«Палитра – красота» и «пол-литра – высота»

Раиса и Николай Дорожкины с сыном — хозяева литературного салона в городе ракетчиков (1961 год). Фото из семейного архива Дорожкиных

Старшее поколение помнит, как в шестидесятые годы на крупных предприятиях стали появляться устные журналы. В нашем подмосковном Калининграде (Королеве) это были «Виток» (РКК «Энергия»), «Горизонт» (ЦНИИмаш), «Спектр» (КБ Химмаш), «Сатирикон» (НПО ИТ)… Каждый выпуск такого журнала был настоящим праздником для горожан, которым удалось достать пригласительный билет. Собирая материал для статьи об устном журнале ЦНИИмаша «Горизонт», я узнал, что у этой общественной просветительской организации, работавшей с 1965 года и до горбачевской перестройки, были своеобразные предшественники – вечера встреч с интересными людьми.

Одним из первых таких предшественников был вечер, организованный сотрудниками отдела динамики ЦНИИмаша. Как рассказал мой коллега Николай Яковлевич Дорожкин, проработавший в этом подразделении более 50 лет, на встречу с коллективом отдела приехали два Героя Советского Союза – заслуженные летчики-испытатели Марк Галлай и Сергей Анохин, поэт Борис Ласкин, поэтесса Инна Кашежева и Владимир Кошелев. А Николай Яковлевич вспомнил, что еще раньше, в начале шестидесятых, бывали и домашние устные журналы. «Но об этом, – сказал он, – лучше расспросите мою жену, она принимала эти собрания как хозяйка и лучше помнит подробности».

Пропагандист астрономических знаний В. Нейман – автор теорий расширяющейся Земли. Фото из архива автора

Я последовал его совету. В назначенный вечер мы сидим у Дорожкиных, и Раиса Ивановна вспоминает, с чего все начиналось: «Это было время массового увлечения поэзией. Читали стихи на дружеских встречах по поводу и без повода. Молодые специалисты, выпускники лучших вузов Союза, жили первое время в коммуналках и на съемных квартирах. Телефонов не было, да и телевизоры приобретать не спешили. Ходили в кино, театры, музеи. Читали журналы – литературные, научно-популярные. Обсуждали пикировки «Нового мира» с «Октябрем». Коллеги по работе часто общались на досуге.

Мы обычно встречались по-дружески с Валентином Носенко и его женой Далей Лукашевич. Бывали в компании и другие сотрудники. Однажды кто-то предложил почитать стихи – каждый своих любимых поэтов. А потом стали уже собираться специально на домашние поэтические вечера, без какой-либо периодичности. Мой младший брат Виктор, приехавший из Хабаровского края поступать в МИИГАиК, тоже стал непременным участником таких встреч – у нас или у четы Носенко-Лукашевич. Часто звучали строки Брюсова, Багрицкого, Шенгели, Гумилева, популярного тогда Евтушенко… И не только. Токарь Станислав Козырев читал стихи и поэмы Ивана Никитина и Ованеса Туманяна. Кочегар электростанции Николай Зембицкий предпочитал стихи Дмитрия Кедрина. Даль Лукашевич – филолог-тюрколог – читала лирику Расула Гамзатова и свои переводы из Навои, Низами, Хафиза…

Поэт и переводчик Александр Александрович Энгельке из Ленинграда. Фото из архива автора

Позже стали декламировать и свои стихи. К этому пришли не сразу. Вначале устраивали соревнования – писали буриме на заданную рифму или экспромты на определенную тему. Вот, например, были заданы рифмы «палитра – красота» и «пол-литра – высота». Носенко выдал лирическое: «Как многоцветная палитра,/ Твоя богата красота./ Ты далеко… Со мной – пол-литра./ В ней – глубина, в ней – высота». А Козырев отчитался с рабочей прямотой: «В космос я возьму пол-литра/ – Это будет красота!/ Не робей, моя палитра,/ Что такая высота!» Потом решили взять тему «Что вижу, о том и пишу». Я незадолго до этой встречи купила красивую вазу из богемского стекла. Стали писать о ней. Валя Носенко, как всегда, подошел возвышенно: «Я дверь открыл и замер сразу/ – Передо мной поэмою/ Переливалась, пела ваза/ Из сказочной Богемии». А мой брат Витя Семенов высказался в пику хозяйке: «Зачем мне богемская ваза?/ Мещанство – сплошная зараза!/ Зачем гардероб и диван мне?/ Усну я неплохо и в ванне!»

Но шуточными куплетами дело не ограничивалось. Дорожкин и Носенко в эти годы посещали занятия ЛИТО и время от времени собирались вдвоем – писали стихи и тут же их обсуждали. Однажды они договорились написать по стихотворению на историческую тему, а потом прочитать на очередном домашнем вечере. Но об этом лучше расскажет автор…».

Оказывается, Николай Яковлевич хорошо помнит этот опыт: «Эти наши опусы были позже напечатаны в многотиражной газете предприятия. Валентин Анатольевич обратился к истории Древнего Рима и написал «Марш гладиаторов». Вот послушайте: «Над колизейской ареной/ Стоит кровожадный рев:/ Здесь, на песке алея,/ Наша прольется кровь./ Мы снова идем на сцену,/Где зрители все – палачи,/ И с криками «Аве цезарь!»/ Вверх вздымаем мечи». Последняя строфа заканчивалась словами «Завтра на бой последний/ Нас поведет Спартак!».

Меня тогда больше интересовала эпоха Ивана Грозного, и я написал «Кромешную песню»: «Булата звон, подков железный стук./ Мы, конные, по городам и весям./ Встречай-ка, мужичье, царевых слуг!/ А хошь, у вас боярина повесим?/… Как черный ворон, конь мой вороной,/ Как черная ночная непогода./ Крути покрепче руки за спиной/ Врага царя и, стало быть, народа!../ Гуляй, опричник – годы пролетят,/ И келья удаль жаркую остудит./ А кто из нас был прав, кто виноват –/ История когда-нибудь рассудит.» Носенко сразу же положил наши творения на музыку, и мы их пели в застольях. Как-то приезжал из Новосибирска мой однокурсник Рустам Сафин, талантливый музыкант. Услышав эти песни, он записал слова, а через некоторое время их уже исполняла пионерская самодеятельность в лагере его предприятия, куда он на лето устраивался баянистом».

Поэт Илья Львович Френкель – автор слов известной песни «Давай закурим!». Фото из архива автора

Но на вечерах у Дорожкиных и Носенко бывали и профессиональные поэты и писатели. Вспоминает Раиса Ивановна: «Первым, насколько я помню, был поэт-переводчик Владимир Рогов. Его пригласила Даль Петровна как своего коллегу. Владимир Владимирович был очень интересным человеком. Владел несколькими языками. Сын журналиста-международника, много лет прожил в Китае и США. Дружил с Ираклием Андрониковым, Мартиросом Сарьяном, Верой Марецкой и многими артистами театра Моссовета, где одно время работал. Преподавал в МГУ. Рассказывал нам о встречах с Александром Вертинским, Михаилом Пришвиным. Великолепно читал стихи Брюсова, Гумилева, Шенгели, Кедрина, свои переводы из Китса и Браунинга. Из русских классиков ХIХ века особенно выделял Некрасова и в семидесятых годах подготовил композицию по его произведениям «Золото, золото сердце народное», которая была поставлена в Театре Моссовета.

Искусно пародировал некоторых артистов, в том числе своего друга – мастера пародии Андроникова. Перевел на английский «Слово о полку Игореве». У нас есть собрание сочинений Джека Лондона, так все встречающиеся в нем стихотворные строки переведены В.В. Роговым. Он очень любил бывать на наших домашних вечерах, а иногда приезжал просто так – на дни рождения…

А еще в шестидесятых годах у нас дважды побывал поэт и переводчик Александр Александрович Энгельке из Ленинграда. Но о нем лучше расскажет Дорожкин…».

Слово берет Николай Яковлевич: «Александр Александрович был моим школьным учителем немецкого языка. В моем родном Мариинске он оказался после освобождения из лагеря, где отбывал срок по 58-й статье. Интереснейший человек! Сын царского офицера, учился в Пажеском корпусе, потом, как и отец, служил в Красной армии, участник штурма Варшавы в 1920 году. Окончил лингвистический факультет ЛГУ, преподавал иностранные языки в Высшем военно-морском училище, ходил с курсантами в рейсы. Был осужден по ложному доносу, потом реабилитирован, вернулся в Ленинград и в училище.

Я, бывая в командировках в Питере, навещал его. И он с женой Верой Михайловной приезжал к нам в гости. Мы сразу же созывали нашу компанию, слушали его переводы с немецкого, английского, французского и других языков, читали ему свои опусы и выслушивали объективную критику. Расспрашивали о работе переводчика. Он переводил стихи Г. Сакса, Г. Шторма, Г. Гейне, В. Гюго, Г. Лонгфелло, прозу Ш. Нодье, испанских и латиноамериканских писателей. В 1968 году вышла в его переводе книга Альфреда де Виньи «Неволя и величие солдата» – в серии «Литературные памятники». Несмотря на суровую жизненную долю, Сан Саныч (так мы его звали со школьных лет) оставался добрым, жизнерадостным человеком, с неподражаемым остроумием. Вечера с его участием затягивались до поздней ночи…»

Я поинтересовался, бывали ли на вечерах поэты, известные не как переводчики. Раиса Ивановна уточнила: «А таких поэтов, которые не переводят других на свой язык, вероятно, и не бывает. Вот и тот, о котором я хочу рассказать, тоже переводил с немецкого, молдавского, татарского. Это поэт Илья Френкель – автор слов известной песни «Давай закурим!». Именно она сделала автора знаменитым, хотя у него есть и другие песенные тексты. В тридцатые годы часто звучали гимн Коминтерна «Заводы, вставайте» и песня «Комсомолец-пилот». А после войны – песня «В защиту мира»: «Вновь богачи раздувают пожар,/ Миру готовят смертельный удар./ Но против них миллионы людей/– Армия мира всех сильней!»

Илья Львович был сыном ученого-революционера и родился в сибирской ссылке, в Кургане. Участник трех войн – гражданской, финской и Великой Отечественной. Его первые поэтические опыты одобрили Эдуард Багрицкий, Николай Асеев и Александр Прокофьев. На наших вечерах он читал в основном свои стихи, не вошедшие в сборники. Прочитал, конечно, поэму «Маячник» и другие вещи, написанные на неподражаемом черноморском «суржике». Воевал с 22 июня 41-го до 9 мая 45-го. Рассказывал, как на фронте встречался с Константином Симоновым, Борисом Горбатовым, Сергеем Михалковым, в каких приходилось бывать переделках».

Николай Яковлевич рассказал, что с Френкелем его познакомил поэт Алексей Смольников, которому он показывал свои стихи: «Алексей Степанович рекомендовал мне позаниматься в поэтической студии при ЦДЛ, которую вел И.Л. Френкель. Я ездил туда с полгода, а когда студию закрыли, Илья Львович предложил бывать у него дома, в Лаврушинском переулке. А я пригласил его на наш домашний устный журнал. Один раз он приезжал с женой Эмине-ханум, а потом с поэтом Смольниковым. Алексей Степанович тоже фронтовик, писал стихи и прозу – его книга «Сотворение родины» трижды переиздавалась. Переводил удмуртских поэтов, будучи уроженцем тех мест. У нас читал свои стихи на темы Древнего Египта, Московской Руси, Хиросимы… От него мы впервые услышали стихотворение Б. Пастернака «Рождественская звезда»: «Стояла зима,/ Дул ветер из степи,/ И холодно было Младенцу в вертепе/ На склоне холма…»

Но, как выяснилось из дальнейшей беседы, встречи происходили не только дома у Дорожкиных и Носенко. Вспоминает Раиса Ивановна: «Насколько я знаю, Рогов выступал и в университете культуры ЦНИИмаша. А потом, когда строили первые корпуса МЖК (молодежного жилищного комплекса), были встречи с поэтами на стройплощадках и в залах собраний уже заселенных домов. Выступали Илья Френкель, Герой Советского Союза летчик Василий Емельяненко, Игорь Грудев, Александр Волобуев…

После заселения нашего дома Дорожкин организовал клуб интересных встреч – естественно, на общественных началах. В зале собраний мы слушали лекторов общества «Знание» – международников, историков, искусствоведов… Именно здесь впервые после московских аудиторий выступил Игорь Чарковский, который пропагандировал роды в воде и обучение плаванию с грудного возраста. Многим запомнился творческий вечер Юрия Визбора. Очень интересными были лекции ученого из Минска В.К. Зайцева, сотрудника Третьяковской галереи А.Е. Галкина, специалиста по древнейшей истории кандидата наук А.А. Горбовского… Часто приезжал из Москвы известный пропагандист астрономических знаний, кандидат наук В.Б. Нейман – автор теорий расширяющейся Земли. Мы называли его циклы лекций «Неймановскими чтениями». На них собирались любознательные из соседних городов – Мытищ, Фрязина, Щелкова…»

Клуб МЖК работал до начала перестройки. А потом упразднилось общество «Знание», прекратилась пропаганда науки и искусства, стала вырождаться литература и вообще культура – пришли рыночные отношения. В МЖК все залы стали чьей-то собственностью. В доме начались квартирные кражи, появились железные двери, решетки на окнах… «Общечеловеческие ценности»!