Предчувствие альтернативы

Тайна реконструкции мира пока хранится здесь.
Фото Reuters

С 2012 года в России работают и новый президент и новый парламент. И вполне естественно, что после этого на первый план должна была выйти проблема генеральной линии, стратегии предстоящего этапа. Тем более что в соответствии с изменениями в Конституции срок президентства увеличен, и, по существу, речь идет о программе на предстоящие двенадцать лет. И в этих условиях вопрос о том, для чего выдан столь долгосрочный мандат, становится чрезвычайно острым.

К сожалению, сегодня даже вполне закономерная и открытая дискуссия о дальнейшем пути страны не развертывается. Все, как в лучших традициях разведки, происходит где-то в тени. Возможно, вопрос о грядущем десятилетии откладывается потому, что предыдущий, не менее продолжительный срок ничем значительным отмечен не был. Но ведь еще древние говорили: если не знаешь, куда плыть, то никакой ветер не будет попутным.

Видимо, такой дискуссии нам не избежать, и в каких-то локальных, латентных формах она все-таки протекает. Я имею в виду недавние обсуждения, проходившие на Давосском форуме в Швейцарии и на Гайдаровском форуме в Москве. Попытка сделать московский форум площадкой для подлинной дискуссии о будущем не удалась. Но представители гайдаровской концепции развития России попытались поговорить о своей генеральной линии освоения будущего на Давосском форуме. Там, по сути, было представлено четыре сценария: три от отдельных, можно сказать, оппозиционных российских участников, а один от официальной власти – в выступлении премьер-министра Дмитрия Медведева.

На мой взгляд, все три оппозиционных давосских сценария исходят из одной общей идеи. Они начинались с прогноза того, что будет происходить в ближайшее десятилетие в мире, и дальше следовали предложения, что в нарисованной ими будущности должна делать Россия. Методология анализа, основанная на определении места и роли страны в контексте того, что будет происходить в мире (включая зависимость ситуации от цен на нефть), в целом правильная. Что касается содержания и идеологии этих докладов, то я не раз выступал с критикой так называемой гайдаровской модели, последствия внедрения которой мы испытываем до сих пор. Но, учитывая специфику «НГ-сценариев», остановлюсь на подходе к будущему России, предлагаемом правительством, президентом, всей правящей элитой, потому что они являются ответственными участниками дальнейших преобразований.

Власть убеждена, что ей вначале удастся развивать Россию как самостоятельное государство, а уже потом выйти «в свет», распространяя свои амбиции на мировой арене. То есть мы видим попытку изолированно, самостоятельно ставить и решать проблемы собственной страны, которая прежде должна стать великой, передовой, особой, державной, православной и пр.

Думаю, мысль о том, что надо начинать с себя, со своих целей, – правомерна. А вот с навязыванием миру своих желаний, амбиций и интересов сегодня дело обстоит гораздо сложнее.

Вспомним историю. Сто лет назад российское самодержавие вступило в Первую мировую войну именно ради тех задач, которые, по его мнению, должна решать для себя Россия, – Дарданеллы, освобождение Константинополя и так далее.

А вот Ленин подошел к ситуации иначе. Он анализировал мировую ситуацию и мировые процессы. И сделал вывод о том, что классический капитализм изжил себя как система. Далее он попытался определить место и проблемы России в свете этих перемен. Он сделал вывод о том, что если выход из старого капиталистического строя – практическая задача человечества, то Россия может стать ключевым звеном этого процесса.

Я сейчас не говорю о самом содержании ленинского анализа. Идея готовности мира начала ХХ века к социализму была утопией. Я лишь о методологии подхода. Ленин победил в революции 1917 года именно потому, что проблемы России рассматривал как составную часть проблем мира.

Мы же все время пытаемся поразить мир, и прежде всего Запад, уверенностью в собственных возможностях двигаться в будущее особым путем.

С опорой на собственные слабости

Возьмем широко разрекламированную задачу: к 2020 году обеспечить нашу армию на 75% современным оружием. Цель вполне понятная для страны, желающей остаться и в ХХI веке в списке великих держав.

Но может ли ее достигнуть Россия своими силами вне мирового развития?

Вспомним, что уже Советский Союз к концу ХХ века был поставлен в тупик тем, что только своими силами он не мог войти в эпоху звездных войн. Даже освоение одного современного самолета ТУ-144, который, как известно, разбился во Франции, оказалось, что главной нерешенной проблемой этой машины было отсутствие компьютерной системы управления расходом топлива. Такая система была нам не под силу, потому что в стране отсутствовала элементная база создания чипов.

С помощью чего мы собираемся сегодня производить современное оружие, не имея высоких технологий? Как нынешняя Россия сможет добиться успеха, если она пытается повторить безуспешный путь несравнимо более мощной советской державы?

Разве не ясны выводы, которые напрашиваются после наших попыток создать ТУ-202 или Суперджет-100? Без массового участия западных фирм освоить Суперджет было невозможно: почти половина приборов была поставлена иностранными фирмами.

Вспомним наши попытки купить в ФРГ предприятия автоконцерна «Опель». Они тут же были пресечены американцами, которые, как говорится, на корню перекрыли сделку своими компаниями, купившими «Опель», – лишь для того, чтобы нам не достались новые технологии.

Да, у нас есть деньги. Много миллиардов. Да, на Западе масса желающих иметь в России рынки сбыта. Но предполагать, что сегодня удастся повторить маневр Сталина с индустриализацией, когда он сумел достать на Западе технику для наших военных заводов, – это утопия. Тогда у Сталина это «выгорело» в результате мирового кризиса 1929 года. Нереален сегодня и другой маневр Сталина – лишь благодаря победе над Германией он сумел получить оттуда технологические заделы и для ракет, и для атомного оружия.

Только в головах очень самоуверенных людей может жить уверенность, что России удастся, вовлекая Запад в мирные проекты, использовать зарубежные технические достижения для создания своего современного оружия.

Отстаивать свои интересы и преследовать свои цели Россия сможет в ХХI веке, как ни парадоксально это звучит, лишь став активной участницей мирового процесса.

Поэтому нам необходима такая модель будущего, которая позволит России сохраняться как одной из великих держав, одновременно вписываясь в мировое развитие, а не противопоставляя себя ему. Это единственно верный подход.

Азбука экономики от Джона Кейнса

Сегодня уже очевидно, что мир и Запад, как его ведущее звено, находятся в глубоком и всеобъемлющем кризисе. Не случайно на последнем заседании Федеральной резервной системы США ее руководитель Бен Бернанке заявил, что главной в политике ФРС остается борьба с кризисным будущим в США.

Эта борьба может закончиться тем, что мир, худо-бедно, выкарабкается из этого труднейшего этапа. Но уже ясно и другое: система, породившая этот кризис, останется. Следовательно, как поется в известной советской песне, «все опять повторится сначала».

Поэтому нам стоит еще раз внимательно взглянуть на то, как западный мир борется с кризисами. А делает он это, как всем видно, с помощью двух комплексов мер.

Первый комплекс основан на концепции старого проверенного монетаризма. Речь в этом случае идет прежде всего о сокращении государственных расходов. Не о мерах развития и расширения производства, а о сокращении расходов.

Пока мы видим, что сокращение расходов, которым охвачены практически все западные страны, ведет к стагнации. Причем уже сегодня в Евросоюзе есть такие государства, где безработица достигает 25–30%. А среди молодежи – до 40%.

Второй комплекс мер предполагает возврат к мерам из арсенала кейнсианства.

Когда-то Петр Леонидович Капица спросил меня, знаю ли я Джона Кейнса. Я ответил, что знаю по одной-единственной книге, к которой я был допущен в спецхране. А Капица жил с ним в Кембридже и там услышал от Кейнса простейшее объяснение своей теории: «Допустим, некто изготовил фальшивый доллар и на него купил муку, чтобы испечь хлеб. Продавец муки рассчитался фальшивым долларом с фермером, поставляющим муку магазину. Фермер отдал ложную купюру продавцу плуга… В итоге в цепочке, насчитывающей 10 бизнесменов, нашелся тот, кто пошел в банк и узнал, что доллар фальшивый. Тогда пострадавшие собрались у автора фальшивки и потребовали компенсации. Фальшивомонетчик предложил каждому из потерпевших пожертвовать по 10 центов. Таким образом, потеряв всего 10 центов, мы один доллар сделаем настоящим. Потому что, пока он крутился, у каждого из вас развивался бизнес».

Эта маленькая новелла Кейнса является примером управляемой инфляции. Деньги специально запускаются в оборот, чтобы двигать экономику, рынок. А доходы от этого оборота должны потом сделать реальными отпечатанные деньги.

Кейнсианская система сейчас активно используется. Но с гигантским перебором. Именно запуск в США станка для ежемесячного печатания 90 миллиардов ничем не обеспеченных долларов во многом обеспечил Обаме победу на недавних президентских выборах. Но кому придется расплачиваться за это море лишних долларов?

Вывод таков: ни меры монетаристского характера, ни кейнсианские методики пока не приводят к подъему экономики или хотя бы к преодолению кризиса.

Может, поэтому уже немало лет и докладчики, и участники Давосского форума старательно не замечают того, что на улицах Давоса присутствуют со своими лозунгами сторонники игнорируемых великими финансистами позиций и взглядов.

Протестантов можно объединить в два главных направления. Первое – антиглобалисты. Второе – противники финансового капитала с лозунгом «Захвати Уолл-стрит».

Антиглобалисты мировую глобализацию человечества отождествляют с господством США. Америка, по их убеждению, с ролью вершины мировой пирамиды не справляется. Потому что ставит свои интересы выше всего, эксплуатирует других, особенно – страны третьего мира, составляющие 9/10 человечества.

Движение «Захвати Уолл-стрит» главной причиной называет финансовый капитал. То, что символизирует Уолл-стрит.

И хотя оба течения противников современного устройства мира – и в целом, и внутри стран – еще многое не договорили, а к тому же кое в чем еще и не согласны друг с другом, общая тенденция налицо. Она состоит в том, что пока еще слабо, но уже формируется Альтернатива. Конечно, не только активные, радикальные протестанты думают о ней. Надеюсь, в разных странах уже немало мыслящих людей ищут свои варианты не только выхода из кризиса, но и формирования новой модели экономического мироустройства. Признаюсь, что и в моих размышлениях тоже еще не все выверено и кристаллизовано в стройную систему.

Но некоторые предлагаемые мной постулаты, как мне кажется, подтверждаются самим ходом вещей и предполагают некоторые практические действия.

Безработица в мире не сделанных дел?

Как известно, модель и советского, и гитлеровского государственного социализма исключала безработицу. Это не случайно. Нет ничего более тяжелого для человека, чем невозможность найти работу. Поэтому именно безработица – особенно времен кризисов – была и будет одним из главных факторов поворота миллионов людей к государственному социализму, национал-социализму, фашизму.

Безработица при капитализме была самым жестким кнутом для повышения производительности труда. Опыт советского социализма показал, что обеспечение всех членов общества работой, во-первых, создает социальную стабильность. Во-вторых, снижает размер среднего заработка, т.к. котел произведенного надо делить на всех. В-третьих, у людей падает стремление к эффективному труду. И государственно-бюрократический социализм с его всеобщей гарантированной занятостью неизбежно движется к тупику.

Современному постиндустриальному строю, как показывает опыт последних двух десятилетий, по существу, присуща безработица. Но она стала особенно нетерпимой на фоне тех растущих благ, которые постиндустриализм дает работающим.

Грядущая альтернатива, видимо, должна сочетать как эффективное поощрение хорошо работающих, так и обеспечение работой всех желающих хотя бы с минимальным, а лучше – средним уровнем оплаты труда.

Поэтому экономически целесообразно было бы иметь две системы трудовой деятельности.

Первую – основанную на конкуренции, стимулирующей эффективность работы высокими заработками. Ее можно назвать сферой конкурентной занятости.

А вторая система могла бы обеспечивать работой и достаточным для жизни уровнем среднего заработка тех, кто потенциально полезен обществу, но не может или не хочет работать в условиях конкурентной среды. Таким образом, вторую систему можно назвать сферой социальной занятости.

В ней должны гарантированно получать работу все молодые люди после окончания школы. Все пожилые – до 70 лет. Все инвалиды. Все готовые к временной работе – например, женщины с детьми. А также люди, оказавшиеся временно безработными в сфере эффективной экономики.

Система социальной занятости должна быть самоокупаемой. Это определяет подход к уровню заработка: он должен обеспечить само содержание работающих.

А работы в социальной сфере столько, что и безработных не хватит. Скажем, сбор и утилизация мусора. Ведь что может быть печальнее картины Неаполя, где десятки тысяч не знающих куда себя деть людей и сотни тысяч завалов мусора на улицах.

Или взять миллионы гектаров запущенных лесов. А тысячи бездомных городских собак. Или годами не ремонтируемые городские коммуникации, безобразные дороги, пустующие земли…

Все эти кризисные участки нашей жизни малоперспективны при нормальных высоких заработках конкурентной экономики. Но они вполне могут существовать как сферы социальной занятости.

Грубо говоря, вместо дополняющей сегодня сферу эффективного труда безработицы надо создать пространство социальной занятости. Другого достойного людей решения тут нет.

Создание такой сферы занятости – одна из первых задач.

═ Они еще не знают, какого мира хотят. Но уже не сегодняшнего. Фото Reuters

«Уолл-стрит» должен уйти

Как ни стараются те, кто в силу своего личного богатства попадает под определение «люди Уолл-стрита», – даже им самим ясно, что финансовый капитал и современный рынок глобальных проблем нынешнего века решить не в состоянии. И потому он должен уйти – как сама изжившая себя форма. Оперируя деньгами, утратившими свою золотую основу и превратившимися в мнимые ценности, финансовый капитал лишь паразитирует в структуре любого общества.

Как можно обеспечить этот уход? Скажем, попытаться ликвидировать те сферы, где деньги приносят доход как деньги. Где действует то, что Маркс называл схемой Д-Д.

Такому порочному увеличению денег за счет денег способствуют свободно продаваемые акции и учреждения, торгующие этими бумагами, – биржи.

Участие членов общества и работников в качестве совладельцев капитала предприятий вполне можно обеспечить без продаваемых и покупаемых акций.

Для хранения свободных денег – в основном без всякого процента – было бы достаточно иметь сберегательные кассы и общества взаимного кредита.

Один разгневанный финансист сказал мне: «Вы хотите отбросить общество на сто-двести лет назад». Я ответил, что хочу вывести общество из мира спекуляции и махинаций, в котором деньги приносят деньги, не попадая в сферу производства реальных ценностей.

Переливы капитала можно обеспечить и без бирж и биржевой торговли. Попробуем закрыть на месяц-другой биржи, и мы увидим, что ничего катастрофического для мира не произойдет. Кроме того, начнет сворачиваться и исчезать сфера финансового капитала. Как когда-то в прошлом России исчезла земельная собственность церкви, а в ХХ веке – сталинские МТС, хрущевские совнархозы и прочие попытки кормиться на теле живой экономики.

Отлучить бюрократа от денег

Современное общество не может существовать без бюрократии и ее верхушки – номенклатуры. Поэтому речь может идти только об обуздании номенклатуры.

Сейчас много говорят о политических механизмах демократии, которые смогли бы это сделать. Предлагаемые меры – например, выборы судей народом и финансирование их деньгами народа – правильны.

Но я глубоко убежден, что сломить всевластие бюрократии можно только, если лишить ее главной опоры – денежных ресурсов. Государство, которое не имеет денег, бессильно.

Откуда деньги у нашей номенклатуры? Это налоги с бизнеса и населения, рента от полезных ископаемых. Поэтому именно в налоговой и рентной политике должны предлагаться главные изменения.

В условиях демократии с каждого члена общества надо брать равный по сумме налог – на общие нужды страны. В России сотни лет, с Петра I, была подушная подать – равная с каждой души. И сегодня возможно сделать так, чтобы каждый был обязан платить равный налог в котел общих расходов. Работаешь, не работаешь – плати.

А налог с доходов надо изменить. Почему те, кто больше получает денег, тот и платит больше? Это мы сегодня наказываем тех, кто лучше работает. Конечно, надо попросить получателей больших доходов более весомо участвовать в развитии системы, которая сделала их богатыми.

Но облагать надо со смыслом. В первую очередь – облагать ресурсы. Ресурсы – это земля, здания, оборудование. Когда-то, почти полвека назад, во времена подготовки в 1965 году реформы Косыгина, мы предложили ввести плату за фонды. Чтобы заводы не накапливали лишнего, а то, что есть, использовали с отдачей, превышающей саму плату за фонды.

Почему же сегодня нельзя брать налог с тех, у кого в руках ресурсы? Больше ресурсов – плати больше. Сейчас налог платят не за ресурсы, а от результатов. Опять-таки больше платит тот, кто лучше работает.

А вот налог с предпринимателя я бы разбил на три части. Одну часть он бы платил государству. Вторую – тоже государству, но власть должна предлагать предпринимателю список целевых вложений, в котором были бы, скажем, образование, медицина, культура. Каждый смог бы решать – куда конкретно пойдет эта часть его налога. А третью часть налогоплательщик может отдавать, но сферу вложения определяет только по своему усмотрению. Если в списке государства нет, скажем, охраны природы Севера, а человек считает это важным, то можно эту часть направить на такие цели.

Кроме того, будет лучше, если налоги разделить на три уровня – государственный, региональный, местный. Это сделает региональную и местную власти более независимыми от центральной бюрократии.

Далее, очень важно заранее выделять, что из налога пойдет на долгосрочные цели.

В начале семидесятых годов при одобрении тогдашнего премьера СССР Алексея Косыгина мы, группа советских экономистов, изучали американский опыт по созданию TVA. ( Tennessi Vallеy Authority, первый крупный региональный гидроэнергетический проект США). Там мы узнали, что в свое время президент Рузвельт был очень озабочен тем, чтобы сделать проект TVA независимым от контроля государства, в том числе и от его собственной администрации. Чтобы на деньги долгосрочного проекта никто не мог покуситься.

При таком подходе власть номенклатуры слабеет существенно. Особенно это ослабление важно для науки, культуры, образования.

Возможно, для наведения порядка с дележом налога целесообразно иметь в нашем парламенте особую Финансовую Палату. Ее депутатов должны избирать только те, кто платит налоги. Сейчас деньги налогов делят депутаты, избранные вне всякой связи с теми, кто пополняет бюджет.

Весомой частью ресурсов номенклатуры является рента от добычи сырья. И возникает противоречие – сегодняшняя номенклатура растрачивает ресурсы будущих поколений. Значит и тут нужны перемены, ограничивающие права правящей номенклатуры в части ренты.

Еще раз подчеркну – без реорганизации налоговой и рентной систем нам от вакханалии номенклатуры не избавиться.

Тратить, чтобы стать богаче

Все, о чем я говорил выше, касается России, действующего мирового кризиса и мер, которые можно было бы предпринимать сегодня. Но, кроме этого, есть и более глобальные темы.

Сегодня уже есть основания серьезно сомневаться в том, что рынок является эффективным инструментом решения базовых проблем общества. Ведь для рынка нужна свободная конкуренция. Но как раз ее-то в современном мире явно недостаточно.

Конкуренция связана по рукам и ногам государством и монополиями. Для свободной конкуренции нужны свободные деньги. А их, во-первых, трудно найти. И, во-вторых, реальная ценность денег, их экономическая «весомость» каждый год меняется. С нынешними деньгами каких-то долгосрочных планов строить нельзя, особенно – инвестиционных.

В целом и сторонники антиглобализма, и противники финансового капитала ставят под сомнение способность рыночного хозяйства как такового быть одним из фундаментов общества.

Сегодня возникает все больше сомнений в курсе на экономию, сокращение расходов как на реальный инструмент строительства эффективной экономики.

В мире все больше ситуаций – вроде цунами, наводнений, торнадо, землетрясений, эпидемий, когда курс на экономию мешает правильно и своевременно подготовиться к подобным потрясениям.

Если же говорить об эффективности в целом, то идея расходовать деньги оказывается более перспективной. Потому что в экономике вместе с расходами возникают импульсы к развитию. Появляются рабочие места. А экономия, уменьшение расходов, напротив, сокращают рабочие места. Экономию, конечно, можно повышать, но, как писал Дмитрий Быков, «не останется людей, чтобы воспользоваться ей».

О разуме и «человеке одного измерения»

Феномен современной цивилизации – экономический человек.

Да, он имеет и сознание, и волю, и мораль. Но главное в нем – потребность в еде, одежде и прочих предметах жизнеобеспечения. Потребление делает человеком экономическим. Потому что рост потребления непрерывно стимулирует рост производства. А последнее непрерывно уменьшает ресурсы планеты. Так нынешний человек достигает того, что в экономике называют пределами роста.

Это – с одной стороны. С другой – человек приобретает все больше того, что ему не нужно, без чего он может обойтись. Фиктивная необходимость в материальном производстве создает в конце концов базу для фиктивной экономики – денежного капитала, акций и т.д.

Экономического человека Герберт Маркузе, великий философ ХХ века, презрительно называл «человеком одного измерения».

Поэтому восстание сторонников альтернативы экономическому человеку – понятно и объяснимо.

Если рассматривать потенциальную альтернативу нынешней цивилизации, то первым постулатом иной идеологии должна стать Разумность. Не фанатичное удовлетворение потребностей. Не экономия любой ценой. И даже не эффективность. А именно Разумность.

У человека разумного главным приобретением становится интеллект. Только так в составе человеческой популяции может появиться слой, который в наибольшей степени обладает способностями к решению задач, которые будут все чаще вставать перед отдельной страной и всем миром.

Если такие изменения произойдут, то потребуется еще одно фундаментальное изменение общественного сознания – признание того, что неравенство людей важнее и продуктивнее извечного: «Мы все равны!» Признание неравенства позволит выделить все позитивное, особенное, требующее особого внимания, осторожного отношения.

А это значит, что каждый занимает свое место в соответствии с объективным показателем своего интеллекта. Вместо прежних критериев показателей преимуществ личности вроде имущества, денег, крови, расы – ценятся и признаются только интеллектуальные возможности.

Но при этом необходимо, чтобы основой разумности новой цивилизации стали терпимость, лояльность, коммуникабельность.

Толерантность ко всем неравенствам и всем отличиям от тебя.

Только после этого сможет заработать идея организации и регулирования. А значит, возможности для созидательной и разумной деятельности.

* * *

Миру, России – как и каждому человеку, – чтобы встречать невзгоды, необходимо иметь путевую звезду.

Для России такими ориентирами были идеи освобождения от Золотой Орды или превращения России в европейскую державу. Для СССР – позитивная идея индустриализации или ложная идея победы в новой мировой войне.

Сегодня – и тут я согласен с президентом Путиным – тоже необходима долгосрочная идея. Только вот предлагаемые им рецепты мне кажутся только стартовыми идеями.

Сейчас – как в эпоху кризиса античности, как в эпоху кризиса капитализма к началу ХХ века – необходима не замена частей, а полная перестройка.

В нынешний год Змеи уместна и такая аналогия: нам нужна не линька, а смена всей кожи. Один из вариантов такого «вылезания из кожи» я, как мне кажется, изложил.