Глеб Юрьев Нынешней весной в Московском центре Карнеги прошла презентация рабочих материалов руководителя программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского центра Карнеги Андрея Колесникова. Тема звучала так: «Хотят ли русские войны. Война и террор в восприятии россиян эпохи осажденной крепости». В докладе оценивался мобилизационный эффект военного дискурса власти и применения ею силы. Выводы были подкреплены результатами фокус-групп, проведенных совместно с Левада-центром, который в проекте представлял Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурного исследования.
Аналитики исходили из того, что значение войны для российского массового сознания трудно переоценить. Потому как память о Великой Отечественной всегда была и остается основой единства нации. А в мифологизированном представлении о ней советская, а теперь и российская власть черпает свою легитимность.
Оказалось, что восприятие войны россиянами с советских лет практически не изменилось. Поэтому сегодняшняя война, равно как и вчерашняя, является по отдельности или одновременно холодной, горячей, информационной, торговой и т. д.
Военные действия и операции в Крыму, Донбассе, Сирии, а также информационная и торговая война с Турцией являются для российского массового сознания символической компенсацией экономического кризиса в России.
О том, что пропагандистские усилия оказались эффективными, говорят исследования, показавшие, как сами граждане воспринимают эти военные операции. В их глазах они просто необходимы и самоценны. Большинство россиян не считает войны последних лет настоящими, большими, то есть битвой между государствами.
Война виртуализируется, она «идет по телевизору», и потому представление о ней искажается. Эта мифология содержит три ключевых элемента. Военная операция России для ее граждан является справедливой, оборонительной, победоносной, триумфальной, превентивной.
Отсюда все военные кампании сегодняшней России в изображении массовой пропаганды являются продолжением традиции Великой Отечественной. А это накладывает табу на любое критическое осмысление происходящего и превращает критику войны в своего рода аморальный акт.
Кроме того, угроза, о которой все время твердит пропаганда, довольно эффективно мобилизует граждан на поддержку власти. Любое милитаристское начинание поддерживается большинством россиян.
А пропагандистское клише обычные люди воспроизводят с точностью до запятой, потому как не могут сами сформулировать рациональное основание для милитаризации.
Ну а война с террором дополняет «благородный» облик оборонных усилий сегодняшней власти. Общим местом стало оправдание сирийской операции как превентивной, «уничтожающей террористов в их логове». Угроза же террористической атаки на Россию как результат этой операции не оценивается как реальная и не осмысливается. Постепенно война (или квазивойна) превращается в фоновую рутину; примерно так же воспринимается террор, несмотря на все страхи и согласие с тем, что вероятность терактов очень высока.
Сохранение власти нынешним политическим классом и связанными с ним финансовыми группами предполагает, что уровень мобилизации и поддержки политического режима останется на сегодняшнем уровне. А это значит, что продолжится и перманентная война с «врагами», осаждающими «крепость Россию».
Для сохранения такой пропагандистской модели власть дискредитирует либералов как «пятую колонну», которая получает западное финансирование и желает поражения своему государству. Но по результатам фокус-групп, такая логика не очень работает: либералы в представлении респондентов не слишком патриотично настроены. Они хотят смены политического режима в стране, но не войны.
Несмотря на то что фокус-группы продемонстрировали некоторую противоречивость мышления россиян, настоящей, большой войны они не хотят. Поэтому у милитаризации и милитаристской пропаганды есть предел.
Современному российскому политическому режиму удалось вернуть войне мифологический «героизм», помочь ей обрести ореол справедливости, убедить население собственной страны, что парадоксальным образом агрессия это оборонительная война (точнее, даже не война, а череда военных операций), ибо осажденную крепость нужно защищать.
Таким образом война заменяет и холодильник, и телевизор. Главное, чтобы внимание «обороняющейся нации» ни в коем случае не переключалось на текущие социальные и экономические проблемы, которые во многом и являются следствием такой «оборонной» политики. Гибель советской империи под бременем таких расходов ничему не научила тех, кто считает себя ее прямыми наследниками. Проблема в том, что цель сохранения власти может потребовать продолжения военного «банкета» в жанре триумфального шествия. Остановиться после Крыма, Донбасса, Сирии, Турции у этого механизма если и получится, то с большим трудом. Операция в Сирии не помирила Россию с Западом и создала угрозу столкновения с Турцией – членом НАТО. Это важно для мобилизации граждан вокруг власти, но очень мешает нормальному развитию страны.
Но одно безусловно: несмотря на всю противоречивость и парадоксальность мышления, продемонстрированную в том числе фокус-группами, россияне не хотят настоящей войны, то есть государств с государствами, ядерной.
Поэтому у милитаризации с ее пропагандой есть свой предел. Но при этом, надо понимать, военный дискурс власти, применение ею силы, «добро» на оборонные расходы будут поддержаны большинством населения. Это же условие сохранения важнейшей для массового сознания «стабильности» и радость за вновь обретенное чувство статуса великой державы с ее военной и геополитической мощью.
