Владимир Рубанов
Макет «Бурана» – как памятник погибшим идеям.
Фото Zerkalo/PhotoXPress.ru
В дискуссиях о высоких технологиях, инновационных прорывах я, наверное, выгляжу законченным наукократом. Хотя бы потому, что считаю – сами по себе технологии не прибавляют человеку знаний. Технологии знания воплощают. Поэтому, если нам хочется что-то новое сделать в инженерии, нужно прежде что-то новое познать. И уже это знание, соответствующее критериям истины, применять к решению практических задач.
Существует формула: миссия науки – превращение денег в знания, а миссия бизнеса – превращение знаний в деньги. Многие проблемы запуска механизма инновационного развития связаны, по моему мнению, с чрезмерной концентрацией внимания на коммерческом применении новых знаний. Но производство знаний, их превращение в технологии и организация коммерческого применения составляют целостный триединый комплекс. Отсутствие или умаление значимости любого из названных элементов влечет нарушение работоспособности инновационного механизма. Такая простая и очевидная логика отражает один из главных критериев российского, а затем и советского образования, которые были заложены еще с созданием Императорского московского технического училища, в ХХ веке известного как МВТУ. Сейчас это Московский государственный технический университет им. Н.Э.Баумана.
Когда-то у нас учился мир
А начиналось все с открытия в XVIII веке Императорского воспитательного дома, в оде о котором Михаил Ломоносов так обозначил будущие цели: «И чтоб из тяжкого для общества числа воздвигнуть с нравами похвальны ремесла».
«Ремесла» стали воздвигаться так активно, что система инженерного образования принесла училищу такую мировую известность, что на Всемирной выставке в Вене в 1873 году была удостоена Большой золотой медали и стала называться русской.
Еще через три года, когда в Филадельфии проходила следующая Всемирная выставка, за эту систему с благодарностью к ее российским создателям ухватились американцы. Именно она легла в основу концепции теперь так знаменитого сегодня Массачусетского технологического института – законодателя мод в инженерном образовании. Джон Рункль – тогдашний президент МТИ в восторге написал директору училища В.К.Делла-Восу: «За Россией признан полный успех в решении столь важной задачи технического образования... В Америке после этого никакая иная система не будет употребляться».
Русская система базировалась на нескольких простых, но чрезвычайно важных принципах. Первый – фундаментальное образование как основа инженерных знаний. Второй – соединение образования с обучением инженерному делу. Третий – практическое применение знаний и инженерных навыков в решении актуальных задач общества.
Все кажется очень простым и очевидным. Но здесь важно понять разницу между образованием и обучением, между знаниями и навыками. Так вот сегодня мы повсеместно и вдохновенно пытаемся обучать навыкам без должного базового образования.
Перекос в эту сторону представляет собой отход от основополагающих принципов Бауманки и Массачусетского технологического института, что начинает парадоксальным образом негативно сказываться сегодня именно на американской системе образования.
Не все знают, а если знают, то не очень обращают внимания на кардинальные реформы, к которым порядка трех лет назад приступила администрация Б.Обамы. Ущербность увлечения специализацией и коммерциализацией привела к опусканию США на уровень третьей десятки стран по качеству подготовки выпускников школ и вузов.
Провал в образовании при несомненном научно-техническом лидерстве США имеет свои объяснения. Америка долго и весьма успешно пользовалась чужим «интеллектуальным сырьем», привлекая к себе лучшие умы со всех концов света и успешно превращая их знания в технологии и деньги. Но такая выгодная стратегия закономерно привела к отставанию собственного интеллектуального капитала. Ответом на этот вызов и стала существенная переориентация образования в сторону фундаментальных знаний.
Вторым парадоксом является наше поведение в нынешней ситуации. Теперь уже мы, основоположники собственной всемирно признанной инженерной школы, рьяно пытаемся перенести в Россию систему образования, в которой сами американцы активно исправляют перекосы специализации.
Много надежд чиновниками от образования возлагается на вхождение России в так называемый болонский процесс – единое образовательное пространство континента. Решение этой задачи, безусловно, имеет актуальное значение в условиях глобализации. Переход на единые образовательные стандарты и взаимное признание дипломов и квалификаций обладает существенной практической полезностью для их обладателей.
Проблема в том, что и в европейских странах нарастает критика болонской системы, так как утилизация образовательного процесса приводит к снижению уровня общей подготовки выпускников вузов, их умения ставить и решать сложные системные задачи, чем всегда отличалась русская инженерная школа. Это требует согласования формализмов болонского процесса с необходимостью укрепления универсальных основ образования.
«Буран» как наглядное пособие
Конечно, основная причина утраты отечественной инженерной традиции связана не столько с некритическим переносом в Россию зарубежных практик, сколько со сменой социально-экономического строя.
В Советском Союзе триада знания–технологии–практика существовала в своеобразной форме. Заказчиком и потребителем научно-технической продукции было государство. То, что сегодня связывается с коммерциализацией и продвижением продукции к потребителю, в советский период осуществлялось в рамках отношений научно-промышленного комплекса с государственными заказчиками и планирующими органами. Требования к научно-промышленному комплексу предъявлялись не агентами стихийного рынка, а вполне определенным заказчиком, выступавшим как самостоятельный потребитель продукции и своеобразный представитель массового потребителя.
Никто не спорит о необходимости формирования системы коммуникаций высокотехнологичных предприятий с рынком и развития их внешних компетенций. Это дело маркетологов, коммуникаторов и других акторов рынка. Однако для научно-инженерного корпуса принципиально важны не механизмы формирования спроса, а технические требования и экономические ограничения, предъявляемые к их продукции.
Предпринятые в годы реформ попытки превратить блестящих инженеров в посредственных маркетологов или заменить их «продвинутыми менеджерами широкого профиля со знанием английского» не привели к рыночным взлетам в сфере высоких технологий. Зато отечественную инженерную школу подрубили под корень.
Что в сухом остатке? Спрос на высокотехнологичную продукцию в больших объемах наконец появился в форме государственного оборонного заказа. А возможности его качественного исполнения уже под большим вопросом. Подготовленные специалисты и талантливые изобретатели, безусловно, есть. Но приказали долго жить инженерные школы. Преодоление таких разрушительных последствий, как показывает опыт Германии, не всегда приводит к восстановлению утраченного. Вливанием денег и проведением помпезных мероприятий менеджерами «по инновациям» проблема не решается.
Научные и инженерные школы существуют в творческом диалоге учитель– ученик. Ни спецкурсами дополнительного обучения, ни технологиями интернет-образования невозможно заменить духовную связь между учителем и учеником. В процессе их сотворчества происходит не только и не столько обмен информацией, сколько передача глубоко личностного опыта миропонимания и стиля мышления, привитие навыков практического применения теоретических знаний.
Облик научных и инженерных школ составляет изоморфизм базовых основ, на которых формируется коллектив специалистов разных профилей, способный к системной постановке и решению сложных научно-технических задач. А сегодня мы имеем набор разрозненных специалистов с утраченным системным качеством.
Поясню свою мысль на конкретном примере. В 2011 году на авиасалоне МАКС в Жуковском демонстрировался макет крылатого космического корабля «Буран». Известно, что в 1993 году программа «Буран-Энергия» была закрыта. Все, что от нее осталось, – пять полноразмерных макетов, находящихся у разных владельцев, в том числе и иностранных.
«Буран» как изделие скорее всего пополнит список российских инженерных чудес, которые поражали воображение иностранцев, но никогда не были использованы: Царь-пушка, Царь-колокол и Ту-144. Поэтому речь идет не о возврате к этой программе, а о той сумме уникальных идей, знаний и технологий, которые в ней сконцентрированы.
Что здесь ценного? В романе Д.Гранина «Иду на грозу» мне запомнился диалог двух персонажей. На вопрос о том, знает ли коллега историю науки и техники, был дан утвердительный ответ. В чем задающий вопрос усомнился и уточнил, что обычно запоминаются только успехи науки, а идеи при своем зарождении гораздо богаче реализованных возможностей.
Обращение к истории разработки сложных технических систем сулит переоткрытие оригинальных научных идей, которые в свое время не были востребованы по сугубо утилитарным причинам. Я веду речь к тому, что еще остаются патриархи инженерных школ, способных выполнить роль Учителя и обеспечить преемственность поколений. К сожалению, их сегодня можно на пальцах пересчитать. Поэтому нужно спешить с оформлением личного опыта и творческих озарений уходящего поколения творцов в знания, которые нужно сделать доступными для обучения инженерного корпуса.
 Менеджер на марше. Фото Reuters |
К сожалению, подготовке инженерных кадров сильно вредит отсутствие системности в общей стратегии образования и подготовке специалистов. На эти шараханья сильно влияют и средства массовой информации, особенно телевидение, задающие моду на профессии, которые при всем уважении все-таки не являются локомотивами прогресса. «Эффективные менеджеры», энергичные пиарщики, небедные продюсеры, красавцы-модельеры и гении-дизайнеры, наконец, полицейские и воры – все они становятся героями телесериалов, кинофильмов и образцами для подражания куда чаще создателей научно-технических достижений. Этот перекос, конечно же, сказывается на престиже производственных профессий.
Знания не заменяют компетенции, а компетенции – знания
Что такое сегодня современный инженер? Выпускник, только что окончивший вуз? Драматизм нынешней ситуации заключается в том, что срок жизни прикладных инженерных знаний стал короче срока обучения в вузе. А получение инженерного диплома не гарантирует сегодня пожизненного профессионального статуса. В этих условиях изменяется соотношение вузовского образования и послевузовского обучения.
Представляется, что вуз должен концентрироваться именно на образовании, на фундаментальном знании. Успехи русского инженерного дела были заложены фундаментальными научными школами в технических вузах, где первыми кафедрами были кафедры высшей математики, общей механики, физики, теории машин и механизмов и т.п. Впечатляющие достижения отечественной авиации базировались на школе, которая зародилась в недрах авиационного Расчетно-испытательного бюро, организованного в 1916 году Н.Е.Жуковским и В.П.Ветчинкиным. Технические возможности расчетов с того времени изменились, но теоретическая основа сохранилась. Не случайно поэтому, что специалисты с фундаментальной подготовкой в области аэродинамики и расчета на прочность активно привлекаются сегодня к работам по созданию новых самолетов фирмой «Боинг».
Безусловно, необходима и специализация, овладение навыками применения современных технологий. Так, владение современными информационными технологиями управления производством и жизненным циклом высокотехнологичной продукции является сегодня необходимым требованием к компетенции современного инженера. Сегодня инженерные решения, выполненные не в цифровом формате, вообще не воспринимаются мировым рынком. А у нас с этим большая проблема. Необходимо, безусловно, и овладение навыками маркетинга и менеджмента в сфере высоких технологий.
Но обучение быстро меняющимся компетенциям вряд ли возможно и целесообразно в форматах вузовских программ. Необходимую послевузовскую подготовку целесообразно организовывать путем установления прямых контактов предприятий научно-промышленного комплекса с создателями и поставщиками новых технологий. Перспективным представляется и создание центров компетенций с функциями послевузовской подготовки в рамках таких новых институтов развития, как фонд «Сколково». Но еще раз повторяю: без фундаментальных знаний у человека будет набор компетенций, а не комплекс пониманий, способов мышления и навыков того, что называется высокой инженерной культурой. Техническими новинками нужно овладевать «здесь и сейчас». А образование – нечто другое. Кажется, у уже упомянутого Д.Гранина есть точная формула: «Образование – это то, что остается, когда все выученное забыто».
Там, где бухгалтер главнее академика
Общей тенденцией в реформировании научно-технической сферы выступает приоритет экономических соображений. Экономическую эффективность в этой сфере, безусловно, необходимо повышать. Однако крен в эту сторону уже дает большие издержки. Современный предприниматель мыслит категориями коротких циклов, в то время научно-технические успехи возможны только на основе долговременных стратегий.
США – страна с классической рыночной экономикой. Сегодня она занимает лидирующие позиции в космических технологиях. Но ведь первые космические проекты частного бизнеса появились только в последние годы, хотя эта отрасль в течение 50 лет развивалась за счет государственных усилий. Вряд ли космос был бы под силу бизнесу, а инвестиции в эту сферу не смогли бы обеспечить извлечение прибыли. Но сегодня на основе созданной инфраструктуры и доведенных до уровня экономической эффективности технологий возникла возможность быстрого возврата прежних вложений путем коммерциализации.
Теперь о самом главном. Научно-техническое развитие определяется качеством интеллектуально-творческого потенциала. В этой системе координат талант должен иметь приоритетное значение по отношению к эффективному менеджеру, успехи которого оцениваются снижением рисков и экономией финансов. При создании новых институтов развития у нас предпринята попытка дополнить инженерную компетенцию экономической и юридической компетенцией.
Такой комплекс компетенций успешно применяется в технологически развитых странах. Многие организационные документы готовились на базе их опыта. Но по факту оказывается, что слова у создаваемой песни вроде бы те, а вот музыка – не та. Сегодня наблюдается безоговорочное доминирование финансистов и юристов в формирующихся институтах развития. Я знакомился с зарубежным опытом, сам в свое время посещал в США центр глобального технологического лидерства под названием DARPA. Там финансовая и юридическая дисциплина весьма высока, но там финансисты и юристы выступают в роли заботливых помощников талантов, а не его оценщиков и администраторов. Об этом же самом мне рассказывали и российские участники инновационных проектов этой структуры.
При складывающейся асимметрии в отношениях создателей инновационной продукции и администраторов стал возможен такой парадокс. Так, при создании одного из институтов развития на роль администраторов претендовали около 2 тыс. человек, в то время как поток проектных предложений составил примерно 500 заявок.
Расширение объема экономики, основанной на знаниях, приводит к обострению кадровой проблемы. Возможность стран конкурировать в научно-технической сфере затрудняется из-за недостаточного количества специалистов, способных понимать передовые технологии и творить инновации. Даже американские научные центры заявляют сегодня о катастрофическом недостатке в ученых новой формации, связанных с науками, технологиями, инженерией и математикой (STEM – science, technology, engineering, math). А государство видит в этом угрозу национальной безопасности. Поиск «правильных людей» с нужными талантами и способностями становится все более сложным, приобретает глобальный характер и выливается в охоту за головами по всему миру.
У нас также предпринимаются меры по привлечению к инновационной деятельности перспективных команд. Однако эти процессы носят пассивный характер: приходите к нам, пройдите наши экспертизы, убедите финансистов в коммерческой привлекательности вашего проекта. При таком подходе у талантливых соискателей-одиночек не очень много шансов преодолеть эти процедуры.
При создании фонда «Сколково» академик Владимир Захаров, преподающий в США и работающий в ФИАНе, имел намерение использовать возможности фонда для поддержки двух своих талантливых иногородних аспирантов. А его рекомендация дорогого стоит, гораздо дороже решений грантовых комитетов. Однако сложившиеся правила и процедуры не позволяют реализовать эту идею. Мы не осуществляем охоту за головами даже в собственной стране в отличие от США, которые ведут ее по всему миру.
Поиском талантливых людей нужно заниматься активно, а не ожидать заявок на коммерчески выгодный и при этом нерискованный проект. Глобальные охотники за головами отбирают таланты по оригинальным публикациям, ярким выступлениям на семинарах и т.п. Так что интеллектуальные сливки снимаются еще до стадии их готовности к созданию проектных команд.
И еще о технологиях формирования инновационных прорывов. Она – в системе приоритетов. Так в знаменитом американском агентстве DARPA существует ряд принципов. Первый гласит: риск потерять талантливого человека и перспективную идею выше, чем риск потерять деньги. Принцип второй – приоритетной поддержкой пользуется идея, которая оппонирует традиционным подходам. Принцип третий – под новые идеи и проекты формируются новые команды и структуры.
У нас, к сожалению, все наоборот. При финансовых рисках проекты обречены. При оппонировании сложившимся научным направлениям шансы пройти экспертизу близки к нулю. А вес вывесок научных учреждений и регалий у нас превышает признаки таланта и перспективности научной идеи.
Современные методы организации научной деятельности в развитых странах и механизмы стимулирования ее инновационной активности составляют, на мой взгляд, то ценное, что мы должны перенимать. Но не переносить в страну те издержки, которые возникли из-за чрезмерного увлечения утилизацией и коммерциализацией науки.
Нам надо, чтобы модернизация России перестала быть заклинанием или лозунгом сверху, а стала бы жгучей потребностью снизу. Только из массовой активности творческих людей и возможно любое восхождение.
Дарья Гармоненко