Алексей Токарев
Рыцари в «оранжевую» пору ходили без щитов и мечей. Фото Reuters
Последние три месяца российское государственное телевидение транслировало «картинки» из Киева, в котором «бандеровцы и фашисты» поджигали милицию, захватывали государственные здания и громили улицы. Негосударственные медиа рассказывали про Киев, в котором мирный протест на майдане направлен на свержение ненасильственным путем коррумпированной власти, перекрывшей стране путь в Европу.
Последние события на Украине почти вселяют оптимизм: власть амнистирует задержанных, демонстранты освобождают захваченные конторы. Ущерб возместят спонсоры, ведь «в зданиях находились киевляне, которым они и принадлежат», – и.о. главы администрации Киева Владимир Макеенко сформулировал суть начавшейся 17 февраля идиллии. Проблемы, из-за которых в России узнали топонимы «евромайдан» и «улица Грушевского», лежат отнюдь не в плоскости политических технологий. У них те же предпосылки, что 10 лет назад позволили состояться украинской и грузинской цветным революциям.
Как и сегодня в России, анализ тех событий выражался в двух магистральных подходах. Первый – охранительный, консервативный: цветные революции устроил Запад. Спецслужбы инспирировали основные события для создания недружественного кордона вокруг России, бизнесмены и НПО финансировали массовку, НКО обеспечивали социальными технологиями, разведки готовили отдельных акторов (вплоть до жен президентов Саакашвили и Ющенко). Россия в этом сценарии предстает ничего не сведущей, прилично ведущей себя дамой, у которой прямо из-под платья похитили двух детей.
Второй подход – либеральный, имперско-пораженческий: Россия, как могла, старалась удержать бывшие провинции в орбите своих национальных интересов. Но украинское и грузинское демократические движения смогли победить системных политиков. И собственных, много лет правивших недемократических лидеров. И кандидатов, на которых ставила Россия, поддерживая внешним (то есть априори недемократическим) вмешательством. В логике Жан-Жака Руссо народ вернул себе суверенитет, использовав право на восстание. Сторонники первого подхода видели среди причин революций прежде всего внешнее влияние. Приверженцы второго – пассионарность народных масс. И те и другие исключали культурные, лингвистические, исторические расколы украинского и грузинского обществ – фундамент, на котором разрастались и западное влияние, и собственные стремления к демократизации.
В экспертных оценках понимание цветных революций зависит от специализации аналитика, обсуждающего тему. Политтехнолог говорит: «Мы сделали революцию, привели Ющенко к власти, ошиблись с Януковичем». Экономист рассуждает об Украине и Грузии как о банкротах, которые были не в состоянии обслуживать внешний долг и производить общественные блага. Политолог обнаруживает в качестве причин усталость нации от советского стиля правления в рамках изменившихся обществ, глупые ошибки недемократических лидеров (вроде подавления масс-медиа, сохранения коррупционных схем и патрон-клиентских отношений власти и олигархов). Историк или географ думают о цивилизационных особенностях украинского или грузинского населения, о расколе церквей в обеих странах, о зависимости идентичностей от места расселения, о долгой и крайне противоречивой истории собирания земель, о нескольких волнах советизации, украинизации и грузинизации, прокатившихся по нынешним территориям Украины и Грузии в XX веке.
О роли «коктейлей» в «мирном» протесте
На постсоветском пространстве к цветным революциям ошибочно причисляют четыре случая выборов: президентских – в Грузии-2003 и на Украине-2004, парламентских – в Киргизии-2005 и Молдавии-2009.
Однако основные технологии оппозиции находились в рамках ненасильственного протеста: цветы вставлялись в солдатские щиты, на улицах раздавались апельсины, бастующие жили на площадях в палатках, власть в ответ не применяла оружие. Как только ситуация начинала напоминать современный Киев, где в кордоны летят «коктейли Молотова», а из-за кордонов начинают стрелять, цветная революция заканчивалась, уступая место восстанию, беспорядкам, перевороту, анархии, революции без кавычек.
В 2005 году в Киргизии выступающие сначала против результатов парламентских выборов, затем – власти целиком – сожгли комплекс УВД в Джалал-Абаде, штурмовали здания администраций по всей стране, использовали булыжники и арматуру. При штурме Дома правительства в столице были ранены сотни людей, включая и оппозиционеров, и силовиков (бежавший с семьей президент Акаев отдал приказ не применять оружие против оппозиции). Пришедшего к власти Курманбека Бакиева через пять лет свергли тем же насильственным путем, что и его силы – Аскара Акаева, на этот раз оплатив перемену мест почти сотней жертв.
В 2009 году в Молдавии недовольные результатами парламентских выборов захватили здание парламента и подожгли его, после чего начали грабить. Со стороны российских спикеров имели место вялые попытки запустить в массы неологизм «сиреневая революция», дабы поместить эти совсем уж непохожие на мирный протест действия в общий терминологический ряд. Безуспешно.
Грузинские и украинские оппозиционеры действовали по принципиально иному сценарию. В этих странах революции носили мирный характер. Пришедшие к власти в результате мирных протестов элитные группы оказались в состоянии сохранить ненасильственный характер политического процесса. Именно на Украине и в Грузии, в отличие от других стран постсоветского пространства, революции позволили отчасти разрешить кризис развития государственного проекта и легитимности власти.
Такие революции стали возможны благодаря целому комплексу обстоятельств, из которых политические и социальные технологии представляют лишь верхний, самый тонкий пласт. Он хорошо изучен. В обеих странах действовали массовые молодежные оппозиционные движения в качестве основной организационной силы (грузинская «Кмара!» и украинская «Пора»). Демонстрантов сплачивали при помощи яркого символизма (розы, апельсины, билборды, шарфы, демотиваторы, даже автомобильные гудки: «Ю-щен-ко/Я-ну-ко-вич»), антитезы «старая власть – молодые реформаторы». Европейская (ЕС) и евро-атлантическая (НАТО) интеграция рассматривались как магистральные идеи, способные «перезапустить» национальные проекты каждой из стран. Тема фальсификации выборов была поводом к началу массовых протестов при моральной поддержке оппозиции высокопоставленными западными спикерами, кадровой и финансовой поддержке западных НПО и бизнесменов, политической помощи России как переговорщика (в Грузии) и полноценного игрока (на Украине).
Трактовать как проект Запада!
В России, наряду с политическими технологиями, фактор внешнего влияния стал одним из определяющих в восприятии и объяснении цветных революций. Массовые протесты зимы 2011/12 года заставили власть перед выборами президента неустанно воспроизводить образ врага. Для этого провластные массмедиа использовали отсылки к оранжевой революции, оранжевой угрозе, цветным переворотам. Ненасильственный метод давления на власть путем массовых протестов и акций гражданского неповиновения интерпретировался исключительно как ведущий к ослаблению и даже распаду государства и резкому снижению степени суверенности в связи с подконтрольностью революции и революционеров Госдепу США. Все это Владимир Путин неоднократно называл «украинизацией политического процесса».
Безусловно, Кремль насторожился после событий 2003–2004 годов. Тогда началась системная работа с молодежными организациями, члены которых учились оперативно собирать по 40 автобусов в регионе и отправлять их в Москву на массовые акции. Наиболее успешных лидеров «Наших», «Молодой гвардии», «России молодой» не только учили на всевозможных политзанятиях, но и периодически возили к Владимиру Путину и Владиславу Суркову.
Вероятно, именно тогда в головах российских политменеджеров власти возникла идея трактовать цветные революции как, во-первых, технологический и, во-вторых, западный проект.
 |
| А ведь был «Чуден Днепр при тихой погоде»...
Фото Reuters |
Безусловно, Запад финансировал оппозиционные движения и в Грузии, и на Украине. Он помогал и в подготовке революционеров. Полторы тысячи активистов «Кмары!» обучались специалистами сербского «Отпора» грамотно и ненасильственно сопротивляться властям. Грузинскую организацию финансировал фонд Джорджа Сороса «Открытое общество», украинскую «Пору» – Freedom House. Для обоих государств были подготовлены наблюдатели за электоральным процессом, позднее заявившие о фальсификациях. Тарас Кузио описывал работу Международного общества справедливых выборов (финансировалось Соросом) в Грузии и 1023 инструкторов, подготовленных Freedom Housе для Украины.
Однако считать роль Запада определяющей означает соглашаться с теми, кто в 2005 году в Кремле насторожился (на что имел право – объективный анализ не самая сильная черта власти, наблюдающей, как соседние режимы падают). Сложно спорить с логикой Люкана Уэя: «Иностранное финансирование «Поры» – 2%. К тому же США оказывают финансовую помощь целому ряду оппозиционных движений и общественных групп в других странах постсоветского пространства, особенно в России, однако не это предопределяет их успех». Борис Макаренко также призывал не преувеличивать западного вмешательства: «Масштаб электоральной поддержки оппозиции… не мог быть достигнут действиями внешних сил… у «антивластного голосования» имеются объективные и весьма весомые внутренние предпосылки и причины».
И в Грузии, и в Украине эти причины копились веками. Отсутствие длительной традиции самостоятельной государственности в последние несколько сотен лет; сецессии, с разной степенью успешности реализованные в 90-е годы в Абхазии, Южной Осетии и Аджарии и подавленные украинскими властями в случаях с Закарпатской, Донецкой, Луганской областями и Крымом; сращивание властей с нелегитимными и нелегальными акторами (в Грузии – с криминалитетом, на Украине – с олигархией). Главное, в обоих государствах за короткое постсоветское время так и не сформировались национальные сообщества – противостояние различных частей необъединенных наций и вылилось в итоге в цветные революции.
Если гораздо более весомые – внутренние факторы игнорировались российским истеблишментом в отношении обеих стран несправедливо, то мнение о креативной принадлежности проекта в случае с Грузией соответствовало реальности. В 2003 году политическую поддержку грузинской оппозиции оказал Госдепартамент США, официально заявив о фальсификации парламентских выборов. Российская позиция была сведена к роли переговорщика между президентом Шеварднадзе и требующими его отставки, что и было достигнуто при посредничестве главы МИДа Игоря Иванова.
Киевские страсти
В период президентской кампании-2004 на Украине Россия была гораздо более активной. Кампанию Виктора Януковича вели в том числе российские политтехнологи, курируемые главой администрации президента Украины Виктором Медведчуком. Одним из штабов Виктора Януковича был так называемый Русский клуб, который открывал глава администрации президента России Дмитрий Медведев. Президент Путин до официального объявления итогов выборов два раза поздравил кандидата Януковича с победой во втором туре.
До выборов западные политики начали готовить общественное мнение к тому, что президентская кампания будет априори нечестной и фальсифицированной. Американский конгресс принял акт «Об украинской демократии и честных выборах» (Ukraine Democracy and Fair Elections Act of 2004), содержавший список должностей высокопоставленных украинских чиновников, их супругов и несовершеннолетних детей, начиная от президента Кучмы и премьер-министра Януковича, в отношении которых президент США может применять санкции: отказ во въезде в США, изъятие активов, прекращение кредитования.
Уже после дня голосования о фальсификациях в пользу власти заявляли официальные лица ЕС, наблюдатели ОБСЕ, спецпредставитель президента США Ричард Лугар, госсекретарь Колин Пауэлл. Председатель комитета Европарламента по внешнеполитическим вопросам Эльмар Брок угрожал Украине: если фальсификации в пользу власти подтвердятся, «европейский парламент позаботится о том, чтобы это имело существенные последствия для Киева». После официального обнародования итогов Виктор Ющенко прежде апеллировал к послам стран ЕС, хотя позже подал иск в Верховный суд своей родины. Зато миссия наблюдателей от СНГ признала выборы легитимными, что еще раз подчеркнуло идеологизацию украинской политики по географическому признаку.
Кроме Запада и России, президент Кучма, словно красивая девушка, прелести которой выгодно оттеняет подруга-дурнушка, вел свою игру. Себе в преемники он выбрал кандидата с самым неудобным бэкграундом, что осознавал сам. Со слов Вячеслава Никонова и Андрея Пионтковского известен телефонный диалог президентов России и Украины. Отвечая на вопрос «что делать?» в отношении митингующего Киева, Владимир Путин предложил либо ввести чрезвычайное положение, либо передать власть премьер-министру. Визави ответил: «Я не могу. Он донецкий бандит!» Как говорит один из политтехнологов, работавших с командой украинского премьер-министра в 2004 году, «с одной стороны муж американской шпионки, с другой – две судимости… конечно, Кучма хотел остаться сам». Так что оранжевая революция, если считать ее технологическим проектом, в той же степени проигрыш России, в какой победа Запада.
Уроки для России
Теперь наша позиция выглядит гораздо адекватнее. Российские политтехнологи больше не проводят пресс-конференций в Русском доме, потому что его нет. Российский президент раз за разом говорит о нынешних событиях: «Внутреннее дело украинского народа…» Откровенно жестко мы комментируем только поджоги зданий и нападения на «Беркут». Нынешняя вовсе не цветная революция на Украине если и интересует Россию, то точно в непубличном смысле. Слабость институтов украинского государства, не способных поддерживать «правила игры», учит Россию еще больше, чем протесты и борьба с ними.
Могла ли Россия стать местом столкновения социальных технологий в масштабах, необходимых для падения режима? Могла ли несостоявшаяся белая революция изменить именно власть, а не медиаполитику власти в отношении протестующих? Мог ли «специально присланный специалист по цветным революциям», посол США Майкл Макфол и «специально подготовленный в Йеле революционер» Алексей Навальный превратить пассионарность недовольных результатами выборов россиян в реальный многодневный протест?
В России с конца 90-х не было настоящих условий для цветной революции. Памятные «прогулки писателей по бульварам», «белое кольцо», «голосуй за любую партию, кроме ПЖиВ», Сергей Удальцов и Гиви Таргамадзе в качестве шпионов, 6 мая на Болотной, «марши миллионов», «стратегия 31» – все это технологии.
По сравнению с Украиной и Грузией в России нет глобальных, в половину населения, цивилизационных расколов или осуществления власти ворами в законе. Здесь не действуют четыре противоборствующие христианские церкви. Россия не настолько закомплексована, чтобы придумать «кто не прыгает, тот янки». Мы говорим на едином русском, не принижая значения местных языков. Чеченский сепаратизм загнан в подполье, а уровень управляемости территории Дагестана не так сильно беспокоит жителей Калининграда и Владивостока, чтобы требовать сменить федеральную власть.
Цены на нефть не падают. По данным Всемирного банка, ВВП на душу населения за последние десять лет вырос в 4,7 раза. Даже если кто-то и читает книги вроде «198 методов ненасильственных действий», финансируется в качестве «иностранного агента», «шакалит» у посольств и встречается с американскими политиками, то максимум того, что может случиться, – не цветная революция, а очередной сюжет на НТВ.
