в оппозиции.
История отношений Катара с этим движением началась в 1970-х годах, сразу после обретения им независимости. Крошечная страна, населенная по большей части бедуинскими кочевниками, испытывала огромный дефицит в кадрах для создания институтов государства. В эмирате, где религиозные традиции были глубоко внедрены в общественную жизнь, а светский путь развития отвергался, были востребованы в том числе и бежавшие от репрессий властей египетские и сирийские оппозиционеры, многие из которых были хорошо образованными людьми. Они внесли значительный вклад в создание системы образования Катара и в формирование политических взглядов целого поколения страны. Позднее «Братья-мусульмане» стали превращаться и в инструмент политического влияния Дохи в арабском мире.
Турецкая модель как пример для многих
Но наибольшего успеха исламские политические движения сумели добиться в Турции. Значительная часть духовенства и населения была настроена оппозиционно к процессу вестернизации и реформам, проводимым Кемалем Ататюрком, практически с самого начала создания Турецкой Республики в 1923 году. После смерти Ататюрка в 1938 году исламская оппозиция стала постепенно выходить на политическую арену, а в 1972 году была создана Партия национального спасения, открыто призвавшая к восстановлению исламских ценностей. Позднее эта партия неоднократно переименовывалась, запрещалась, а два года спустя после победы на выборах 1995 года она была отстранена от власти в результате вмешательства военных.
Однако последовательность, умение извлекать уроки из своих ошибок и находить компромисс с разными слоями турецкого общества дали свой результат: Партия справедливости, представляющая политический ислам, одержав победу на выборах 2002 года, до сих пор является доминирующей партией в Турции. Первое десятилетие ее правления отмечалось положительными достижениями в турецкой экономике, стабилизацией внутренней политической ситуации, прогрессом во взаимодействии с ЕС, а провозглашенный принцип «ноль проблем с соседями» позволил сконцентрироваться на решении внутренних задач.
Переломным моментом в истории исламской оппозиции на Ближнем Востоке стала арабская весна, начавшаяся в 2011 году.
ПРИМЕР ДЛЯ ПОДРАЖАНИЯ
Правящие режимы были свергнуты в Тунисе, Египте и в Ливии, серьезные политические потрясения произошли в Марокко, гражданская война началась в Йемене и в Сирии.
В те дни многие эксперты пытались ответить на вопрос, куда же идет арабская улица. Однако четкого понимания этого не было даже в самом арабском обществе: политической силы, которая пользовалась однозначной поддержкой населения, просто не существовало, идеи социализма и арабского национализма себя изжили, а партии по образцу и подобию европейских казались слишком чуждыми.
В качестве одной из немногих альтернатив свергнутым диктатурам воспринималась турецкая модель.
Во-первых, за десятилетие нахождения у власти Партия справедливости, зачастую воспринимаемая как родственная движению «Братья-мусульмане» по своей идеологии, сумела доказать, что политический ислам может вполне мирно существовать с принципами демократии, что признавалось даже в Европе.
Во-вторых, был очевиден и экономический успех Турецкой Республики в виде уверенного роста ряда показателей.
Большое влияние на экономический аспект восприятия оказывает и богатейший Катар. Огромные запасы нефти и газа, «дарованные Аллахом», позволили создать роскошные условия жизни для подданных эмирата, который сохранил верность религиозным традициям: в 2011 году уровень доходов на душу населения составлял 102 тыс. долл. Для сравнения: в Египте, управляемом светским режимом, аналогичный показатель тогда был всего 6,5 тыс. долл. на душу населения. По мнению многих сторонников исламской оппозиции, это не случайное совпадение.
В-третьих, в отличие от многих европейских политиков, турецкое руководство было более решительным в отношении постреволюционных стран, заявив о намерении поддержать постреволюционные страны в их стремлении к демократии и обещаниями оказать помощь партиям, опирающимся на религиозные ценности.
Иными словами, пример Турции доказывал значительной части арабского электората, что исламских политических движений не нужно бояться, а сами они могут быть успешными политиками.
Свою роль сыграла и личная харизма Реджепа Эрдогана, занимавшего в то время пост премьер-министра Турции. Так, данные некоторых социальных опросов в Египте и Марокко в 2011 году показывали, что около 30% опрошенных «хотели бы видеть своего будущего лидера похожим на Эрдогана».
Результат получился ожидаемым. В Тунисе партия «Ан-Нахда» сразу после ее легализации одержала победу на выборах 2011 года, в Марокко и Египте в том же году уверенную победу одержали Партии справедливости и развития, одноименные с турецкой правящей партией.
Конечно, ни Катар, ни Турция не стояли за арабскими революциями, и победа сил, представляющих политический ислам, на выборах 2011–2012 годов обусловлена многими причинами. Тем не менее вольное или невольное влияние Анкары и Дохи на этот сценарий развития событий было значительным и пока объективно не оценено.
В свою очередь, действия катарского и турецкого руководства в 2011 году отличались прагматизмом, в отличие от тех же европейцев, которые поначалу испугались революционных перемен и очень осторожно относились к «умеренным исламистским партиям». Так, уже в феврале 2011 года правительственные делегации из Анкары посетили Тунис, где заключен ряд соглашений, а правящая в Турции партия стала позиционировать себя как старший товарищ, готовый протянуть руку помощи своим арабским коллегам. Причем это были не пустые слова: со стороны Анкары выделены гранты, а Тунис стал крупнейшим получателем помощи со стороны агентства Turkish Cooperation and Development Agency, которое часто называют «агентство мягкой силы» Турции. В 2011 году состоялся визит премьер-министра Эрдогана в Египет, который также сопровождался подписанием ряда соглашений и громкими заявлениями. Определенные надежды турецкое руководство возлагало и на возможное укрепление «Братьев-мусульман» в Ливии.
Огромное влияние на формирование общественного мнения играет и катарский телеканал «Аль-Джазира», считающийся самым популярным информационным ресурсом в арабских странах. Логично, что его информационная политика была направлена на поддержку более чем дружеских Катару политических движений политического ислама – тех же самых, которых активно поддерживала Турция.
В 2012 году Доха также оказала многомиллиардную помощь вновь избранному правительству Египта во главе с Мухаммедом Мурси, рассчитывая на открытие новых перспектив для себя.
Именно на этом этапе наличие общих политических целей в регионе обусловило укрепление альянса между Катаром и Турцией.
РЕАЛЬНЫЕ ПРИЧИНЫ
Действия сторон объясняются не только политическими амбициями, но и экономическими интересами. Значение Египта велико прежде всего ввиду наличия на его территории Суэцкого канала. Для Турции это сооружение начиная с 2012 года имеет просто критическое значение: с началом боевых действий на территории Сирии и Ирака отсутствует возможность использования территории этих стран в качестве транзита, что поставило под угрозу примерно 20% от общего турецкого экспорта, который приходится на арабские страны. Единственной возможностью сохранить свои позиции стал Суэцкий канал, который также служит важным логистическим маршрутом в страны Восточной Африки, где активность Турции в последние годы увеличивается. В период нахождения у власти президента Мурси Каир действительно пошел на уступки Анкаре, заключив соглашение о льготном транзите турецких грузов по маршруту из Средиземного моря в Красное море. Одновременно турецкий бизнес стал расширять присутствие в текстильной, металлургической, туристической и даже транспортной отраслях Египта, стабильно увеличиваются показатели экспорта в Тунис, Египет и Марокко, чему способствует наличие соглашений об облегченном торговом режиме с этими странами. Расширяются и объемы турецких инвестиций. Впрочем, турецкий бизнес воспринимается скорее как конкурент не только местным производителям, но также европейским и китайским экспортерам. Усиление позиций Турции в арабских странах не нужно никому.
В случае Катара Суэцкий канал тоже играет важную роль как маршрут для СПГ-танкеров в европейском направлении. Кроме того, Египет обладает самыми мощными военно-морскими силами среди арабских стран, что может оказать помощь в обеспечении безопасности морских коммуникаций, в том числе в районе Йемена и Сомали. Наличие такого сильного военного союзника вовсе не лишний фактор для Катара. Интерес Дохи и в укреплении позиций как поставщика СПГ на рынки того же Египта, Марокко и Туниса, которые планируют увеличить внешние поставки этого топлива в последующие годы.
Ввиду этого отстранение исламистов и президента Мурси военными в Египте в 2013 году означало крах многих планов Турции и Катара и вызвало сложную реакцию в Дохе и особенно в Анкаре, с которой Каир даже разорвал дипломатические отношения.
После этого события «Братья-мусульмане» вновь находятся в оппозиции в Египте, а сама организация запрещена. Правительство ведет борьбу с оппозиционными группировками силовыми методами, но и пытается наладить диалог.
Пока доказательств неопосредствованного финансирования Катаром запрещенных организаций не представлено. Однако не стоит и преувеличивать роль Анкары и Дохи: «Братья-мусульмане» существуют почти 90 лет, их идеи разделяют миллионы людей, а объемы денежных потоков, аккумулируемых ими, исчисляются миллиардами долларов, которые формируются за счет пожертвований, активности в бизнесе и иных источников. Поэтому внешняя помощь, даже если она и существует, не является критическим фактором для будущего существования этой организации.
Но ответом Катара на бойкот может стать и увеличение материальной, информационной или иной поддержки исламской оппозиции в арабских странах. А сама оппозиция может стать более радикальной. И это – наиболее тревожный сценарий развития текущего дипломатического кризиса.
Турция же оказалась перед сложным выбором: аравийские монархии для Анкары – серьезный партнер, в том числе в экономике. Портить отношения с ними явно не в ее интересах. Кроме того, с 2016 года со стороны Турции озвучиваются намерения и пойти на сближение с Египтом, что вызвало в целом положительную реакцию в Каире.
Но и не поддержать Катар как своего союзника в этой ситуации для турецкого руководства будет означать потерю лица, в том числе в глазах многих исламских политических сил. Вероятно, Анкара сделает все возможное для недопущения дальнейшего ухудшения обстановки в Персидском заливе. Однако в случае развития ситуации по негативному сценарию не исключено, что турецкое руководство может отдать приказ своему воинскому контингенту на боевое применение ради сохранения катарского режима.
Стоит упомянуть еще одного важного игрока – Иран. По мнению некоторых экспертов, именно сближение Дохи и Тегерана в последние годы сало реальной причиной такого резкого шага со стороны Эр-Рияда и Абу-Даби в отношении эмирата.
Катар и Иран являются потенциальными конкурентами в вопросах поставок газа на мировой рынок, имеются серьезные разногласия между ними по сирийскому кризису. Несмотря на это, технократический режим в Иране, установившийся после Исламской революции 1979 года, никогда не воспринимался как враждебный «Братьям-мусульманам», а Тегеран приветствовал усиление их позиций на политическом поле Египта. Не стоит забывать, что одна из улиц Тегерана на протяжении нескольких лет даже носила имя египтянина Халеда аль-Исламбули, члена организации «Аль-Джихад», совершившего убийство египетского президента Анвара Садата в 1981 году. Безусловно, поддержка «Братьев-мусульман» является фактором, сближающим Катар и Иран, и в этих условиях это сближение может продолжиться, что может иметь самые глубокие последствия для региона.
Крупнейший в истории Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива кризис отражает глубину и сложность противоречий, которые усугубляются в регионе с началом арабской весны и все более напоминают эпоху религиозных войн в Европе на протяжении XVI–XVII веков. К сожалению, конца этим непростым противостояниям не видно, а их последствия уже ощущаются не только в регионе, но и за его пределами.
