Александр Абрамов
Увлекательность урока, как говорится, на лице.
Фото Романа Храмовника/PhotoXPress.ru
В последнее время я стал признаваться знакомым, что у меня серьезная задержка в развитии: активным критиком российской действительности стал лишь на седьмом десятке. В советское время очень многое раздражало, но оставались ниши для осмысленной, а часто и увлекательной деятельности. Соответственно уровень неприятия происходящего был не слишком высок. Массовое инакомыслие проявлялось в основном на кухнях, круг откровенных диссидентов был очень узок.
Современную эпоху отличает зашкаливающее число, мягко говоря, странных решений и событий. Наступила эра имитации: ставятся и решаются задачи, весьма отдаленные от подлинных проблем. Дело ограничивается, как правило, обещаниями еще более светлого будущего, странными прожектами и непрерывным бумаговаянием.
Всю сознательную жизнь я занимаюсь проблемами образования, находясь довольно близко к центру событий. Встречался со многими замечательными людьми, создававшими советскую систему образования и науку. Поэтому имею некоторые основания для того, чтобы высказывать профессиональные оценки крупных решений в этой сфере. Убежден, что проводимая в последнее десятилетие политика «модернизации» образования глубоко порочна. Причем теорию заговора, в которую часто впадают озадаченные родители нынешних детей, не верю. Мне ближе другое объяснение. Один мой знакомый, сравнивая эпоху СССР с нынешним днем, заметил: «Да, был цинизм, но не было столько идиотизма». Я счел это скорее шуткой. Но сегодня, когда у меня за плечами уже не один и не два года борьбы с неореформаторами российской школы, уже не до веселья.
Приведу последний пример. Я уже дважды писал в «НГ» о так называемом децильном коэффициенте, точнее, о законченной бессмысленности одного из самых ярких критериев эффективности утвержденной правительством Госпрограммы развития российского образования до 2020 года и соответствующей «Дорожной карты». Надеялся, что эта заунывная и плохо понятная песня про «отношение среднего балла ЕГЭ (в расчете на один предмет) в 10% школ с лучшими результатами ЕГЭ к среднему баллу ЕГЭ (в расчете на 1 предмет) в 10% школ с худшими результатами ЕГЭ» не будет исполнена. Увы, провокация на достижение высоких результатов образования за счет снижения показателей худших школ, похоже, станет стимулом для бравых отчетов о том, что качество школьного образования круто пошло в гору. Тот факт, что явная чушь проникла в государственные документы, а очевидная ошибка не признается, не может не удручать. Как и многое другое.
Когда требований больше, чем знаний
В минувшем году в соответствии со стандартом для старшей школы издано 17 программ по различным предметам. Если я скажу, что выбор приоритетов в этих программах порой носит неадекватный характер, меня могут объявить врагом просвещения. Но судите сами: начиная с 60-х годов количество часов на математику уменьшилось раза в два. При этом информационная составляющая выросла во много раз. Тем не менее в программу добавлены комплексные числа и сложнейший материал – теория вероятности и статистика. В итоге курс просто превращается во вредную фикцию. Прощай, математика в школе! Вместе с литературой, физикой и т.д.
Дефекты учебных программ запрограммированы принятым стандартом. Он полностью свободен от того, чтобы внятно представить содержание школьного образования, но зато описывает примерно 500 требований к школьникам. Это, можно сказать, фантастический роман о том, каким должен быть ученик. По всей видимости, выпускник должен обладать волшебными способностями. Например, в разделе по «Безопасности жизнедеятельности» прямо сказано: ученик должен «предвидеть возникновение чрезвычайных и опасных ситуаций по характерным их признакам, а также пользуясь информационными источниками».
В этом смысле нынешние челябинские школьники, видимо, еще не на высоте нового стандарта – не успели раньше астрономов и МЧС предупредить город о недавнем метеоритном дожде.
Но если серьезно, то я считаю, что мы сегодня получили план катастрофы школьного образования. Если бы это была только моя субъективная оценка, то давно прекратил бы всяческую критику. Но волны недовольства бушуют всюду – от Государственной Думы (та же фракция КПРФ, и не только) до учителей, учеников и родителей. Я уж не говорю о людях, профессионально занимающихся образованием.
Как выходить из сложившейся ситуации? Для начала, как мне кажется, должно быть сделано следующее:
а) вводится мораторий на закон об образовании;
б) Министерство образования и науки публикует полные отчеты о своей работе в 2004–2012 годах;
в) организуется широкая общенациональная дискуссия по проблемам образования;
г) по результатам дискуссии авторитетная независимая комиссия разрабатывает новую концепцию образовательной политики и программу развития национальной системы образования;
д) новый курс в образовании утверждается чрезвычайным съездом работников образования.
Кто-то может не согласиться с этим планом, кто-то добавит что-то свое. Суть же не во мне. И не в других критически настроенных гражданах. А в том, что Министерство образования с нынешним набором идей, предложений и реальных действий просто не способно решать проблемы современного российского просвещения. Это видно прежде всего по абсолютно порочной системе управления всеми процессами.
Такая система сложилась вовсе не потому, что в Минобре собрались и работают какие-то избыточно нехорошие люди. Они, возможно, лучше многих из нас. Но их драгоценные качества, великолепные идеи, творческие способности совершенно не видны участникам учебно-образовательного процесса, институтам образования, обучающимся, родителям и т.д. А это все потому, что в рамках проведенной административной реформы у нас все министерства отвечают не за состояние своей отрасли, а лишь за политику в этой области. Да и за политику-то никто и никогда не ответил.
Отсюда удивительная метаморфоза министерства – оно стало отвечать только за то, что ему предписано сверху, а вовсе не за содержание и качество образования. То, чего мы ждем от Минобра, отдано регионам, школам, учителям. Поэтому в стандарте говорится, что каждая школа сама разрабатывает программу. Всякий учитель волен писать собственные программы по предметам. Такую свободу можно и приветствовать. Но почему в результате объявленной творческой вольницы государство фактически отказалось от того, что считается содержанием, сутью образования? А вот приятную во всех отношениях функцию контроля всего и над всем считает в своей работе определяющей. При чисто формальной отчетности, полной безответственности и ненаказуемости.
Известный скандал с литературой в школе – это тоже элементарное следствие того стандарта школьного образования, который мы имеем сегодня. Из документа можно извлечь все что угодно, но он не дает ответа на вопрос: чему должна учить человека школа в XXI веке?
Герой будущего – «Человек-Сеть»
Возможно, на многие жгучие вопросы времени лучше министерства ответит некая интеллектуальная сборная России, в которую вошли бы люди не только высокообразованные, компетентные, но и неравнодушные к судьбе страны и ее новых поколений. А если про это же, но без пафоса, то нам в первую очередь нужно определить структуру школьного курса, место в нем каждого предмета. Но при этом вместо того, чтобы выдумывать 500 крупнокалиберных критериев для выпускника школы, которым не будет отвечать ни один житель Земли, не лучше ли сформулировать, чем должен владеть школьник на выходе хотя бы из начальной школы?
Очевидно, например, что надо уметь читать и любить книгу. А также уметь решать арифметические задачи, работать с числами. Если это не достигнуто, дальше погибнет то, что определяет современно мыслящего человека: провалы на каждой ступени обучения, как правило, не компенсируются позднее.
Овладение неким абсолютным минимумом – вещь очень серьезная. Так, в свое время при проверках знаний по математике мы обнаружили, что многие дети не могут решить задачу не потому, что они не в силах производить арифметические действия, а оттого, что не знают русского языка. Не способны вникнуть в смысл условия задачи!
Вообще то, что в современной России читают очень мало, имеет физиологические последствия. Человек нечитающий – это человек недумающий. Он имеет мало шансов на успех основного своего занятия в мире – постижение и продуцирование смысла, который концентрированно выражен в тексте. Если мозг не нагружен размышлениями (а чтение для этого необходимо), то, как показано психологами, после 12-летнего возраста мозг не формируется должным образом, и последствия такого «расслабления» будут весьма печальны. В частности, это ведет к большим проблемам с абстрактным мышлением.
Есть и иные серьезнейшие проблемы – например, связанные с появлением сетевого пространства. У человека до нашего времени не было конкурентов в освоении и продуцировании информации. Теперь состязаться с Сетью в скорости обработки информации и объеме памяти не получится. Человеку ничего не остается, как научиться работать с Сетью, сделать ее своим партнером. Составить дуэт «Человек-Сеть».
Но для этого люди должны сосредоточиться на обретении новых качеств, недоступных машине. Каких? Например, развитие фантазии, искусства планирования решения задачи и ее деления между разными «решальщиками». Все это будет совершаться в новых формах взаимоотношений компьютера, Сети и человека. Это уже не бессмысленное брожение в Интернете, а некое сотрудничество, сотворчество. Иная форма мышления и коммуникации, требующая и принципиально иной педагогики…
Системе образования противопоказан революционный путь. Популярны, например, такие идеи «реформаторов»: что же это такое – в XXI веке учить таблицу умножения, тренировать память на то, что легко извлечь из самого примитивного калькулятора?
Да нет же! Решение довольно значительного числа разнообразных задач в ходе изучения математики – необходимая гимнастика ума. Калькулятор – дело хорошее, но он бесполезен, если нет понимания разницы между косым и прямым крестиком, обозначающими знаки умножения и сложения.
«Лучше меньше, да лучше». Да, можно и нужно после тщательного отбора резко сократить технические навыки, но при этом выделить существо математики. Ее философию. Допустим, есть великая идея аксиоматического метода, которую нужно освоить. И такому освоению, как и другим столь же важным занятиям, нужно найти в образовательной программе XXI века свое место. Но это уже принципиально новый курс математики, который под силу разработать команде компетентных людей, понимающих, кому, для чего и зачем это необходимо сегодня.
Или возьмите такую незамеченную беду, как исчезновение геометрии, которая была по существу единственным предметом, где происходило знакомство с дедуктивным методом. С тем, что такое определение и доказательство, с которыми в той или иной форме мы работаем на протяжении всей жизни независимо от профессии.
Приведу другой печальный пример. Сегодня нередко по результатам ЕГЭ тройку ставят за четыре ничтожные задачи, которые под силу решить пятикласснику. Если бы сейчас провели контрольные на уровне тех, что были в советское время, как минимум треть испытуемых получила бы двойки по математике и столько же – по русскому языку. ЕГЭ показывает, что у нас двоек не более 5 %… Цели школы примитивизированы. А критерии успешности обучения крайне занижены.
Кого мы обманываем и кого готовим? На что ушли 10 лет внедрения системы, которая, судя по реакции значительной части общества, разрушает не только образование, но и человеческий капитал страны.
Не могу не выделить такую болезнь общества, как равнодушие. Сейчас, например, происходит укрупнение московских школ: процесс, который с точки зрения образовательной и социальной политики позитивным назвать невозможно. Но серьезных родительских выступлений, протестных акций, общественных дискуссий мы не видим. А речь-то идет о судьбах собственных детей…
Как Наполеон брал Рейхстаг
Школа – это важнейший этап каждой человеческой жизни, и если какой-то чиновник от образования не помнит своего школьного детства, то это не только его беда, но и тех, кому сегодня не хочется учиться. Не хочется потому, что в школе часто неуютно, нет атмосферы радостного труда постижения смыслов, взаимопонимания с учителями, творческой и человеческой дружбы со сверстниками. Все это называется благоприятной образовательной средой.
Чтобы эту среду создать, нужно изменить очень многое не только в самой школе, но и во всем укладе жизни общества (в семье в первую очередь). Особый вопрос – состояние российского информационного пространства, где сегодня бал правит якобы креативное телевидение. Если мы не вернем чувство ответственности тем, кто сегодня манипулирует нашими сознанием, вкусом, мировоззрением (причем делает это далеко не бескорыстно), то никакая школа не сможет противостоять сегодняшней деградации.
Конечно, у людей власти есть на это почти правильный ответ – у нас свобода слова, и никто не вправе регулировать и ограничивать нынешнее «важнейшее из искусств». Хорошо, не ограничивайте. Но почему сегодня практически на любом канале так много антинаучных сенсаций, мистических сюжетов, невежественных «экспертов» и так мало просветительских передач?
Понятно, что какой-нибудь «Мертвец сотрудничает со следствием» или «Протоколы задержания сионских мертвецов» – открывает фантастические возможности для размещения рекламы и торжества «свободы слова». Но нельзя ли в таком случае дать часть этой свободы и интересным образовательным передачам на всех каналах, в том числе и на кабельных, частных. Ввести, если хотите, просветительский налог на эфирное время. Все-таки во все времена культура призвана возвышать человека. Но не опускать его.
Кто-то скажет, что это уже слишком. А мне кажется, что сегодня «слишком» – это скорее уровень культурной деградации в России. При таком состоянии общества все причитания или воззвания по поводу воспитания патриотизма выглядят просто нелепо и пошло. А тут еще нашлись энтузиасты, предлагающие при получении российского гражданства или достижения совершеннолетия давать какую-то клятву на верность родине.
Конечно, это куда проще, чем знать российскую историю, литературу, искусство. Когда слышишь ответ школьника: «В 1812 году Наполеон воевал с Гитлером», сразу становится ясно, что таким «знаниям» не хватает только клятвы верности.
Невежество непобедимо без участия в формировании человека образцов культуры. Понятно, что эти образцы должны быть и классическими, и современными. А формы трансляции этих ценностей, разумеется, должны отвечать сегодняшнему дню.
От атмосферы неотделимо содержание, которое, как показывает жизнь, практически надо выстраивать заново. Работа над содержанием – это и есть модернизация. Нынешние преобразования почти всецело были игрой с формами, чужим опытом, в который мы так неуклюже попробовали вписаться.
И конечно же, важнейшим звеном во всей этой работе выступает фигура учителя, преподавателя. Но тут же возникает вопрос о состоянии теперешнего педагогического образования. Оно, на мой взгляд, все хуже и хуже. И государство практически ничего не делает, чтобы остановить этот процесс.
Вспоминается реформа 70-х годов прошлого века. Тогда в течение 10 лет планомерно разрабатывались учебные программы, затем учебники. Параллельно шла подготовка учителей. Но уже тогда было видно, что педагогическое образование теряет качество.
Сужу об этом опять же по математике. В 60-е годы для будущих учителей существовал практикум по решению задач. Учителя, окончив вуз, умели решать задачи, а значит – могли научить этому других. Многие выпускники современных педвузов к этому не способны.
Еще одна проблема – это средства обучения, которые сегодня должны включать в себя не только компьютер. Это и современное оборудование классов, и экспериментальные лаборатории, и многое другое. В 1999 году удалось добиться подписи президента Ельцина под федеральной целевой программой развития в стране образовательной индустрии, которая занималась бы разработкой и производством всего, что необходимо для современной системы образования. Помимо всего это предполагало мощнейший бизнес, новые рабочие места и т.д. Все было утверждено на самом высоком уровне и успешно… кануло неизвестно куда.
Но проблема-то остается, и в ряду всех остальных проблем, названных мной или не названных, свидетельствует о крахе школьного образования в стране.
Национальная система образования сравнима с гигантским морским танкером. Даже самый искусный штурман не сможет быстро повернуть судно в нужную сторону. Для этого поворота потребуется время. Но поворачивать надо – впереди крушение.
Модернисты добра не помнят
Что в таком случае можно делать в образовании?
Создавать образцы. Это можно делать довольно быстро. Но не делается. В министерстве уже который год валяется так называемый колмогоровский проект. Еще в 2008 году было написано письмо Дмитрию Медведеву. План довольно простой: при ведущих университетах создается сеть из восьми таких школ в каждом федеральном округе. В эти школы вкладывается все необходимое с тем, чтобы по всем параметрам они работали на уровне лучших мировых образцов. Тем самым создаются ядра конденсации для распространения сети по всей стране. Такой план принят сейчас в Великобритании. Но не в России с ее колоссальным опытом подготовки будущей научной элиты страны… Напомню, что еще в 20–30-е годы прошлого века ставка на опытно-показательные школы Наркомпроса себя оправдала.
Или взять другое направление. Сколько сейчас идет разговоров об утрате рабочих профессий. Но выход предлагается самый простой – ограничить число вузов. С тем, чтобы молодежь пошла в цеха и на стройки.
Проблема действительно острая. Но в ее решении главным инструментом предлагается некое волевое перераспределение. А надо бы начинать со стимулов, которые могут возникать из двух источников. Один из них – сфера технического творчества, работа руками – в иные времена был чрезвычайно популярен. А уж куда в дальнейшем шел тот или иной член технического кружка – в часовые мастера или в академики – это был его выбор.
Другой резерв – освоение той или иной рабочей профессии в ранней юности. Тоже – хорошо забытое старое. Причем освоение на таком уровне, что можно с обретенной специальностью себя прокормить. Захочешь – сможешь продолжить образование. Не захочешь – работай дальше. Но все это потребует не только серьезных решений от власти, но и смены общественной психологии и многих зловещих смыслов, которые формулирует сегодня все та же информационная среда, ориентирующая на совершенно иные модели жизненного поведения и критерии профессиональных предпочтений современной молодежи.
Но, как ни странно, даже в воспевании людей успеха наша информационная и художественная культура вольно или невольно выказывает признаки деградации. Уже хотя бы потому, что делается эта продукция в большинстве своем малообразованными и не очень талантливыми людьми. Для оценки общей степени деградации, конечно же, нужны качественная статистика, честная социология, но и они сегодня пребывают в кризисе. А если появляется институт, способный на честный анализ того, что происходит, то на него тут же находится группа уполномоченных оппонентов, которые своей «объективностью», «подтягиванием рейтингов» исправят любую неприятную картину мира.
И все-таки, мне кажется, шанс у нас пока есть. Он заключается в резком увеличении объемов общественного труда и придания ему нового качества. Но для того чтобы это все произошло, требуются колоссальные усилия, способные задать такое опережающее развитие.
Возникает вопрос: где взять этот ресурс? Он в самом обществе. И если бы государство умело признавать свои ошибки и больше доверять гражданам, то при открытости и доверии власти к людям они бы пришли в те сферы, где требуются их энергия, образование, талант, где каждый мог бы быть оценен по достоинству, а не по силе преданности власти.
В каждый исторический период общество формирует представление о воспитательном идеале. Деградация отечественной системы образования во многом определяется ложной постановкой цели. Это ведь только экс-министр Андрей Фурсенко мог такой целью назвать воспитание «потребителя».
Естественная цель иная – свободная, ответственная, образованная личность.
