Эффект Ленина–Трампа

Возможно, когда-нибудь и такое оппозиционное меньшинство куда-нибудь пройдет. Лишь бы при этом не прозвучало за спиной: «Гражданин, пройдемте!» Фото со страницы партии ПАРНАС в Facebook

В основе этого неожиданного феномена лежат исследования, полученные на компьютерных моделях. Просто для такой победы у реальной оппозиции стратегия должна быть принципиально иной, чем та, которой проигрывавшие фатально придерживаются.

Во-первых, должны быть оставлены все попытки создания объединенной оппозиции. Ошибочно считается, что чем сплоченней ряды оппозиции, тем больше у нее шансов прийти к власти. И наоборот – чем больше число оппозиционных партий, тем меньше шансов победить. Новые научные результаты опровергают это представление.

Для того чтобы победить, оппозиция должна разъединяться, а не укреплять единство методом сложения сил. Рост числа оппозиционных партий увеличивает шансы возникновения «цепной реакции» среди электората в поддержку оппозиции.

Во-вторых, оппозиции категорически нельзя идти на выборы в ситуации, когда подавляющее большинство общества считает, что существующая власть имеет всенародную поддержку. И без разницы, так ли это на самом деле. Участие в выборах в такой ситуации для оппозиции не только бесперспективно, но и крайне невыгодно. Такие выборы только укрепят в обществе уверенность в наличии у власти всенародной поддержки. А это гораздо хуже для оппозиции, чем просто ее очередной проигрыш на выборах.

Отсюда последний – третий момент. Все силы и ресурсы оппозиция должна бросить на изменение общественного мнения, что власть имеет всенародную поддержку. Именно это, а не допуск к выборам и не предвыборная агитация способно дать оппозиции шанс победить в ситуации, когда число ее сторонников перед выборами невелико, но зато число оппозиционных партий значительно.

Упомянутые исследования по компьютерному моделированию – плод кооперации университетов из пяти стран. И это не просто моделирование уже состоявшихся трендов, со статистическими выводами о прошедших событиях. Это новые математические модели, позволяющие понять причины уже произошедшего и предсказать наиболее вероятные сценарии дальнейшего хода событий. Многие кейсы из реальной жизни, от победы партии Ленина в 1917 году до нынешнего колоссального успеха Трампа, свидетельствуют в пользу достоверности этих математических моделей.

«Черный лебедь» и волны непредсказуемости

Еще пять лет назад считалось, что, пока оппозиция не получит поддержку 10% бескомпромиссно настроенных сторонников, смена власти не может произойти. Имея непосредственное отношение к миру IT-технологий, в одном из изданий я опубликовал статью о том, что суперкомпьютер рассчитал, при каких условиях сменится власть в России. 

Это может произойти при достижении пороговой доли в 10% тех, кто является убежденным сторонникам оппозиции. Именно тогда возникает эффект «цепной реакции» ее поддержки. Причем не только среди неопределившихся, но и среди сторонников провластной партии.

Этот порог давно интуитивно предполагали политтехнологи и социологи. Но подвести под это математическое объяснение и построить численную модель процесса смогли лишь пять лет назад.

За прошедшие годы социально-политические условия в России изменились так, что шансы несистемной оппозиции получить поддержку 10% избирателей практически сошли на нет. Значит ли это, что у нее нет шансов прийти к власти в ближайшее время?

Давайте разбираться

Набирающая силу волна цветных революций после 2011 года активизировала исследования оппозиции в борьбе за власть. А в прошлом году к ним присоединился и всемирно известный исследователь влияния случайных и непредсказуемых событий, автор мирового бестселлера «Черный лебедь» – Нассим Талеб.

В результате были не только построены новые, более совершенные и точные компьютерные модели, но и была проведена их проверка на практике с использованием реальных данных, как исторических, так и самых свежих – практически сегодняшних.

Новые компьютерные модели показывают: существуют условия, при которых оппозиция может победить, изначально имея всего несколько процентов поддержки в обществе.

Прежде чем назвать эти условия, следует уточнить два момента.

Во-первых, объектом упомянутых исследований является именуемое в них немного по-разному – убежденное/негибкое/бескомпромиссное/нетолерантное – меньшинство. Для лаконичности обозначим его как активное меньшинство людей, убежденных в правоте исповедуемых ими идей настолько, что ни при каких условиях от них не откажутся, а также заинтересованных в претворении этих идей в жизнь и готовых для этого работать в направлении, подчеркнем, мирного и демократического перехода от одной партии к другой.

Во-вторых, нужно понимать, что 10-процентное пороговое значение, при достижении которого с большой вероятностью может начаться «цепная реакция» роста числа сторонников активной оппозиции, относится лишь ко времени, когда она представлена только одной партией. Например, как это обычно бывает в США: демократы у власти, а республиканцы в оппозиции или наоборот.

Порог срабатывания цепной реакции при наличии в оппозиции более одной партии пять лет назад был еще не известен. Но сегодняшние математические модели способны определять этот порог для произвольного числа партий.

Новые исследования отвечают, в частности, на следующие принципиальные вопросы:

• каков минимальный пороговый уровень, запускающий цепную реакцию поддержки бескомпромиссно настроенного меньшинства большинством и при каких условиях он минимален?
• существуют ли реальные примеры запуска цепной реакции при минимальном уровне изначальной поддержки?
• как можно предотвратить запуск цепной реакции?
• каков минимальный порог запуска цепной реакции и при каких условиях он минимален?

Результаты моделирования показывают, что минимальный пороговый уровень, запускающий цепную реакцию поддержки активно настроенного меньшинства, составляет всего 3–5%.

Первым и ключевым условием этого является широкий плюрализм мнений в среде оппозиции – то есть если оппозиционных партий много и каждая из них придерживается своих позиций. Такое условие кажется абсолютно недопустимым. Любой политтехнолог (да и любой обыватель) уверен, что мелкие оппозиционные партии будут лишь дробить электорат, отбирая голоса сторонников друг у друга. И в итоге ни одна из них не сможет набрать заветные 10% сторонников. Но как показывает моделирование, это совсем не так.

С ростом разноголосицы в рядах оппозиции пространство мнений электората с большой вероятностью начинает «схлопываться» в результате так называемой ренормализации. Происходит что-то типа фазового перехода, и большинство оппозиции начинает поддерживать какую-то одну из оппозиционных партий. Какую? Наука пока что не может ответить на этот вопрос. Но тем не менее «фазовый переход» от более или менее равномерной поддержки всего спектра оппозиционных партий к доминирующей поддержке одной из них с большой вероятностью произойдет. И чем больше оппозиционных партий, тем выше эта вероятность.

Отсюда выводы:

• увеличение числа оппозиционных партий (или кандидатов – например, при президентских выборах) снижает порог запуска цепной реакции, перераспределяющей сторонников в пользу одной (одного) из них;
• для повышения шансов победить оппозиция должна стремиться не к объединению, а к размежеванию, увеличивая тем самым число оппозиционных партий.

Если в итоге «ренормализованная оппозиция» получит 10% сторонников среди населения, с большой вероятностью может начаться новая цепная реакция – теперь среди большинства населения. Это происходит как среди молчаливого большинства, ранее пассивно и по инерции поддерживавших партию существующей власти, так и среди активного большинства сторонников власти.

Вторым условием, повышающим вероятность описанных выше цепных реакций, является географическое распределение бескомпромиссно настроенной оппозиции. Очень важно, изолированы ли ее сторонники в малом числе городов или распределены среди большинства населения.

Третье условие – цена, которую заплатит человек, меняя свое прежнее предпочтение на поддержку активно настроенного меньшинства. Иллюстрируя это условие на неполитическом примере, Нассим Талеб показывает, что среди напитков, производимых в США, почти все кошерные, хотя процент населения, потребляющих исключительно кошерные напитки, составляет всего лишь 0,3%. Но хитрость в том, что себестоимость производства кошерного и некошерного напитков почти такая же. Зато кошерный напиток выпьет и большинство (которому все равно, кошерный напиток или не кошерный), и непримиримое меньшинство, не станущее пить некошерный напиток ни в коем случае. То есть цена, которую заплатит и производитель, и потребитель за переход на кошерный напиток, почти нулевая. В случае же политики цена смены позиции в поддержку меньшинству не столь очевидна. Но об этом чуть позже.

История и современность подтверждают теорию

Авторы исследований отмечают, что найденные ими закономерности в жизни работают универсально во всех вариантах: при партийных выборах, при выборе президентов/губернаторов/мэров или при референдумах и даже в случаях, когда никаких выборов вообще не происходит, а все случается будто бы само собой. К последнему варианту, к слову, относятся практически все неполитические истории – здесь меньшинство побеждает либо в результате смены общественных настроений, либо через смену законов.

Наиболее широко известный пример (в варианте «вообще без выборов») – это получение поддержки большинства населения большевиками под руководством Ленина в 1917 году как следствие фрагментации оппозиции на более чем 30 политических партий. В результате большевики, имея в начале 1917 года всего 24 тыс. членов (для сравнения: в партии эсеров тогда было около 0,5 млн членов), в июне на I Съезде Советов получают (в результате первой цепной реакции) уже 12% мандатов, а в январе на III Съезде Советов (в результате второй цепной реакции и объединения с левыми эсерами) – уже 94% мандатов.

Проведенное моделирование опровергает расхожую мысль, что единственным условием победы большевиков было мудрое руководство Ленина при наличии так называемой революционной ситуации: выбор момента (знаменитое «вчера рано, завтра – поздно»), тактический союз с Троцким, штурм Зимнего дворца (которого как штурма никогда не было). Все это так. Но, к сожалению, не переводимо в цифры и потому математически не проверяемо. А вот влияние числа оппозиционных партий на уровень поддержки населения в те дни можно проверить на компьютерной модели. И получается, что, если бы тогда в оппозиции к власти было не 30, а например, три партии, шансы успеха большевиков были бы минимальны из-за отсутствия цепной реакции поддержки среди населения.

Если кому-то этот пример победы партии Ленина покажется недостаточно убедительным из-за давности, вот совсем свежий пример – победа Трампа, ставшего кандидатом от Республиканской партии в этом году.

Решающим фактором этой победы Трампа стала большая изначальная фрагментация претендентов. По словам одного из соавторов исследования Вильяма Пикеринга, при моделировании процесса с 17 кандидатами и уровнем поддержки Трампа в июне этого года в 6% «его успех был не просто возможен, но и крайне вероятен… Но если бы у республиканцев было всего несколько кандидатов, успех кампании Трампа был бы куда скромнее».

Второй из соавторов, профессор Болеслав Шиманский объясняет на примере Трампа, как работает теория: «Число людей, нужных, чтобы поколебать мнение большинства, становится все меньше и меньше, когда число мнений становится все больше и больше, – и есть математическая причина, почему это происходит».

Из экономии времени читателей я не буду здесь приводить другие примеры из реальной жизни, отметив лишь среди них забавный пример Арнольда Шварценеггера, не имевшего вообще никакого политического опыта, но победившего на выборах губернатора Калифорнии в 2003 году. По словам авторов исследования, причина этой победы была в том же – в выборах участвовало 135 кандидатов. И фишка здесь не в том, что кто-то из 135 кандидатов все равно должен был победить, а в том, что если бы кандидатов было всего несколько, шансов победить у Шварценеггера не было. И это не предположение, а следствие из математического описания процесса выборов. Никакой цепной реакции тогда бы просто не запустилось, и кандидат Шварценеггер остался бы со своими 4% голосов избирателей.

Страх изоляции и спираль молчания

Как предотвратить запуск цепной реакции?

Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к упомянутому выше третьему условию, повышающему (или понижающему) вероятность возникновения цепных реакций. Это цена, которую заплатит человек за смену своего мнения в пользу поддержки бескомпромиссно настроенной оппозиции.

Чтобы понять, что стоит за этой ценой, давайте обратимся еще к одной важной работе, в которой рассматривается роль лжи в формировании общественного мнения. Результаты моделирования показали следующее.

Ключевым фактором общественного мнения является не то, что люди на самом деле думают, а их представления о мнении большинства. В результате, каким бы ни было изначальное распределение мнений в обществе, в процессе коммуникаций (индивидуальных и через СМИ) общественное мнение довольно быстро приходит в состояние, соответствующее представлениям людей о мнении большинства.

При этом доля бескомпромиссных нонконформистов составляет всего лишь примерно 3% и мало зависит от наличия или отсутствия в обществе наказания за ложь.

А мотивацией к конформистской лжи (агент говорит не что думает, а что, по его мнению, думает большинство) является страх изоляции.

Существует даже специальная теория «спирали молчания»: человек с меньшей вероятностью выскажет свое мнение на ту или иную тему, если чувствует, что находится в меньшинстве, так как боится возмездия или изоляции (игнорирования).

Однако результаты моделирования позволяют сделать новый практический вывод из теории «спирали молчания». Компьютерная модель показывает, что страх изоляции является необходимым и достаточным условием для выстраивания подавляющего большинства общества в поддержку единой конформистской точки зрения. 

И следовательно, для того, чтобы предотвратить запуск цепной реакции увеличения роста числа сторонников активно настроенной оппозиции среди большинства, в современном информационном обществе можно не тратиться на изощренную пропаганду и силовые структуры для устрашения населения. Достаточно убедить «широкие народные массы», что власть пользуется поддержкой подавляющего большинства, чтобы это большинство стало говорить, писать и голосовать за власть. Ну а технология убеждения большинства очевидна – государственный контроль над СМИ. А дальше страх изоляции приведет широкие массы в нужное состояние.

Но страх изоляции – это всего лишь термин, используемый в психологии. Его проявления, говоря словами Максима Кантора, весьма разнообразны: «Некоторые называют свой страх лояльностью, осторожностью, взвешенным поведением. Но это обычный страх. Боятся отбиться от стада, нарушить конвенцию кружка, сказать поперек групповой морали. А что это за групповая мораль, чья она – государства, церкви, колледжа, борделя, ОПГ, редакции, кухни и т.п. – значения не имеет. И пока миром правит трусость, с ним можно делать что угодно».

Таким образом, выстраивается довольно простая логика. Поскольку страх изоляции является необходимым и достаточным условием для отстраивания электората в поддержку власти, не победив в обществе этот страх, выходить на выборы не имеет смысла. Мало того. Каждые новые проигранные оппозицией выборы будут только укреплять подавляющее большинство электората в мысли о всенародной поддержке власти (существующей на самом деле или навеянной пропагандой). В результате страх изоляции будет только нарастать.

Поэтому, чтобы увеличить шансы на победу, путь у оппозиции только один – бросить все силы и ресурсы, чтобы убедить общество: не нужно бояться изоляции, нет никакой «единодушной поддержки», а трусость, как говорил Иешуа Га-Ноцри, – один из самых страшных пороков.