Анатолий Вишневский
Современные художники могут по этой проблеме высказываться и так... Фото Reuters
Когда большинства сегодняшних родителей, да и многих сегодняшних борцов с абортами еще не было на этом свете, я писал: «Аборт – один из методов, с помощью которого женщина реализует свою свободу выбора в области деторождения. Но это варварский метод, наносящий вред здоровью женщины и травмирующий ее психику... В СССР аборт разрешен, и это правильно. Тем не менее аборт как средство внутрисемейного регулирования рождаемости уже стал анахронизмом и должен быть в максимально возможной степени вытеснен контрацепцией».
Я и сегодня так думаю.
В России (тогда РСФСР) в конце 1960-х годов число абортов было чудовищно велико, в некоторые годы – свыше 5,5 млн. Абортом прерывались 70–75% беременности. В 1970 году коэффициент суммарной рождаемости в России (1,97) был примерно такой же, как в Швеции (1,94). Но при этом у нас на 100 родов приходилось 254 аборта, а в Швеции – 15. Откуда такое невероятное различие?
Ответ прост: Россия вместе со всем СССР проспала «контрацептивную революцию».
Общество предъявило запрос
К середине ХХ века подавляющее большинство населения России, как и всех развитых стран, перешло к внутрисемейному регулированию деторождения. На то были фундаментальные причины. Повсюду резко снизилась смертность, особенно детская, и прежняя высокая рождаемость стала ненужной и даже опасной. Никто не хотел демографического взрыва ни в своей семье, ни в своей стране. А в условиях низкой смертности этого можно избежать, только регулируя число рождения.
При нормальной супружеской жизни есть лишь два способа такого регулирования – либо предотвращение беременности, либо искусственное ее прерывание.
Оба способа были известны очень давно, но практика их использования никогда не была широкой. Большинство людей даже не подозревало о существовании таких способов, массового запроса на них не было. А теперь он появился.
Известный русский философ Василий Розанов с возмущением писал в 1896 году: «На медицинских факультетах как за границей, так и у нас открыто преподается преступное искусство вытравлять плод женский, и столь же открыто это «высокое искусство» излагается в курсах акушерства …. Следовало бы по крайней мере с кафедры и печатно не учить преступному». Так ли он был прав?
Слова «появился запрос» звучат абстрактно, пока мы не всмотримся, какие формы он принимал в реальной жизни. Выдержка из сочинения 1903 года: «Из средств, употребляемых для прерывания беременности, на первом плане стоят механические, как то: поднимание тяжестей, прыгание со стола или скамейки, тугое бинтование и разминание живота, трясение всего тела и т.п. В большом употреблении настой тысячелистника, маточные рожки, толченый янтарь, порох, отвар можжевельника, свежий выжатый сок чистотела, настой шафрана, иногда и живая ртуть. Появились случаи употребления внутрь фосфора, автору известно 13 случаев, все 13 женщин умерли». Так неужели же легальный аборт в медицинском учреждении, сделанный врачом, обученным «преступному искусству вытравлять плод женский», хуже?
То же и с предотвращением беременности. Еще одна давняя книга под названием «Исследование о рождении и смертности детей в Новгородской губернии» (1866). Ее автор, протоиерей Гиляровский, писал о том, что крестьянские женщины добивались уменьшения числа рождений, намеренно увеличивая срок кормления грудью «далее пределов законных, продолжают кормить грудью ребенка до четырех и до пяти лет и кормят чужого, иногда и беззубых щенят, не говоря уже об извлечении ими своего молока и более неестественным способом». Неужели так и должно было оставаться?
А ведь было не только это. С древнейших времен известен отказ от детей, то есть, по сути, обречение их на смерть, детоубийство.
В России правительство чуть не со времен Петра I, и уж точно со времен Екатерины II, пыталось хоть как-то помочь сохранить жизнь подкидышам, были учреждены воспитательные дома, куда их можно было сдать анонимно, но эффект был невелик. В этих домах смертность была очень высокой, они не справлялись с наплывом брошенных детей. Младенцев раздавали на воспитание крестьянам окрестных деревень, что давало тем дополнительный заработок, но и это не помогало, дети, как писал Глеб Успенский, «мрут, как мухи». Он описывает сцену, когда крестьянки приходят в воспитательный дом за новой порцией «шпитонцев» (питомцев). «Давай, которые живы, не задерживай… А на место, которые умерли, новых надыть получать. Там, поди, уж про нас эво сколько запасено новизны-то!» В России крестьяне практически не знали аборта. Как говорилось в одном из докладов на съезде Общества русских врачей 1889 года, «изгнание плода с преступной целью… не наблюдается среди народов России. Преступление это скорее заменяется убийством новорожденных детей».
Не уверен, что кто-нибудь из нынешних российских «пролайфистов» читал роман Льва Толстого «Воскресение», но если бы читали, то не могли бы не заметить такого пассажа: «Незамужняя женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего в работе ребенка, и он скоро умирал от голода. Так умерло пять детей...»
И еще один пример из уже упомянутого Глеба Успенского. Речь идет о муже и жене, которые, имея одного ребенка, «порешили не иметь детей до поры до времени», но ошиблись в расчетах. «Ах, – думал Гаврила в дороге, – никак по числам-то не выйдет»… То же думала и Авдотья. В июне Авдотья родила, к ужасу мужа и жены, двоих девочек. Это было так глупо и ни с чем не сообразно, так расстроивало все планы. Однажды автор случайно зашел в избу Гаврилы и Авдотьи, когда их не было дома, и заглянул в люльку. «Две девочки лежали головами врознь; лица их были необыкновенно красны, как кровь, а рты были раскрыты, как у голодных птенцов… Я нагнулся: от детей несло водкой… Водка была в рожках. Дети умерли в ту же ночь. Они были лишние, появление их нарушило расчеты и весь обиход труда. И вот их уже теперь нет».
Вторая половина XIX века, к которой относятся эти примеры – лишь начало формирования «запроса общества», порожденного величайшим достижением современности – небывалым снижением смертности. Это был вызов, и все общества, прошедшие через такое снижение, должны были на него ответить.
Кто должен был ответить на запрос общества?
На этом поле было три главных игрока: наука, государство, Церковь.
Ответ науки. Во второй половине XIX века многие западные страны столкнулись с увеличением числа нелегальных абортов, и появились феминистские организации, которые отстаивали право женщины на аборт. Но это не значит, что западные общества относились к аборту с большим восторгом и не понимали медицинских, психологических и нравственных издержек этого способа регулирования рождаемости. Шел активный поиск альтернативы аборту, и он увенчался успехом. Прорыв был совершен в 1950-е годы, когда были созданы как внутриматочные, так и гормональные противозачаточные средства, отличающиеся высокой надежностью. В 1960-е годы и те и другие получили широкое распространение, что и составило смысл «контрацептивной революции». Она означала приговор аборту как массовому средству регулирования рождаемости.
Наука выполнила свою часть работы.
Ответ государства. Государство нигде не жаловало ни сторонников аборта, ни пропагандистов противозачаточных средств. Их преследовали, их сочинения конфисковались и уничтожались. Так было, например, в Англии и США на протяжении почти всего XIX века, так было во многих европейских странах в первой половине ХХ.
Сейчас все это в прошлом. В большинстве развитых стран (хотя есть и исключение) государство не запрещает аборт, а благоприятствует распространению и использованию противозачаточных средств, население хорошо знает о них, в том числе и благодаря половому воспитанию в школе. Поэтому аборт если и существует, то лишь как маргинальное явление. Контрацептивная революция все больше выходит за пределы Европы или Северной Америки, даже в такой стране, как Иран, в 1990-е годы ввели обязательное прохождение курсов по контрацепции перед вступлением в брак.
Россия за советский этап своей истории пережила периоды и разрешенного, и запрещенного аборта. Но ни в том, ни в другом случае государство не предпринимало сколько-либо заметных усилий к тому, чтобы предложить обществу альтернативу, то есть предупреждение нежеланной беременности, что и вело к формированию «абортной культуры».
Минздрав СССР с большой неприязнью встретил появление гормональной контрацепции и, по сути, дезинформировал население, постоянно подчеркивая негативные последствия их применения. Обеспеченность противозачаточными средствами нового поколения была очень низкой, правда, и спрос на них был невелик – большинство женщин просто не знали об их существовании.
На рубеже 80-х и 90-х годов число абортов в России мало отличалось от того, что было на рубеже 60-х и 70-х. В 1988 году в России было зафиксировано 4,5 млн абортов – 196 на 100 родов, иными словами, две трети беременностей заканчивались их искусственным прерыванием.
Советское государство своей части работы не выполнило. Огромное распространение абортов в СССР в 60–80-е годы на его совести.
Ответ Церкви. Церковь всегда осуждала попытки воспрепятствовать зачатию, и пока смертность была высока, в этом был глубокий смысл. Еще в середине XIX века в центре Европы, в Германии, из каждой тысячи новорожденных 300 умирали, не прожив и года, в России так было до конца XIX века. Чтобы избежать вымирания, женщины должны были рожать как можно больше, отсюда культурный, а стало быть, и религиозный запрет на всякое своеволие женщины в деле производства потомства.
Но что делать, когда младенческая смертность снижается чуть не в 100 раз, а до среднего возраста матери доживают не 40–45% родившихся девочек, как было в России в конце XIX века, а почти 100? Продолжать рожать по-прежнему? В этом случае небывалый рост населения разрушит все вековое равновесие и приведет к поистине непредсказуемым последствиям. Снизить рождаемость? На этот путь и становятся один за другим все народы, вначале европейские, а позднее и остальные, но он предполагает отказ от освященного традицией запрета на «своеволие» женщины или супружеской пары.
Церковь – главный хранитель традиции, ей труднее всего принять этот отказ, она должна быть консервативной. Но никакой консерватизм не может быть доведен до полного неприятия любых перемен, иначе не было бы Иисуса Христа. Где грань между тем, какие перемены можно принять, а какие нельзя? Неприятие аборта Церковью более чем понятно, но может ли она поддержать ту линию борьбы с абортом, которая во всем мире демонстрирует свою весьма высокую эффективность: вытеснение аборта контрацепцией?
Первой с этой проблемой столкнулась Католическая церковь между двумя мировыми войнами, когда население европейских стран стало широко применять противозачаточные средства. Тогда увидела свет энциклика «О целомудренности брака» (Casti Connubii) папы Пия XI (1930), запрещавшая супругам прибегать к каким бы то ни было способам предотвращения зачатия, кроме периодического воздержания. Контрацептивная революция 60-х годов потребовала нового обращения Ватикана к этой теме, и в 1968 году папа Павел VI в своей энциклике «Человеческая жизнь» (Humanae Vitae) подтвердил запрет Пия XI на искусственную контрацепцию. При этом ему пришлось пренебречь мнением большинства членов специальной комиссии, созданной еще его предшественником папой Иоанном XXIII, которые не видели принципиального различия между разрешенными естественными и запрещаемыми искусственными методами предотвращения зачатия.
Любопытно, что тогда же на энциклику откликнулся православный богослов митрополит Антоний Сурожский, который выразил свое несогласие с ней и высказался в том же смысле, что и проигнорированное папой большинство комиссии: «Проблема исключения зачатия – вовсе не вопрос применяемых методов».
Но сегодняшняя официальная позиция РПЦ близка к позиции Ватикана. Она признает некоторые способы предотвращения зачатия (например, тот, которым пользовались со столь тяжелыми последствиями упомянутые выше Гаврила и Авдотья) и не признает современные эффективные контрацептивы, утверждая, что они прерывают на самой ранней стадии жизнь эмбриона, и поэтому «к их употреблению применимо суждение, относящееся к аборту».
Богословие и празднословие
 |
| Почему-то российские женщины видят жизнь во всей ее порой трагической сложности. Чего не скажешь о российских политиках. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru |
Ответили ли католики на призывы Ватикана отказом от противозачаточных средств? И не подумали. Рождаемость в католических странах – одна из самых низких в Европе, притом что абортов в них делается мало. В Польше их почти совсем нет, больше всего в Италии, в 2012 году было сделано 20 абортов на 100 родов, притом что в России 56. За счет чего же такая низкая рождаемость? За счет не рекомендуемых Ватиканом противозачаточных средств.
Так стоило ли огород городить?
Но, может быть, православные более сознательны и, прислушавшись к доводам Церкви, не в пример итальянцам или испанцам сами отказались от контрацептивной революции? Не похоже.
Мы видели, что советское государство, как могло, тормозило ее начало, за что миллионы женщин расплачивались абортами. В постсоветское время события развивались иначе. Наши женщины получили доступ к информации о современных противозачаточных средствах и к самим этим средствам, появившимся в необходимом ассортименте. И позиция государства стала иной. В начале 90-х в России была принята федеральная целевая программа «Планирование семьи», в 1994 году получившая статус президентской. В указе президента говорилось, что главным основанием для разработки такой программы была «высокая распространенность абортов при снижении рождаемости… Аборт остается главным методом регулирования рождаемости, ежегодно производится около 4 млн абортов... В структуре материнской смертности аборты составляют одну треть». Была обозначена цель «снизить число абортов на 25–30% от исходного уровня».
В рамках программы осуществлялись государственные закупки контрацептивов, велась работа по повышению информированности населения, готовились специалисты и т.п. Программа была инициирована российской ассоциацией «Планирование семьи», позднее переименованной в российскую ассоциацию «Народонаселение и развитие». Уставная цель ассоциации – «содействие внедрению современных методов контрацепции для профилактики непланируемой беременности и аборта, для снижения уровня материнской смертности, для рождения желанных и здоровых детей».
Вся эта деятельность соответствовала позиции международных организаций, сформулированной, в частности, в докладе Каирской международной конференции 1994 года: «Правительству следует предпринять соответствующие шаги, чтобы помочь женщинам избегать аборта, который никоим образом не должен пропагандироваться в качестве метода планирования семьи, и во всех случаях обеспечить гуманное обращение с прибегшими к аборту женщинами и их консультирование».
Указ президента 1994 года, не в пример многим другим указам, был выполнен. Если брать за исходный уровень 1993 года, когда интенсивность абортов в расчет на 100 родов была максимальной, а их абсолютное число превышало 3,2 млн, то при снижении на 30% число абортов должно было уменьшиться до 2,3 млн в год. В 1999 году их было уже 2,2 млн, и это число продолжало падать.
Именно с 1994 года стал стремительно снижаться главный показатель распространенности абортов: число абортов на 100 родов, иными словами, доля беременности, заканчивающейся абортом. Прерывание беременности все больше замещалось ее предотвращением.
Поражает скорость снижения показателя, который до этого не удавалось существенно снизить на протяжении 30 лет. За два последних десятилетия (с 1994 по 2014 год) он снизился в 4,5 раза и каждый год приносит новые успехи. Только что опубликованы данные за 2015 год: число абортов снизилось еще почти на 100 тыс. Если взять женский возраст, на который приходится наибольшее число рождения и наибольшее число абортов, от 20 до 35 лет, то в 2014 году на 1 тыс. женщин этого возраста родилось 93,4 ребенка – ровно столько же, сколько в 1990 году. Но тогда на 1 тыс. женщин приходилось свыше 140 искусственных абортов, а теперь – меньше 30. За счет чего разница?
Да именно за счет того, что использование противозачаточных средств, осуждаемых богословами, но рекомендуемых ошельмованной и определенной в иностранные агенты российской ассоциацией «Народонаселение и развитие», приобрело массовый характер, и если еще не совсем убило аборт, то явно ведет к этому.
Чем хуже, тем лучше
Число абортов на глазах снижается, и, казалось бы, радоваться надо столь успешному развитию событий. Но не радость мы видим на лицах борцов с абортами, а уныние, и их можно понять. Рушится пьедестал, взгромоздившись на который они изображают народных радетелей, и они пытаются перейти в наступление и начинают нагнетать напряжение там, где оно на самом деле непрерывно ослабевает. Сказать, что это делается топорными методами, значит ничего не сказать.
В марте 2009 года средства массовой информации разнесли по всему свету слова председателя Комитета по социальной политике и здравоохранению Совета Федерации Валентины Петренко о том, что в связи с кризисом в России «количество абортов выросло в разы», а чуть позднее она уточнила, что за последние четыре месяца оно выросло в 20 раз. Не знаю, где Петренко брала свою статистику, на нашем графике видно, что и число, и интенсивность абортов продолжили снижаться и в 2008, и в 2009 годах, да и текущая информация говорила о том же. Но главное не в этом. Неужели она, взрослая женщина, не понимает, что для того, чтобы в 20 раз увеличилось число абортов (да еще при одновременном росте числа рождений), вначале во столько же раз должно увеличится число зачатий? Вот что значит отсутствие полового воспитания!
Еще один пример. В 2010 году Елена Мизулина, тогда председатель комитета Государственной думы по вопросам семьи, женщин и детей, заявила, что, хотя по официальным данным было сделано около 1200 тыс. абортов, но это статистика, полученная «исключительно по данным муниципальных учреждений, а показатели по абортам, произведенным в коммерческих медицинских центрах, увеличивают эту цифру в пять, а то и в восемь раз».
В соответствии с российскими законами, частные клиники, так же, как и государственные, обязаны предоставлять статистическую информацию о своей деятельности. И поскольку пока аборт у нас разрешен, никакой заинтересованности скрывать статистику абортов и вступать в конфликт с законом у частных клиник нет.
Так что заявление Мизулиной лживо, но оно еще и невежественно. Если умножить 1,2 млн на 5 или на 8, то получим от 6 до 9–10 млн абортов при почти 2 млн рождений, то есть от 8 до 11–12 млн зачатий, что невозможно при том количестве женщин детородного возраста, которое имелось в России в 2010 году, тем более с учетом уже получившей очень широкое распространение практики предупреждения беременности.
Аборты и рождаемость
Благонамеренные абортоборцы не всегда опираются только на морально-религиозные соображения, частенько они совершают вылазки и в область демографии. Некоторое время назад журналистка Юлия Латынина, выступая по «Эху Москвы», заявила, что начиная с 1990 года Россия из-за абортов не досчиталась 50 млн рождений и что поэтому она поддерживает законопроект о запрете аборта. Она даже сочувственно вспомнила запрет абортов 1936 года, потому что, по ее мнению, он привел к росту числа рождений.
Всего знать не будешь, не все знает и Юлия Латынина. Число рождений в России в то время действительно росло за счет низкой базы, до которой оно опустилось в 1933-м и особенно в 1934 году в результате страшного голода. Больше всего число рождений выросло в 1935 году, до запрета аборта, в 1936-м прирост снизился, и запрет аборта, видимо, действительно притормозил его сокращение, в 1937 году он был большим, чем в 1936-м. Но это и все. В 1938 году роста числа рождений не было, в 1939-м это число сокращалось, в 1940 году оно уже было ниже, чем в 1936-м, а к уровню 1931 года, когда аборт был разрешен, не вернулось никогда. Вот и весь демографический эффект запрета аборта, который, как писал в те годы журнал «Социалистическая законность», «превратился в дорого оплачиваемое преступление».
Давно известно, что никакой связи между рождаемостью и распространенностью абортов нет. В Польше, при почти полном отсутствии легальных абортов, рождаемость едва ли не самая низкая в Европе. В Ирландии, где аборты запрещены, она такая же, как во Франции или Нидерландах, где они разрешены. Сегодня уровень рождаемости определяется намерением людей, а не средствами, с помощью которых они осуществляют это намерение. Средства же бывают разными, аборт лишь одно из них, но он, к счастью, все больше вытесняется на обочину.
Аборт – зло, но кто главный носитель этого зла, на кого надо обрушить наше негодование? Это, конечно, не государство, не его институты здравоохранения или образования, которые постарались не заметить нового запроса общества, а потому и не ответили на него.
Это не Церковь, которая всегда была против абортов, а сейчас еще и против контрацепции. Это и не доброхоты – ханжи обоих полов, которые, подобно героине одного дореволюционного рассказа, краснеют даже при слове «омнибус», потому что оно похоже на «обнимусь», а уж что с ними происходит при словах «половое воспитание», просто нельзя описать, оставаясь в рамках приличия. Так кто же это?
Это та несчастная неосторожно или не по своей воле забеременевшая женщина, которая силой обстоятельств вынуждена искать выход в аборте. Что это за обстоятельства, кто эти женщины – нас это не интересует. Сама виновата, вот и весь сказ! За то и покараем.
Для начала рублем. Уже не один год представители РПЦ добиваются выведения аборта из системы ОМС: почему честные налогоплательщики, тем более отрицательно относящиеся к аборту, должны расплачиваться за непотребное поведение презренных абортичек? У нас прозрачный бюджет, каждый налогоплательщик до копейки знает, куда расходуются его кровные денежки, всегда только на богоугодное, а тут такая черная дыра!
И, похоже, этот меркантильный, мелочно-мирской довод и впрямь оказался любезен народу. Даже съезд российских педиатров поддержал замечательный почин Церкви «о необходимости планомерной работы по снижению количества абортов, в том числе по ограничению их государственного финансирования». Вот, оказывается, в чем представители самой гуманной профессии видят путь к избавлению от абортов.
Но, конечно, наказание рублем – это только для начала. Есть и более серьезные планы, есть даже законопроекты, предлагающие ввести уголовное наказание, например, сажать за аборт в тюрьму на год, и не только женщину, но и ее партнера, а также врача, сделавшего операцию. Совсем недавно призыв к полному запрету аборта (а значит, и к санкциям против нарушителей запрета) подписал патриарх Кирилл. Последнее уже совсем странно.
Теперь новое придумали: запретить беби-боксы. Рядовое газетное сообщение: «Госдума и РПЦ объединили свои усилия в борьбе с беби-боксами, установленными в родильных домах». Против кого борьба-то? Да все против той же женщины, загнанной обстоятельствами в угол (в данном случае, правда, еще и против младенца, получающего шанс на жизнь). То есть мы ее еще и с этой стороны подталкиваем к аборту.
Видно, этого-то нам и надо, чтобы удержаться на пьедестале. Обличение пороков всегда было прекрасной кормушкой, карьерной стезей, как же нам без пороков?
