Нынешнее противостояние России и Запада навевает тревожные аналогии

Портретист схалтурил – забыл нарисовать сигару. Неизвестный художник. Портрет Уинстона Черчилля в форме ВВС.  Национальный архив Великобритании

У Черчилля за его жизнь было много наград, но неменьшее количество представляли легенды и мифы о его феерической биографии.

Сегодня, когда международная обстановка носит весьма напряженный характер, в обиход политиков, да и вообще жителей Европы, Азии и Америки, самое время вернуть его Фултонскую речь, после которой человечество получило в употребление пугающий мир термин «холодная война».

Это определение навсегда стало приписанным Черчиллю, хотя он его в своей речи не употребил. И вообще поначалу сам не придал своему выступлению то значение, которое мир придал этой истории после.

Так, 5 марта 1946 года он, приехавший в Америку подлечиться, и знать не знал, чем это закончится.

«Меня попросили сказать просто десять слов, но не сказали о чем. Я скажу то, что пришло мне сейчас в голову: я испытываю огромное удовольствие от ласковых солнечных лучей в Майами-Бич», – признался он в беседе с провинциальным репортером.

Всю эту историю придумал не Черчилль, а президент заштатного мужского колледжа в Фултоне професcop Макклуер. Это он в поисках средств для своего заведения занимался тем, что нынче назвали бы пиаром. У этого человека в Вашингтоне был однокурсник, генерал Вайн, дослужившийся до советника президента США. Благодаря советнику Трумэн не только попросил Черчилля выступить, но и решил сам сопровождать его в Фултон.

В поезде Трумэн и Черчилль играли в покер. Последний восхищался Америкой, но при этом заметил, что американцы мало выпивают за ужином. Хотя сам Черчилль выпил вечером свою традиционную дозу, он еще в очередной раз правил тезисы выступления, которые озаглавил «Сухожилия мира».

Прибыв 5 марта на поезде в столицу штата Миссури, Трумэн и Черчилль поехали в Фултон на открытых машинах. Въезжая в городок, гость пошутил: «Я не могу зажечь свою сигару на таком ветру и знаю, что все будут разочарованы».

Черчилль не разочаровал Фултон. Будущий лауреат Нобелевской премии по литературе здесь, как и везде, говорил образно: «Тень упала на сцену, еще недавно освещенную победой альянса. Никто не знает, что советская Россия и ее международная коммунистическая организация намерены делать в ближайшем будущем и есть ли какие-то границы этой экспансии... Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к военной слабости. По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе – насколько это в наших силах – действовать с позиций малого перевеса, который вводит в искушение заняться пробой сил. Если западные демократии будут стоять вместе в твердой приверженности принципам Устава Организации Объединенных Наций, их воздействие на развитие этих принципов будет огромным и вряд ли кто бы то ни было сможет их поколебать. Если, однако, они будут разъединены или не смогут исполнить свой долг и если они упустят эти решающие годы, тогда и в самом деле нас постигнет катастрофа».

Катастрофа в самом страшном варианте не случилась. Началась холодная война.

Когда в 2016 году в Москве проходила международная конференция «К 70-летию Фултонской речи Уинстона Черчилля», ректор МГИМО и академик РАН Анатолий Кортунов, в частности, сказал: «Хотя в Фултоне Черчилль не употреблял термин «холодная война», его речь по праву считается первым открытым призывом к ней, исходившим от одного из лидеров антигитлеровской коалиции. Черчилль, по сути, призвал к объединению двух ее ведущих государств, США и Великобритании, в борьбе против третьего – главного союзника в борьбе с общим врагом. Как такое могло произойти всего через полгода после окончания Второй мировой войны? Какую роль в этом стремительном развороте сыграли британская политика и сам Черчилль? Это вопросы, которые до сих пор обсуждаются историками».

Но если историки лишь обсуждают уроки той холодной войны, то нынешние политики России и Запада пока никак не могут сделать пусть маленькие, но шаги к тому, чтобы в нынешнем противостоянии почувствовалось дыхание теплого ветерка.