Игорь Андреев
Право матери и в Африке остается священным. Французская почтовая открытка.
"Какие очаровательные у тебя дети, Отина и, видимо, прекрасный муж. Ты счастлива, конечно?!" - обратился я к давней знакомой - африканке, случайно встретившись с ее семейством погожим воскресным днем в недорогом провинциальном кафе.
Мой, казалось бы, такой невинный и вполне дружелюбный вопрос, заданный в то время, когда ее спутник вышел по каким-то делам из-за стола, неожиданно поверг молодую женщину в глубокое уныние.
- Ты что, не любишь его?
- Нет, нет. В этом смысле все лучше некуда!
- Тогда в чем же дело?
- Как-нибудь потом. Не сейчас и не здесь, - с трудом выдавила из себя Отина сквозь навернувшиеся слезы.
Прошло еще несколько минут тягостного молчания. Наконец Одинго вернулся к столу. Отина уже пришла в себя, вернее, дети как бы вернули ее к повседневным делам и заботам.
Все прояснилось позже, когда по моему приглашению, переданному через общих знакомых, Отина и Одинго согласились, оставив детей на попечение подруги, вместе поужинать в гостинице, где я тогда остановился.
"Так в чем же дело? - настаивал я, когда мы закончили светский обмен обоюдными любезностями. - Если это секрет, я твердо обещаю его сохранить. Если конфликт с кем-то, попробую помочь уладить. Если нарушение обычая, постараюсь найти ему ритуальный противовес. Если нужна моя помощь, можете на меня рассчитывать в пределах моих способностей и возможностей".
"Ни то, ни другое, ни третье, хотя..." - начал было Одинго, но Отина его прервала, что нечасто случается в африканских семьях: "Поскольку ты не понимаешь, о чем идет речь, словом, не в курсе этого, слава Богу, все более редкого обычая, держись, как у нас говорят, за баобаб".
Она перевела дыхание, взглянула в глаза Одинго и решительно, будто прыгая жарким днем в холодную воду, выпалила заветное и запретное: "С точки зрения формальной, Одинго мне - не муж, а друг, любовник, в лучшем случае - гражданский, по взаимному согласию, сожитель. Одинго формально не является отцом наших детей, а я - матерью. Моим законным мужем считается богатая женщина, занимающаяся торговлей овощами и фруктами, бездетная вдова Вамбуи Кената, заплатившая моему клану положенный по обычаю щедрый выкуп в виде быка, нескольких коров, овец, коз, ассегаев, калебасов...
Согласно древней традиции после трагической гибели ее супруга старейшины моего клана за хороший выкуп и в знак поддержания дружеских отношений с соседями отдали меня ей в "жены" для рождения наследника. Но, сам знаешь, женщины, даже если их собрать со всей Африки, наследника родить не смогут... без мужчины. Поэтому необходимого для этой цели "друга" вдова опять же в соответствии с обычаем нашла (не буду лукавить, не без моего согласия) в возрастной группе покойного супруга, среди его друзей-побратимов, проходивших вместе с ним годы детства, отрочества, юности и обряд инициации. Вдова оплатила и свою "свадьбу" со мной, а также - добрая душа - начало нашего сожительства с Одинго. По правде говоря, мы ведь давно приглянулись друг другу. Но маленьким бедным людям приходится строить свои отношения не всегда по собственной воле, а подчас по стихии складывающихся обстоятельств.
Чего стоило нам обоим категорическое требование вдовы, кстати, не ею придуманное, а соответствующее одному из древнейших наших обычаев, давно потерявшему свое значение, относительно присутствия при первом акте нашей близости четырех свидетелей, которые должны были подтвердить мою непорочность и сам факт начала интимной жизни. Неужели боялась, что мы будем морочить ей голову, будто, несмотря на все наши старания, наследник никак, мол, не получается? Предки, конечно же, были мудры, в этом грех усомниться. Но ведь жизнь тоже не стояла на месте, как заснеженная вершина Килиманджаро".
Отина перевела дух, еще раз посмотрела мне в глаза (насколько серьезно я воспринял услышанное), а затем безо всякого перехода вдруг затронула собственно больную тему социальной цены благородства бездетной вдовы и тягостных обязательств, наложенных на них с Одинго в связи с таким, поистине странным, браком.
"Ведь дети, рожденные в нашем союзе, считаются детьми духа покойного мужа вдовы, трагически погибшего в схватке с леопардом-людоедом, терроризировавшим деревню, где он родился. И его наследниками. Так клан мужа позаботился об удержании стад, имущества, оружия, участка земли и детей покойного в своей орбите. Вдова же от его имени распоряжается судьбой детей, по крайней мере вплоть до того времени, пока они пройдут обряд инициации. Даже имена им дают старики клана покойного охотника".
Другими словами, выходило, что Одинго, по сути дела, был нанят вдовой на средства покойного супруга для выполнения его мужских функций. А дети, зачатые, рожденные и воспитанные вами в любви и согласии, следуя племенному кодексу чести, принадлежат человеку, умершему задолго до их зачатия, а бездетная состоятельная вдова - распорядительница их судеб, по крайней мере вплоть до совершеннолетия.
"Но ведь, как гласит любимая пословица великого африканского поэта и философа Леопольда Сенгора, именно чрево делает человека благородным. Значит, право материнства и в Африке священно, - решился я нарушить становившуюся неприличной тишину. - Ведь твоя кровь, Отина, освященная духом моджа (абусуа), течет в жилах ваших детей. А дух спермы клана Одинго передал им черты лучших его предков".
"И все-таки обычай у нас в Африке подчас сильнее не только генетики, логики, но и житейского здравого смысла. Каково, думаешь, мне, здоровой, как говорят у вас в России, бабе считаться женой женщины и рожать от любимого человека детей, предназначение которых - обеспечить вдове и роду ее покойного супруга право пользоваться его имуществом, а затем стать наследниками богатства мужчины, которого я никогда не видела и заведомо не увижу?!"
Вернувшись с разламывающейся от противоречивых мыслей головой в гостиницу, я прочел в своде традиционного права народности кикуйя: "Когда муж умирает, оставив бездетную вдову, неспособную к деторождению, вдова может взять жену. Вдова уплачивает выкуп семье избранной женщины и подыскивает для нее мужчину из возрастной группы ее мужа. Дети, рожденные от такого брака, считаются детьми покойного мужа вдовы и самой вдовы". Кстати, у ряда родственных племен такого рода изменение структуры семьи путем инкорпорации в нее молодой женщины - потенциальной роженицы и необходимого ей для рождения наследника мужчины, согласно обычному праву, возможно и при живом муже. В подобной ситуации женщина, оказавшаяся бесплодной (нередко в результате повреждения ее гениталий во время инициации) или имеющая только дочерей, "может взять в жены девушку и уплатить за нее обычным путем брачную плату". Даже при жизни мужа. Женщина избирает мужчину из рода мужа для половых сношений с девушкой, и рожденные дети будут принадлежать женщине, которая уплатила выкуп.
В роли организатора такой искусственной семьи может выступать не обязательно вдова или замужняя женщина, не имеющая естественного наследника, но и просто богатая особа, которая не желает изнурять организм беременностью и родами, но хочет сохранить участок земли, отару скота, торговый лоток, хижину или дом, принадлежавшие ее матери, сложным путем принятия на себя функций социального отца женского рода по отношению к рожденным по оплаченному ею заказу детям. Поскольку выкуп выплачивается в основном животными, последних нередко называют "детьми скота", не вкладывая в это никакого обидного смысла, ибо дети есть дети, а скот - основное в саванновой и пустынной зонах средство существования людей и мерило социального престижа его владельца.
Между прочим, судебная практика показывает, что прецеденты, основанные на традиционном праве "данного народа и территории", как правило, перевешивают юридическую аргументацию британского либо континентального законодательства, по моделям которых формируются национальные кодексы большинства государств Африканского континента.
