Юрий Юдин
Памятник молодогвардейцам в петербургском Екатерингофе – копия памятника в Краснодоне. Фото Екатерины Борисовой
В пьесе Александра Островского «Правда хорошо, а счастье лучше» молодой человек по имени Платон говорит: «Только два сорта и есть, податься некуда: либо патриот своего отечества, либо мерзавец своей жизни».
У Островского имена говорящие, и имя Платон должно сообщать, что молодой человек мудр не по годам. Но принять его тираду как руководство к действию что-то мешает. Ведь патриотизм тоже бывает разный.
МИНПРОС И НОВОМУЧЕНИКИ
Известный фельетонист Максим Соколов пишет: «В прессе появились сообщения, что Пушкина и Гоголя исключили из демоверсии ЕГЭ-2024 по литературе... В Минпросе бросились эти сообщения опровергать и объяснять, что «произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя изучаются в основной школе и выносятся на проверку при проведении ОГЭ, тогда как в программу старшей школы включены лучшие произведения советской литературы, в частности, Николая Островского, Александра Фадеева…» Ясности это не прибавило. Хотя бы потому, что различие между ЕГЭ и ОГЭ не всякому понятно».
Когда вводили ЕГЭ, рассказывали, что это будет единый государственный экзамен. А никакого ОГЭ (экзамен «за курс общего образования» после девяти классов, «а также для приема в учреждения среднего профессионального образования») тогда не было. «Теперь же произошло раздвоение единого. Одурев от новаций, публика восприняла всё это в духе: вертят крестьянином, как хотят».
Далее Соколов пишет, что жития коммунистических святых (то есть Павки Корчагина и молодогвардейцев) «достойны изучения, но именно подготовленного изучения. Чтобы понимать, как древняя традиция агиографии преломилась в творчестве советских классиков. Готовы ли к этому хоть ученики, хоть учителя – неизвестно».
Действительно, как-то не кругло у Минпроса выходит. Значит, с Пушкиным и Александром Островским наперевес можно поступать только в ПТУ, по-нынешнему колледжи. А чтобы попасть в высшую школу, требуется высшее знание «богатств, которые выработало человечество», в виде книжек Фадеева и Островского Николая. Хотя эти сочинения в национальном каноне пока что не устоялись: из школьной программы их то выводят, то вводят. Им там в Министерстве просвещения самим-то не смешно?
ДВЕ СТОЛИЦЫ – ДВЕ ПОЛИТИКИ
У Нарвской заставы в Петербурге есть парк Екатерингоф, где гуляли когда-то Обломов Гончарова и Мышкин Достоевского. Парк был создан еще при Петре I и назван в честь его супруги. А у входа в него стоит монумент героям Краснодона – тем самым молодогвардейцам, воспетым в романе Александра Фадеева и фильме Сергея Герасимова. Этот памятник вообще-то и появился на свет в Краснодоне (1954), а в Ленинграде позднее соорудили его точную копию. Кстати, один из героев-подпольщиков, Иван Земнухов, держит там книгу «Как закалялась сталь».
А питерский памятник Чапаеву стоит перед Военной академией связи имени Буденного на Тихорецком проспекте. Василий Иванович гарцует там на вздыбленном коне, вокруг него семеро пехотинцев. Чудный монумент: динамический и членистоногий. Изваял его Матвей Манизер специально для Самары (1932). Но точно такого же Чапаева позднее установили в Ленинграде.
Тащить к себе полюбившиеся вещицы со всех концов света – это имперская привычка, этого ничем не выгонишь. Взять хоть египетских сфинксов на Васильевском острове. Хотя можно, конечно, списать это на колониальные пережитки. Мало ли египетских древностей, не говоря о прочих культурных трофеях, собрали Рим, Париж и Лондон.
Но вот у Москвы совсем другие повадки. Она, напротив, любит раздавать свои монументы по городам и весям. Копию памятника гражданину Минину и князю Пожарскому подарить Нижнему Новгороду. Произведения неутомимого Зураба Церетели расставить от Лондона до Пуэрто-Рико.
Москва даже умудрилась подарить Петербургу памятник Петру работы Церетели. Это как в Тулу со своим самоваром.
Налицо две разные имперских стратегии. Одна – собрать у себя лучшие образцы монументальной пропаганды и устроить этакую выставку достижений. Другая – раздать те же образцы по всем сторонам света. Типа, кто сеет щедро, тот сполна и пожнет.
ПУШКИН В РИГЕ
Памятник Пушкину в Риге был поставлен в 2009 году, причем приехал как раз из Москвы. Россия в последние десятилетия устанавливала Пушкиных по всему миру – от Эритреи до Вашингтона и от Брюсселя до Черногории. Но в 2023-м рижский памятник снесли. Писатель Александр Генис (детство и юность провел в Риге, давно эмигрировал в США, недавно объявлен в РФ иностранным агентом) отозвался на это событие.
«В Риге демонтировали памятник Пушкину... С памятниками в Риге всегда были связаны неприятности. Самый заметный на главной улице города – бронзовая дева Милда на величественной стеле. Она олицетворяет латвийскую свободу. Когда в страну пришла советская власть, Милду хотели взорвать, чтобы не вспоминать прошлое. Говорят, что памятник отстояла местная уроженка, знаменитая Вера Мухина...
Ленину повезло меньше. В мое время он стоял на той же улице, но спиной к памятнику Свободы… Этого памятника больше нет. Зато сохранился другой, в средневековом городе Цесис. Во дворе тамошнего замка крестоносцев огромный Ленин не стоит, а лежит в открытом гробу...
Пушкина в этой компании в мое время еще не было. А когда он появился – в старинном парке на берегу живописного канала, – большого впечатления не произвел... Но сняли его не за эстетические недочеты скульптуры или тем более стихов».
Отцы города, пишет Генис, решили, что Пушкин служит в Латвии тайным Росси, олицетворяя ее силу. Скульптор Джефф Блумис сказал, что только его коллеги до сих пор умеют сооружать богов и кумиров. «Раз их сносят, – предает Генис его слова, – значит, в них заключена сакральная природа, представляющая опасность» ...
Российская власть, сетует Генис, «записывает в имперцев всех, кто попадется под руку. Даже Иосиф Бродский попал под раздачу... Пушкин в этом ряду занимает особое место в качестве универсального русского гения. По давней привычке («А платить кто будет? Пушкин?») он и отвечает за всё… Такой Пушкин уже не автор божественной гармонии, а чиновник Российской империи. Конечно, для этого надо обкорнать его сочинения до единственного опуса – «Клеветникам России», но за этим, как и в казусе Бродского, дело не станет».
И далее Генис пишет, что Пушкин, безусловно, ни в чем не виноват. Рижские власти он тоже бранить не решается – вдруг объявят защитником русской имперской культуры. Во всем виноваты Россия и ее политика.
Чудная логика. Ну давайте уничтожим все монументы Гёте и Шиллеру: ведь их почитали и в Третьем рейхе. А все памятники английским писателям снесем за злодеяния британского колониализма. Гулливера и Винни-Пуха, Робинзона и Гарри Поттера тоже не пощадим.
Александр Генис очень хороший писатель. Блестящие формулировки, изрядная эрудиция, отменное чувство юмора. До сих пор он демонстрировал и широту взглядов. Любил, например, цитировать фразу Сергея Довлатова: «После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов».
Но патриотизм может лишить и логики, и юмора, и широты, и терпимости. А в случае Гениса работают сразу три лояльности: 1) малой родине Латвии; 2) Соединенным Штатам, где он прожил большую часть жизни, и 3) русскому языку, на котором он всю жизнь писал. За язык, который и определяет истинное гражданство писателя, в случае Гениса особенно обидно.
Замок крестоносцев в Цесисе в Латвии, видите ли, сохранили. Над поверженным истуканом Ленина глумятся. А Пушкина вообще видеть не хотят. Чем это, интересно, немецкие псы-рыцари им милее русского поэта? У меня в детстве была книжка «Латышские народные сказки». Немец наряду с чертом был там самым гадким персонажем. А иногда немец и черт даже отождествлялись.
ГИБКОЕ ПРИБАЛТИЙСКОЕ ПРОШЛОЕ
А еще лет семь назад Генис о своих родных местах писал:
«У памятника Ленину дорога сворачивала на улицу Ленина... Чуть дальше стоял самый монументальный в городе след былой свободы – Милда, гранитная дева с тремя звездами во вскинутых руках. В цоколе памятника Свободе была маленькая, вечно запертая железная дверь. Детям рассказывали, что там держат живого фашиста. Демонстративно повернувшись спиной к Ленину, Свобода с надеждой смотрела на Старую Ригу...
Я всегда останавливался у Пороховой башни... Не находящая себе применения в буржуазной Латвии, она стояла вакантной, пока в ней не поселились голуби. Предприимчивый рижанин с большой нацистской карьерой Альфред Розенберг, гласит местная легенда, начал с того, что откупил у отцов города скопившееся в башне гуано и продал его с немалой выгодой… Башня стала со временем музеем революции, где меня приняли в пионеры – и исключили из них за то, что я кривлялся в исторической достопримечательности».
Тут и чувство юмора на месте, и память о не самых светлых страницах истории Риги присутствует.
Правда, никакой свободы в эпоху, когда воздвигли истукан Милды, в Латвии не было. Филолог Андрей Десницкий, например, писал, что три прибалтийские республики были до Второй мировой не демократиями, а правыми националистическими диктатурами. Там были отменены выборы и распущены партии, власть принадлежала диктаторам Улманису (Латвия), Пятсу (Эстония) и Смятоне (Литва). «Их политические противники сидели в тюрьмах, а представители нетитульных наций ощущали себя, скажем так, не совсем дома... Немцы из Эстонии и Латвии в конце 1930-х были практически поголовно переселены в Германию по договоренности с Гитлером. До этого, сразу после обретения независимости, была национализирована их собственность… Даже Домский собор в Риге был конфискован в пользу государства у немецкой лютеранской общины».
В 2022 году Десницкий уехал из России в свободную Литву, устроился на филфак Вильнюсского университета. А совсем недавно, в августе 2023-го, был уволен. Как раз из-за процитированной выше статьи 2012 года. Где доказывал, что термин «советская оккупация» – сущая мифология, что в Прибалтике речь нужно вести не об оккупации, а об аннексии. «Казалось бы, мелочь: оккупация или аннексия… Но выбор слова меняет картину, и снова история используется как подпорка для очередной идеологии».
Впрочем, Александра Гениса эти нюансы не интересуют: «Во всех балтийских столицах есть музеи оккупации, музеи КГБ... Но я не смог никого из своих русских друзей уговорить туда пойти. Мне говорили: это делается, чтобы обидеть русских. Но русские больше всего и пострадали от Сталина, от красного террора... Но мне никого не удалось переубедить, потому что прошлое – это гибкое понятие».
Ага, настолько гибкое, что музеев деяний местных эсэсовцев в прибалтийских столицах почему-то нет. В Вильнюсе, правда, есть Музей Геноцида. А в нем экспозиция, посвященная Литовскому фонду активистов. Активисты представлены как борцы с советской оккупацией. При этом ни слова не говорится, что они активно убивали в 1941-м местных евреев – еще до прихода немцев, по собственной инициативе.
Интересно также, что истукан латышских стрелков в Риге сносить не стали. Хотя это вполне советский памятник, сооруженный в 1971 году. Не говоря уж о том, что латышские стрелки оказали важные услуги советской власти, их называли «преторианской гвардией Ленина».
На монументе в 2000 году просто переделали надпись: «Latviešu strēlniekiem 1915–1920» («Латышским стрелкам 1915–1920»). Типа, это памятник всем павшим стрелкам – и красным, и белым. Главное, что они в русских стреляли. Ну и еще немножечко в немцев – но латыши незлопамятные, немцам они все простили.
P.S. Значит ли все это, что в России перестанут читать Гениса? Да ни в коем случае. Имперская культура – она и шире, и великодушней. Да и чувства юмора у нее больше. Не в каждый конкретный момент – бывают времена, когда не до смеха. Но на большой исторической дистанции – безусловно. Великая культура делается в империях, и комическая культура - не исключение.
Вон даже свободолюбивую Милду в Риге при советской власти сохранили.
Дарья Гармоненко 
