Сталин внимательно штудировал теоретические труды генерала Антуана-Анри Жомини, которого в России звали Генрихом Вилимовичем. Мастерская Джорджа Доу. Портрет Генриха Жомини. 1820-1825. Государственный Эрмитаж |
О РОЛИ ЛИЧНОСТИ В НАЦИОНАЛЬНОЙ СТРАТЕГИИ
Александр Вершинин, Алексей Кривопалов. «Российская стратегическая культура: опыт исторической ретроспективы».
«На международной арене Ленин действовал как полководец в разгар уже разворачивающейся схватки. По мысли Карла Клаузевица, которого лидер большевиков всегда высоко ценил, определяющее значение здесь имели сила воли, энергия и интуиция, обеспечивавшие успех «в игре храбрости и таланта в царстве вероятностей и случайностей».
«Сталин неохотно отдавался на волю случая и не желал рисковать: решающая ставка должна была стать выигрышной. Стратегию он понимал следующим образом: «Определение направления главного удара пролетариата на основе данного этапа революции, выработка соответствующего плана расположения революционных сил (главных и второстепенных резервов), борьба за проведение этого плана на всем протяжении данного этапа революции». Важнейшее значение здесь имел второй элемент – наличие сил и резервов (они отождествлялись), а также плана их использования, в эффективности реализации которого Сталин видел суть стратегического руководства».
«Секрет успеха стратегического руководства, по мнению Сталина, – «сосредоточение главных сил… в решающий момент на наиболее уязвимом для противника пункте». Этот взгляд почти буквально воспроизводил основной принцип ведения войны, сформулированный Антуаном-Анри Жомини, работы которого при Сталине регулярно переиздавались. Диалектика войны Клаузевица, которого после 1945 года в СССР объявят устаревшим, явно привлекала Сталина меньше, чем математически четкие схемы применения силы для гарантированного завоевания победы на поле боя, предложенные французским генералом на русской службе. Как и для Жомини, важнейшим компонентом стратегии для Сталина являлось маневрирование».
«Разница между дипломатией как средством урегулировать противоречия без применения силы и стратегией как искусством использовать силу для получения политических результатов практически исчезала... Советские дипломаты усваивали особый стиль ведения переговоров: они излагали свою позицию в самых общих чертах, после чего инициатива отдавалась в руки партнеров, которым предоставлялась возможность доказать серьезность намерений путем четкого формулирования собственных обязательств. Подобное «сигнализирование» позволяло постоянно маневрировать, скрывать собственные цели… но главное – всегда сохранять возможность выбора».
«Сталинское стратегическое мышление обусловливало приверженность Москвы особому варианту Realpolitik, в рамках которого политика баланса сил выдерживалась до того момента, когда наступал час «бросить решающую гирю на чашку весов»… Саму идею коллективной безопасности Сталин воспринимал сугубо утилитарно в качестве инструмента реализации собственной стратегии подготовки к войне, а попытки зарубежных партнеров побудить Москву играть по западным правилам считал лицемерием. Советские стратегические подходы оказались объективно более созвучны тенденциям в европейской политике, которые… обозначились в 1933 году. Попытки «держав статус-кво» закрыть на это глаза лежали в основе советско-западного непонимания, апофеозом которого стали события 1938–1939 годов».
«Американская работа над ошибками, сделанная по результатам Корейской войны, имела для Советского Союза тяжелые последствия. Ядерный арсенал США вырос минимум в 10 раз... Там, где Сталин излучал отрешенную уверенность, Хрущев был вынужден энергично блефовать. Его внешняя политика вернулась к стилистике ленинских импровизаций и начала подменять собой стратегию».
«Ликвидация властной монополии КПСС и сам роспуск Советского Союза воспринимались российским руководством как добровольный исторический шаг, сделанный во имя интересов всего человечества. Одно это, по мнению Москвы, обеспечивало ей место за столом великих держав... Ельцин был уверен в том, что история на его стороне».
«Как показывает пример современной Украины, ситуация, когда страна переоценивает собственное значение в мировых делах и пытается с этой позиции диктовать условия более сильным игрокам, часто чревата для нее катастрофой. Однако в случае с Россией мировосприятие ее элиты, сколь бы причудливым оно ни казалось внешним наблюдателям, становилось фактором международной политики… Москва видела себя в клубе мировых лидеров в полной уверенности, что имеет на то право. Ее порыв к великодержавности можно было принимать или прямо отвергать, но не игнорировать».
«Российская стратегическая культура в том виде, в котором она сложилась в XX веке, тяготеет к максимально возможному усвоению «парадоксальной логики» стратегии... У этой ориентации есть целый ряд издержек, которые сказываются… в период устойчивого мирного развития. Однако она становится достаточно успешной в переломные периоды, когда правилом мировой политики является конфликт».
«Опыт ХХ века говорит, что ахиллесова пята стратегии в исполнении российских элит – стремление к ее упрощению, подчинение собственно стратегического целеполагания политическому. Политика тесно связана со стратегией, но говорят они на разных языках. Величие Германии в XIX веке обеспечили два выдающихся государственных деятеля – Отто Бисмарк и Гельмут Мольтке, которые выработали эффективную модель «разделения труда» при реализации амбициозной внешней политики».
О СТАРЫХ ЗНАКОМЫХИ ПОЗИЦИОННЫХ ТУПИКАХ
Кирилл Копылов. «Первая мировая и СВО».
«В публикациях на тему СВО мы часто можем видеть громкие заголовки о беспрецедентных технологических прорывах... Однако многие из них уже произошли в начале XX века, пусть и на несколько другом технологическом уровне».
«Изобретение братьев Райт военные приметили вскоре после первого полета. Артиллеристы, хотя перед войной они собирались прямой наводкой бить немцев из своих 75-мм скорострельных пушек, быстро оценили возможность заглянуть с помощью самолета за горизонт. К началу войны половина французских военных самолетов принадлежала артиллеристам. Французы первыми уже в конце 1914 года установили на самолет радиостанцию, а через год наведение по радио стало лучшим методом корректировки артиллерийского огня... По выражению французов, «летчик стал проводником снарядов к их целям».
«Но даже не самолеты стали глазами для армии. Первая мировая – расцвет привязных аэростатов… Они могли висеть на высоте в 1000–1500 м многие часы, связываясь со штабами и артиллерией по телефону. Большая часть Западного фронта находилась почти под круглосуточным наблюдением с воздуха на глубину до 20 км. Так что современная революция БПЛА в наблюдении за полем боя не так уж и нова».
«Свои первые шаги сделали… и различные беспилотники-камикадзе. Созданием одного из них, который несколько громоздко назывался «самолетающая воздушная торпеда», по заказу американской армии и флота занимались Орвиль Райт и Чарльз Кеттеринг. Фактически они делали дрон-камикадзе, причем с хорошими даже для сегодняшнего дня характеристиками. Дальность полета – 120 км, скорость – 80 км/ч и масса боевой части – 81 кг… Заказчик был вполне обнадежен результатами. «Торпеда Кеттеринга» стоила в разы дешевле пилотируемого самолета, применять их собирались десятками (а потом и сотнями) штук разом по площадным целям... Боевое применение назначили на весну–лето 1919 года, но немцы сдались раньше».
«Немецкая фирма «Сименс» вела работы по дистанционно управляемым катерам еще до Первой мировой. Семитонный катер управлялся по проводам с береговой станции и мог удаляться от нее на расстояние до 20 км, команды по наведению операторы на берегу получали со специального самолета. Беспилотник развивал скорость в 30 узлов и нес почти 700 кг взрывчатки. Немцы продолжали совершенствовать катера-камикадзе, заменяя провода на радио… но эти работы не были завершены до конца войны. Так что у «Гераней» и украинских морских БПЛА были предшественники».
О ВРЕДНОМ ОПЫТЕ И ПОЛЕЗНОМ ПЛЮРАЛИЗМЕ
Василий Кашин, Андрей Сушенцов. «Большая война: из прошлого в настоящее».
«США уже понесли существенные потери из-за того, что не смогли удержать Россию от начала СВО, привести ее к быстрому поражению и уберечь Украину от жертв и разрушений. Санкции против России были связаны с крупными экономическими издержками для Запада... Россия сумела избежать экономической и внутриполитической дестабилизации, приступила к милитаризации собственной экономики и увеличению армии. И есть большая вероятность, что по итогам кампании, какими бы они ни были, Россия будет не меньшей, а большей проблемой для США, чем до начала СВО».
«Огромный опыт, накопленный крупными странами за десятилетия противоповстанческих кампаний и войн против заведомо более слабого противника, оказался не просто бесполезным, а вредным. Наличие подобной проблемы осознавалось и ранее. В частности, известно, что советское военное руководство сознательно не поощряло изучение опыта войны в Афганистане… Советские генералы подвергались критике за косность и ретроградство, но теперь ясно, что они оказались правы».
Не исключено, что не имевшие в последние 30 лет боевого опыта армии азиатских государств (Китай, Япония, Южная Корея, Вьетнам) находятся в лучшем положении для приспособления к новым реалиям – по сравнению с теми, кто провел эти годы, гоняясь по горам и пустыням за бородатыми мусульманскими мужчинами с ржавыми РПГ-7, искренне считая это войной».
«Нападение движения ХАМАС на Израиль 7 октября 2023 года и последующий вооруженный конфликт подтвердили, что украинская кампания стала вехой в развитии военного искусства. Тактика Армии обороны Израиля, наиболее опытной и одной из самых оснащенных в западном мире, удостоилась уничижительных комментариев со стороны участников боев на Украине».
«Практически весь имеющийся потенциал обрабатывающей промышленности и добывающих отраслей, а также сельского хозяйства может быть задействован в военных целях. А вот большая часть сферы услуг, за исключением транспорта, IT-технологий и медицины, оказывается бесполезной для поддержки военных усилий. Учитывая доминирование услуг в структуре ВВП современных экономик, показатель ВВП практически бесполезен для оценки военного потенциала страны. Значительная доля услуг в ВВП США (около 78%) и ЕС (73%) может говорить об их невысоких способностях конвертировать экономическую мощь в военную... В свете этого имеет смысл по-новому взглянуть на военный баланс в мире, где объемы производства в обрабатывающей промышленности одного Китая больше, чем у двух крупнейших экономик G7 (США и Японии) вместе взятых».
«Усложнение производственных цепочек, расширение номенклатуры материалов, компонентов и оборудования, используемого при производстве военной и стратегически важной гражданской техники, в настоящее время… не позволяет ни одной стране достигнуть автономности в военном производстве... Способность к самостоятельному производству, даже ценой снижения качества и повышения стоимости, становится важным признаком великодержавности».
«В новой медиареальности скрыть крупные неудачи и недостатки невозможно. Их можно только признавать, объяснять и демонстрировать волю к исправлению. Россия в ходе СВО первой поняла это и сделала главным инструментом пропаганды сотни телеграм-каналов, каждый из которых ориентирован на свою аудиторию, по-разному подходит к освещению хода боевых действий, но все они поддерживают военные усилия.
Российский подход имеет массу недостатков, включая быстрое распространение непроверенных данных, периодические вспышки паники, использование децентрализованной сети информационных ресурсов во внутриполитической борьбе. Но его плюсами является откровенный диалог с миллионами пользователей... А это значит, что связь с обществом установлена».
Читал и цитировал Аркадий Вырвало