Линия фронта-2020

Поиск и перезахоронение останков погибших в Великую Отечественную – важнейший элемент военно-патриотического воспитания. Фото с сайта www.mil.ru

Сегодня в России свыше 31 тыс. воинских захоронений. В них покоится более 4,4 млн человек. В 56 государствах находится более 12 тыс. воинских захоронений, в которых лежат 4,1 млн погибших воинов. Известны имена только 837 тыс. из них. Это данные Министерства обороны, которое постоянно проводит поиск мест захоронения погибших, восстанавливает их имена и звания, увековечивает память.

Однако в военное ведомство продолжают поступать сведения о неучтенных погостах, ежегодно увеличивается число обнаруженных останков воинов, имена и места захоронения, которые удается установить поисковым отрядам.

«Победа» – один из таких отрядов. За полевой сезон 2020 года поисковиками найдены и эксгумированы останки 324 военнослужащих Рабоче-крестьянской Красной Армии, отдавших свои жизни за свободу Родины. 18 имен установлено по 60 найденным смертным медальонам.

Отряд работает без малого два десятилетия. Всего за 2001–2020 годы поисковики «Победы» провели 113 экспедиций в Брянской, Калужской, Смоленской, Тверской, Ленинградской областях, на Кавказе, «подняли» свыше 5040 останков военнослужащих, установили имена 197 человек, нашли 82 медальона солдат и офицеров.

Руководит отрядом Сергей Щербинин, председатель Совета Московского городского регионального отделения Поискового движения России. Срочную службу Щербинин проходил в Афганистане сапером. Награжден орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги». Имеет тяжелое ранение и контузии, которые болезненно сказываются и сегодня. В поисковом движении с 1989 года. Сергей Николаевич преподает в Политехническом колледже имени П.А. Овчинникова в Москве.

Командир отряда «Победа» Сергей ЩЕРБИНИН рассказывает о работе поисковиков журналисту Николаю ПОРОСКОВУ.

– Сергей Николаевич, в Тверской области, рядом с Ржевом, как я читал в виртуальном пространстве, есть два кладбища, расположенные неподалеку друг от друга. Одно – чистенькое, ухоженное, ровные могилки в ряд, другое – заросшее сорной травой и кустарником. На первом кладбище захоронены останки немецких солдат, этот мемориал содержится на немецкие деньги. На втором лежат солдаты советские, всеми забытые. Картина действительно такова?

– Такое захоронение более 15 тыс. солдат действительно есть по дороге из Ржева на Селижарово. С одной стороны дороги советское захоронение, с другой – немецкое. Последнее с самого начала был продумано лучше. Там есть представительство Общенемецкого гражданского союза, оно и платит деньги местным гражданам, те следят за кладбищем. За нашим тоже следят, но другие люди, и зарплата у них другая. Мы сдаем им найденные останки: одному – немецких солдат, другому – советских. Там их и хоронят.

– Поговаривают, что немцы хорошо платят за останки своих солдат…

– Ничего подобного. У немцев безымянных солдат практически нет, потому что после войны Общенемецкий гражданский союз каждого немца, возвращающегося из русского плена, подробно опрашивал: где, кого, когда видел из военнослужащих германской армии в плену, в лагерях, на работах, кто пропал на поле боя. В итоге практически о каждом была информация. И когда наши поисковики находят немецкие останки, пусть и без документов, без жетона, немцы из общественной организации с достаточной степенью уверенности его называют. Потому у них мало пропавших без вести. У нас же очень много. Допустим, наши поисковики «подняли» (наш сленг) солдата, эксгумировали, установили имя, а в архиве Минобороны этого человека нет. Даже если он кадровый офицер! Объяснить это явление я не могу. Таких военнослужащих от 15 до 30%.

– Как вы сами пришли к поисковой работе?

– Поехал однажды на охоту на станцию Погостье Ленинградской области, увидел не похороненные с войны кости, черепа, 40 лет лежащие сверху… Подумал: разве может человек так вот валяться? Увидел заборчик, подпертый берцовой костью. А вокруг – все в костях. В желтой болотной воде выбеленные кости человека! Рядом винтовки. Был шок... Забыл про охоту. Потом еще не раз видел подобное. На «высоте 200» или «высоте Полунина» в Ржевском районе прошли мелиорационные работы, останки людей были видны, но их тут же просто закапывали обратно. И я стал первым там копать.

– Как строите работу отряда?

– Загляну в свой дневник командира отряда, который веду постоянно. Уже на следующий день после встречи Нового 2020 года ринулись в поля и леса. Под свалкой деревенского мусора 1970-х годов обнаружили санитарное захоронение времен войны. 4 и 5 января эксгумировали останки 36 человек и 1 медальон. 6 января «подняли» еще четырех военнослужащих РККА, нашли 6 капсул стандартных медальонов, в некоторых были записки: «Михайлов Иван Михайлович, 1912 г.р., красноармеец, уроженец Калининской области, Тургинского района, д. Рябцево»; «Горбочев Яков Алексеевич, 1918 г.р. , лейтенант, уроженец Калужской области Жиздринского района, д. Орля».

Один человек числился пропавшим без вести. Всего из санитарного захоронения эксгумировали останки 49 военнослужащих, нашли 14 медальонов, в 7 были записки.

– Какими методами работают поисковики?

– Пробного шурфления, с помощью металлоискателя, в том числе глубинного ТМ-808, газовыми горелками извлекаем вмерзшие крупные останки, визуально – увидели на распаханном поле костные человеческие останки…

– Наверное, не все проходит стандартно: обнаружили, откопали, захоронили. Встречается при раскопках что-то необычное?

– Вновь обращусь к дневнику. Вот несколько записей:

«Останки располагались в 3 слоя, разделены между собой слоями земли. Верхние бойцы практически «голые», снято все. На нижнем уровне у бойцов попадались валенки. В нижнем слое были подсумки, ремни, противогазы. Можно предположить, что хоронили наши, снимая все ценное с убитых»;

«Кабанами раскопан подвал старого дома, и на поверхности лежали человеческие кости. Археологический метод эксгумации не применялся, состояние останков хорошее, но они находились хаотично (предположительно, сильно «растянуты» почвой), вперемешку с кирпичом от печи дома, камнями фундамента и послевоенным мусором»;

«Бойцы были захоронены в немецкой траншее. Далее траншея была исследована поисковым щупом, на расстоянии нескольких метров были обнаружены еще останки бойцов РККА»;

«В ходе эксгумации найдены принадлежности для ремонта пулемета ДТ-27 и диск пулемета. Очень много стреляных гильз, что дает право предположить, что останки принадлежат пулеметчику»;

«Эксгумация была осложнена многочисленными проросшими в останках корнями. Большое количество камней и валунов».

– Есть истории, так сказать, результативные: нашли родственников погибшего, перестали считать солдата пропавшим без вести?

– Конечно. Приведу пример этого года. В области таза одного из солдат был найден бакелитовый стандартный медальон с хорошо сохранившейся запиской внутри: «Красноармеец Сиротин Василий Михайлович 1922 г.р., уроженец Ярославской обл., Буйский р-н, Федотовский с/с д. Слобода». Согласно объединенной базе данных (ОБД) «Мемориал», дата и место призыва Сиротина: Буйский райвоенкомат Ярославской области. Последнее место службы –243-я стрелковая дивизия. Воинское звание – младший лейтенант. Причина выбытия: убит. Дата выбытия: 30.07.1942. Первичное место захоронения: Калининская область, Ржевский район, деревня Подсосенье, северо-западнее 100 м, могила № 142. Сведения получили в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО). Номер фонда источника информации 58. Номер описи источника информации 818883. Номер дела источника информации 532.

В городе Буй проживали племянники Василия. Своей семьей обзавестись он не успел: война. Ушел на фронт и отец, Михаил Прохорович. Жена его, Мария Осиповна, осталась в деревне Слобода с девятью детьми. 5 ноября 1942 года она умерла, и Михаила Прохоровича отозвали с фронта, так как дети остались одни. После войны Михаил Прохорович женился во второй раз, на Любимцевой Александре Трофимовне, и в этом браке в 1950 году родился сын Дмитрий. Из братьев и сестер уже никого в живых нет. Самая младшая, Нина – 1938 года рождения. Разговаривали с ее дочерью, родной племянницей Василия, Татьяной Анатольевной. С ее слов, в огромной семье Сиротиных о Василии помнят, но им неизвестна его судьба: значится пропавшим без вести.

В ходе поиска удалось найти в районном архиве похозяйственные книги за 1940–1954 годы по деревне Слобода. Оттуда узнали о составе семьи. Была найдена и книга со сведениями о хозяйстве старшего брата, Николая Михайловича, 1919 года рождения, и о его семье. Два его сына, Юрий и Михаил, живут в городе Буй. Имея их адреса, обратились в полицию. Там в помощи не отказали, отправили сотрудников по адресу, те сообщили номер мобильного телефона одного из племянников погибшего офицера.

– Поисковая работа, насколько я понимаю, сопряжена с работой исторической. Что нового вы узнаете о войне?

– Не всегда это узнавание приятное. Ныне город воинской славы Ржев мы в 1941 году сдали без боя. Не сгорел ни один дом – разве что случайно. Потом в течение года советские войска его брали и… снесли с лица земли артиллерией. А сколько солдат положили! Немцы защищали Ржев героически, а наши солдаты героически гибли. Город взяли, когда немцы уже ушли оттуда. Даже Сталин свою единственную поездку на фронт предпринял именно во Ржев – посмотреть лично, что же там происходит. После освобождения города остались целыми всего пять домов.

– Как поисковики различают останки немцев и советских солдат?

– Принадлежность к армии устанавливаем по снаряжению, боеприпасам, монетам в кармане, по обуви, амуниции. У немцев нижнее белье вязаное, трикотажное, с резинками, у наших бойцов– кальсоны с завязками понизу и костяными пуговицами. Пуговицы и крючки обмундирования, ременные пряжки разнятся. А вот каски под вопросом: наш солдат, потеряв каску, мог надеть немецкую – и наоборот. То же с оружием происходило. Но если наш, русский, мог ненужное оружие выбросить, то немец таскал с собой и то и другое. Иначе его к стенке поставили бы за утерю оружия.

Главный же признак для опознавания – документ. Перед атакой у солдат и офицеров проверяли наличие медальонов, которые укладывались в специальный пистон в кармашке брюк справа под поясным ремнем. Медальон мог быть пластиковым, металлическим, деревянным, эбонитовым. Встречались и ладанки, которые использовались для тех же целей еще в Первую мировую, во время боев на Халхин-Голе. В медальон вкладывалась двойная записка, обе части которой имели аналогичный текст. Одна часть записки оставалась при убитом бойце, другая шла писарю, который и сообщал родственникам.

У немцев металлический жетон или медальон висел на шее, как и положено по их уставу. При обнаружении убитого медальон ломали на две части. Одна оставалась с телом при захоронении, другая шла немецкому писарю.

– Наши хоронили немецких солдат и наоборот?

– Если после боя территория оставалась за немцами, они наших солдат закапывали, в чем те были, не заглядывая в документы. То есть в таких случаях опознать погребенного легче. Наши, советские, своего погибшего солдата часто закапывали голым, раздев его, чтобы передать форменную одежду живым. А кто был в наших похоронных командах? Люди в возрасте, которые уже не могли ходить в атаку. Или те, кому командиры оружие не доверяли, боясь, что перейдут на сторону противника. Это, как правило, бывшие заключенные. Они часто просто обчищали карманы убитых, не хоронили их, а оставляли, слегка припорошив землей или снегом.

– Слышал, что некоторые солдаты не заполняли записки для медальонов из суеверия. Считалось: если заполнишь – точно погибнешь.

– Это туфта, выдуманная командованием, чтобы скрыть потери. Эту «утку» в наши дни раздули либеральные СМИ. Нет, медальоны тщательно проверяли. В Афганистане перед каждой операцией проверяли жетоны у офицеров. У солдат жетонов не было, военный билет забирали. Поэтому рядовые и сержанты записку с фамилией и адресом вкладывали в обычную патронную гильзу, обжимали ее плоскогубцами и закладывали в тот же кармашек справа под поясным ремнем, чтобы в случае смерти могли опознать. Но такие патроны перед операцией отбирали, и солдат становился никем. Но даже если кто-то сохранил гильзу и ее потом нашли, кто станет ее разгибать или спиливать часть, чтобы достать содержимое? Разве что через 30–50 лет. Иногда солдаты гильзу с документом затыкали чопиком – деревянной пробкой или пулей, повернутой острием внутрь гильзы. Однажды при раскопках «подняли» солдата с тремя заполненными медальонами. Один был в патроннике и два – по карманам. Видимо, очень не хотел остаться безвестным.

– В Германии, где тоже шли бои, сегодня есть поисковики?

– Проведение поисковых работ, как у нас, на территории Германии запрещено законом. Можно получить солидный тюремный срок. У них вся земля пахалась, без вести пропавших как таковых у них нет. Все захоронены. И поисковики занимаются лишь переносом захоронений. Вот на территории Польши постоянно работают и наши, и немцы. Едва ли не ежегодно проходят совместные экспедиции. Если немцы находят останки советских солдат, сообщают российским поисковикам. Советские немцы, которые в свое время уехали в Германию, приезжают из фатерланд на поиски, «поднимают» наших солдат. Таких бывших советских немцев у нас в отряде двое.

– Ваш отряд «Победа» был организован 20 лет назад. Что с тех пор изменилось в положении поисковиков?

– Тогда командиры поисковиков получали зарплату: числились где-то на работе, а занимались поиском. Были и спонсоры. Сегодня в регионах местная власть смотрит на поисковиков как на помеху. Без нас чиновники всех солдат считали бы захороненными, доложили бы об этом наверх. Любая власть, демократы или коммунисты, рады считать всех захороненными. Немцы своих действительно захоронили, а мы забыли.

– С властью понятно. А местные жители в районах, где идет поиск, как относятся к отряду?

– Приведу лишь один пример. В одной деревне в Тверской области держит дачу юрист из Москвы, кандидат наук, почетный адвокат России Валерий Белик. На его участке помимо основного здания два заброшенных деревенских дома, один из них хозяин предоставил нам, поисковикам. Здесь у нас и рабочее место с компьютером, и склад для найденного в поиске. Валерий Николаевич сам страстный коллекционер, любитель артефактов войны, оружия. В его доме своего рода музей.

– Что за люди у вас в отряде? Что их толкает на поиски?

– Очень разные, в том числе в смысле материальном. Богачей, знаменитостей нет. Разве что воспитанник отряда, а сегодня главный сыровар России Олег Александрович Сирота. Он и копает, и помогает отрядовцам. У ребят, с которыми я начинал, сегодня собственные дети, их берут в экспедиции. А влечет всех дух поиска.

– Какие отношения у вас с «черными следопытами»?

– Никаких. В прежние годы они ночами по нашему костру стреляли – как по конкурентам. Однажды закопали мину под нашим костровищем. Хорошо, никто не пострадал. Сейчас проверяем место перед тем, как зажечь костер. В конце концов с «черными следопытами» подружились даже, приглашали к костру чай пить. Они передавали нам найденные ими останки, медальоны.

Когда-то они продавали оружие, которое пользовалось популярностью у братвы. Но когда Западную группу войск вернули на родину, оружие на продажу пошло оттуда. Сейчас, насколько знаю, «черные» больше продают найденное любителям для коллекций.

Кстати, половина нашего отряда – из бывших «черных следопытов». Когда-то пацанов заманили обещаниями: найдешь оружие, боеприпасы, немецкие ордена! И они искали. Потом нашли останки человека, солдата. Психология изменилась.

– Меня всегда удивляло, почему памятники, обелиски ставят не там, где есть останки солдат, а там, где их нет, зато ближе к дороге, удобнее добираться. Ставят, по сути, муляжи.

– Это было всегда. Возлагают цветы к памятнику-муляжу, отпихнув в сторону солдатские черепа. Это идолопоклонничество. Особо тонкие натуры возмущаются: ребенок не должен видеть кости человеческие, это удар по психике… Удар – это беспамятство. Нелишним будет напомнить, что сказал Александр Васильевич Суворов: войну можно считать законченной, когда похоронен последний солдат. Значит, война и почти через 80 лет после ее начала не закончена. А линия фронта проходит между памятью и беспамятством.